Путешествие на Запад. ТОМ III

Чэн-энь У

Сунь У-кун смеясь стал огрызаться.

– Злое чудище! Если ты хочешь знать, на что я способен, подойди поближе и выслушай меня:

Был наделен я с младенчества силой чудесной, Слух о которой доныне гремит повсеместно. Слава о ней по земле разнеслась и по тверди: Мало мне было той славы земной и небесной – Дух непокорный возжаждал достигнуть бессмертья. Странствовал долго я, полный великого рвенья; Долго искал я учителя, чьи наставленья Мне бы открыли дорогу к вершинам познанья, Мне бы явили от смертных сокрытую тайну Жизни, что вечно течет, не страшась завершенья. Час долгожданный настал, и проник я несмело В ту дорогую смятенному сердцу обитель, Где ожидал меня славный, достойный хранитель Мудрости древней, дарующей жизнь без предела. Он научил меня многим вещам сокровенным, Мог я принять по желанью обличье любое; Начал я знанья свои применять дерзновенно: Вольно гуляя по всей необъятной вселенной, Стал потрясать сумасбродно земные устои. Я возомнил себя выше всех сущих законов. Предков-воителей дух овладел непреклонно Мною, и подвиг любой мне казался отрадой. В бурных морях покорял я коварных драконов, Походя тигров себе подчинял кровожадных. Я укреплял свою волю в пещерах подводных, В шуме ревущей стремнины ковал свою твердость, В горные выси, к владениям духов свободных Вечно

влекла меня неутолимая гордость. Высшим доверием был облечен я вначале: Высшею милостью я удостоился званья «Равного небу», и в честь величайших познаний, Мной обретенных, Премудрым меня величали. Также я звался прекрасным Царем обезьяньим. К почестям был я приучен и почестей жаждал, Снова и снова встречая везде поклоненье. Но приключилося как-то со мною однажды, Что неумышленно мне нанесли оскорбленье: Мне одному позабыли послать приглашенье, Дабы почтил я присутствием пир, что давала В дивном саду своем вечно цветущем богиня, Матерь царя Сиван-му. Сад над озером синим Был расположен. Вода ключевая питала Током своим его и до краев наполняла Чашу крутых берегов животворною влагой. В гневе своем преисполнившись злобной отваги, Светлый источник похитил я дерзкой рукою, Озеро вмиг превратив в каменистую сушу. Горе, досада терзали мятежную душу! Тайно, непрошеным гостем, проникнув в покои, Где приготовили слуги достойной царицы Разные блюда, я тотчас их пробовать начал. Быстро хватая, глотая еду наудачу, Съел я мозги драгоценные феникса-птицы, Печень дракона и множество разных целебных Яств перепробовал. Век свой продлил я сторицей, Персиков дивных поев, что дарят долголетье. В тайную тайных проникнул, напиток волшебный Здесь отыскал и насытился им до предела. Тот, кто вкушал его, на десять тысячелетий Длил свою жизнь, достигая бессмертных удела. Разных безделиц из ярких каменьев и злата, Разных диковин бесценных похитил я много В славной обители мудрых, в небесном чертоге. Взял я иные себе, а иные запрятал. Вскоре о буйстве моем, о неистовой силе Стало известно Нефритовому властелину. Войско небесное грозный собрал император, Рати несметные в битву великую кинул. Воинам дан был приказ, чтоб меня укротили. Духов свирепых, что девять светил населяли, Натиском бурным своим я тотчас опрокинул, Разом подмял под себя – не они победили: Я одолел их, и вмиг пред ними склониться? Всем полководцам земным уготовил я встречу, Раны тяжелые им нанеся и увечья. Горечь бессилья познав и печаль пораженья, Все полководцы небесные с поля сраженья Вспять повернули, меня не заставив смириться. Тут император Нефритовый волей-неволей Был принужден к Наполнителю рек обратиться. Малый мудрец, наполнявший речные потоки, Рать свою славную вывел на бранное поле: Воинов в битве искусных и в сече жестоких. Всей своей силой они меня не побороли! Семьдесят раз и два раза свой облик меняя, Я полководца и воинов дерзко морочил. В мощи волшебной моей убедившись воочью, Бросились те, словно птиц потревоженных стая, В страхе на помощь к себе Гуаньинь призывая. С Южного моря явилась она, словно вестник победы, Равных себе в целом свете не зная героев! Войско за войском неслись нескончаемым строем – Так налетают в грозу градоносные тучи, Видом своим устрашая, – но страх мне неведом! Вазу цветочную, веточку ивы плакучей Также враги мои против меня обратили. Все ж я держался ценою великих усилий, Всей своей волей и тайным уменьем держался. Но одолел меня некий противник сильнейший, Сам Лао-цзюнь досточтимый, правитель мудрейший, Против меня обративший свой скипетр алмазный! Тут по рукам и ногам меня крепко связали, Пред императором, словно преступник опасный, Гордо склонясь головою, покорно предстал я. Судьи, собравшись, меня виноватым признали В многих мятежных, злонравных, коварных деяньях. Все, что решат они, мог угадать я заране: Должен за все поплатиться я жизнью своею Судьи мои палачу приказали скорее Острым мечом своим тотчас меня обезглавить… Но не смогли они смертью моею прославить Имя свое, ибо меч тот от согнутой шеи, Словно от камня, отскакивал, искры роняя. Недруги долго и тщетно трудились, не зная, Как умертвить меня, чтобы вернее избавить Землю и небо – весь мир от проказ моих дерзких, Чтобы утихло в груди неумолчное сердце! Шестеро духов меня, непокорного, ввергли В печь, полыхавшую пламенем грозным и ярым! Прочно за мною закрыли железную дверку. – Но постигал я науку бессмертья недаром: Жизнь моя жаркая в пламени том не померкла. Сорок и девять томительных дней, не сгорая, Тело мое закалялось, подобное сплаву. Сбив все засовы, запоры умелым ударом, Вышел из печи я, новой овеянный славой, Новой наполненный силой и злобою новой: Не удержали меня ни замки, ни оковы. Был я готов повторять все былые забавы! Духи найти на меня не сумели управы И обратиться решили к великому Будде, Чтобы помог всемогущий им сладить со мною, Чтоб сотворил он для них долгожданное чудо, Ибо ему лишь под силу свершенье любое. Поднял меня Татагата одною рукою, Перевернул, как младенца, и на землю кинул. Гору высокую он на меня опрокинул, Чтобы не смел я буянить, придавленный ею. А император Нефритовый тут же затеял Праздник и пиршество в честь усмирения неба. С этого времени западный край величали В память победы «Обителью радости крайней». Тихо и праздно века надо мной протекали, Но усмирен я своим наказанием не был, – Тяжкой горою придавленный, злобствовал втайне. Уста мои пищи полтысячи лет не вкушали; Ни горсточки риса, ни капли душистого чая Не проглотил я, в неволе жестоко страдая. Может быть, я бы доныне под камнем томился, Если бы праведник, самый старейшин из сущих, В это же время на землю сойти не решился. Светоч науки, добра негасимый светильник, Был он мудрейшим в прошедших веках и в грядущих, И Золотого кузнечика имя носил он Средь обитателей неба, могучих, всесильных, И среди смертных, в земных поселеньях живущих. В Танской империи праведник тот появился; Душу властителя славной империи этой Старец премудрый был призван спасти от соблазнов И напитать ее знанием, силой и светом. Цели великой, достойной служа безотказно, В путь он отправился долгий, тяжелый, опасный: Будде великому старец желал поклониться И попросить, чтоб пожертвовал Будда блаженный Древние свитки и книги науки священной, Чтоб к императору с ними он мог возвратиться. В это же время Гуаньинь, что когда-то сразилась С буйством моим, над бедою моею склонилась, Ведая то, что смягчился порыв мой мятежный В павших на долю мою испытаниях прежних, Веря, что должен к добру я прийти неизбежно, Стала она обращать меня в светлую веру Будды

