Путешествие на восток
Шрифт:
Сейчас государыня лежала на боку, повернувшись к Джу спиной, и прижимала его ладонь к тому месту, где болело – посерединке, снизу, под ребрами. А Джу старался отвлечь себя посторонними мыслями от нежных бедер, от белой кожи, от спелых вишенок на кончиках грудей и золотых завитков волос на шее возле затылка, легких и тонких, как паутинка… «Ну и что, что не совсем женщина? – вертелось у него в голове. – Раз государь на ней женился, значит – можно?..»
Она вдруг вздохнула и потянулась, выпрямляя позвоночник. Словно откликнулась на его грешные мысли.
– Джу? – тихо спросила она.
Он в ответ погладил ладонью мягкий животик. По крайней мере теперь он был не Лал, не Фай, не Ли, не
– Почему у тебя тут кровь? – удивилась она, и Джу поправил рубашку, чтобы прикрыть следы зубов. – Тебя ранили? Я ничего не помню. Почему мы не попали в Большой Улей?
Хотела приподняться, но заскулила и уткнулась обратно Джу в плечо.
– За нами гнались, – рассказал ей Джу. – Нас вынес Людоед.
– Кто такой Людоед?
– Вон там стоит, – Джу показал на загородку.
Людоед пошевелился и пошлепал губой. Государыня немного помолчала.
– А почему он – Людоед?
Джу немного помолчал. Она ждала. Пришлось рассказать.
– Он был конем генерала Хоя из Белой Крепости. Пережил восемь месяцев осады. В городе не было фуража, и командирских лошадей кормили мертвечиной. Потому что генерал без коня – не совсем генерал. Неприятельскими солдатами и своими. Специально собирали трупы. Те лошади, которые не ели, умерли с голоду. А Людоед – вон стоит.
Кажется, история про Людоеда ей не понравилась.
– Ужас какой, – прошептала государыня и замолчала надолго.
Потом был новый приступ. Несильный, зато полностью контролируемый и осознанный. Все то, что было раньше, прошло в тумане пьяного гриба, а эту боль она теперь запомнит надолго.
Когда-то, давно-давно, когда Джу было лет восемь и он только поступил в подготовительный класс «Каменных Пристаней», за старыми сараями, на месте которых сейчас стоит пекарня, он нашел слепого котенка. Котенку было голодно и холодно, он дрожал и едва слышно мяукал. Джу пожалел котенка и положил его за пазуху. Но кормить слепыша в «Каменных Пристанях» было нечем, и жалость не помогла. Котенок попищал-попищал – и издох. Джу плакал первый раз в жизни.
С тех пор он боялся брать живые существа в руки и класть их за пазуху. Он избегал кого-то жалеть, потому что мало кому мог оказать действенную помощь. А жалость без помощи сродни издевательству. Лучше иметь возможность и не хотеть помочь, чем хотеть помочь, но не иметь возможности. Шлюху, даже желанную, даже любимейшую из шлюх, очень просто взять за волосы и поставить перед собой на колени. Потому что помочь ей – это дать возможность заработать. А закрывать своими губами горькие от слез и идущей горлом желчи губы, чтобы боль не кричала, это помощь кому? Чужой боли или себе?.. Неизвестно.
Когда все кончилось, Джу ее отпустил. Последний раз провел руками по липкому от холодного пота телу снизу вверх, расслабляя сведенные судорогой мышцы, снял ее со своих колен и посадил на набитый морской травой матрас. Чтобы не жалеть потом себя, когда ее потеряет. Чтобы не гоняться, как собака, за собственным хвостом. Это не певичка, которую можно купить, подкопив денег. Это другое. И чтобы не пришлось плакать в третий раз.
У нее были растерянные больные глаза. Она осторожно легла, и Джу укрыл ее старушечьим лоскутным одеялом.
– Постарайся поспать, – посоветовал он. – Уже проходит. Теперь тебе будет легче.
Он соскочил с лежанки, взял кафтан, стал обувать сапоги. Пора было поить-кормить Людоеда и доить глупую козу.
– Не уходи, – вдруг сказала государыня. – Не бросай меня, Джу. Обещай мне, что не бросишь.
– Обещаю, – сказал он.
Что хорошо у пьяного гриба: скажешь себе «спать» и спишь. Без лишних мыслей и без снов. Скажешь: «не спать» – и глаза хоть склеивай, не закроются. А плохо то, что потом вместо флакончика с порошком приходится носить в рукаве фляжку с виноградной водкой, и время от времени к ней прикладываться. Из-за этого недостатка на следующий день господин Дин был навеселе с раннего утра.
Сначала у него состоялась встреча с одним из немногочисленных родственников императора, служащих в Царском Городе, – с государственным казначеем киром Варруром. Малое количество ходжерцев при дворе, учитывая обычную склонность правителей пристраивать на высокие посты в первую очередь родственников, а затем уж всех остальных, могло натолкнуть на мысль, будто государь своих родственников не любит. На самом же деле ходжерцы никогда не рвались исполнять дворцовые ритуалы и у всех на глазах решать дела государственной важности. Им принадлежала бульшая часть финансовых учреждений Столицы и Северного Икта, и для жесткого контроля над Царским Городом им этого было достаточно. Сейчас архипелаг Ходжер, страна ростовщиков и банкиров, в сваре северян и придворных заняла нейтральную позицию. Ничего другого и нельзя было ожидать. Война за северные провинции волновала сухопутных торговцев. Ходжерцы были торговцами морскими, а тарги – торговцами речными, то есть какими-никакими, а конкурентами. Поэтому позиция Ходжера в сложившихся обстоятельствах являлась скользкой и темной и сводилась, в основном, к невмешательству ни в чьи дела. Ходжерцы не сомневались, что нашествие внутренних обитателей на север страны – явление временное, если не сказать сезонное, и на поставках продовольствия в разоренные войной провинции они надеялись потом сделать хорошие деньги. Тут военной помощи не получил бы и сам государь, что уж говорить про Дина. Идущие в Столицу ходжерские корабли предлагалось использовать для переброски войск в Северную Агиллею, и оплатить фрахт государственными деньгами. Что и сказать, спасибо, кир Хагиннор Джел, за подарок – свечки огарок.
Потом, прямо в Царском Городе, Дина облаяла собака. Если бы Первый министр понимал язык животных, он, вне сомнения, узнал бы о своей жизни множество нелестных подробностей. Хозяйка собаки, госпожа Шер Шерилар, желала знать, где император. Знать ей это было совсем не обязательно, но, как Дин и опасался, кое-кто в подставу не поверил. Это можно было предвидеть с самого начала. В Царском Городе появились и стали множиться странные слухи. Дин ничего объяснять не стал, боясь словами только ухудшить положение. Нет государя – и все тут. На севере война, дел много. Вернется? Откуда Дин знает, когда государь вернется. Ведь ей он тоже не дает отчета, куда и с кем пошел и в какое время его ждать назад. Захотел – ушел, захотел – вернулся. На то и государь. Госпожа Шерилар изволила разгневаться и топнуть ножкой, а проклятый пес чуть не цапнул Дина за рукав. Пришлось поставить госпожу Шерилар на место. Подстилка должна лежать в постели и молчать, а не мешаться в дела государственной важности.
Следующей проблемой господина Дина был кир Аксагор, топтавшийся на ведущем к Эгироссе торговом тракте. Сама Эгиросса не бунтовала и не требовала вернуть республику всего лишь потому, что все бунтовщики уехали из нее в Столицу. В результате к бывшему эгиросскому наместнику приспела изрядная поддержка. Воевать за республику собравшееся войско, скорее всего, было уже не склонно, потому что сюда тоже добрались вести о войне в Агиллее. Но кир Аксагор успокаивал людей тем, что якобы встреча с государем решит все проблемы таргов. Личной встречи с государем он, конечно, не добился. Зато к нему приехал господин Дин.