благого, и словом его и примером Меня убедила с безумством навеки расстаться, Освободила меня из-под каменой глыбы, К жизни прийти помогла и из праха подняться. Ныне я в эти края отдаленные прибыл, Путь свой на Запад держа, где священные книги Мы обретем, вместе с праведным Танским монахом. Дьявол негодный! Меня не научишь ты страху! Зло на себя навлечешь, самому себе сделаешь хуже, Коль не вернешь мне немедля достойного мужа!

Чудовище, выслушав все это, протянуло руку и, указывая пальцем на Сунь У-куна, яростно закричало:

– Так это ты осмелился учинить буйство в небесных чертогах! Стой, разбойник! Отведай-ка вкус моего копья!

Великий Мудрец отразил удар своим посохом и бросился на врага. Оба упорно сражались, не уступая друг другу. Стоявший за Сунь У-куном наследник Ночжа все больше распалялся, повелитель звезд Огненной доблести тоже был вне себя от гнева. Наконец они не вытерпели и обратили свое волшебное оружие и огненных воинов против злого дьявола. Сунь У-кун еще больше рассвирепел. С другого края начали действовать повелители Грома и Молний, а сам небесный князь Вайсравана взмахнул своим огромным мечом и начал разить им всех без разбора, независимо от чина и звания. Чародей дьявольски расхохотался и незаметно вытащил из рукава свой волшебный талисман. Затем он раз – жал руку, подкинул обруч высоко вверх и крикнул: «Лови!» Что-то звякнуло, и все чудесное оружие Ночжа, все огненные воины, громы и молнии, огромный меч небесного князя и железный посох Сунь У-куна оказались в чудесном обруче, а перед злым чудовищем стояли обезоруженные противники. Опять Сунь У-кун остался с пустыми руками. А злой дьявол, одержав победу, удалился восвояси, отдавая на ходу приказания своим слугам:

– Доставьте сюда каменные плиты и как следует заделайте ворота, да заодно и помещение почините. Когда все будет готово, мы зарежем Танского монаха и трех его спутников и принесем их в жертву местному духу земли. Всем вам достанется по лакомому кусочку.

Слуги бросились выполнять приказание своего господина, но рассказывать об этом пока мы не будем.

Тем временем небесный князь Вайсравана вместе с небесными полководцами вернулся на вершину горы. Повелитель звезд Огненной доблести выразил недовольство наследником Ночжа. Он упрекал его в поспешности и нетерпеливости. Властитель Грома и Молний стал ворчать на небесного князя, обвиняя его в своеволии. Один только повелитель звезд Водной доблести стоял в сторонке и молчал. Сунь У-кун сразу заметил, что небесные воины недовольны друг другом. Он смекнул в чем дело, но сейчас ничего нельзя было предпринять. Подавив в себе досаду, он сделал веселое лицо и с усмешкой сказал:

– Уважаемые господа! Не огорчайтесь. Помните древнюю пословицу: «Победы и поражения – обычное дело для полководцев». Вот и меня постигла неудача в поединке с этим чудовищем, но я пока смирился. Ведь все это происходит потому, что у дьявола есть волшебный обруч, при помощи которого он причиняет нам вред, вот и теперь он снова обезоружил нас. Но не волнуйтесь, сейчас я схожу и узнаю, откуда этот дьявол взялся.

– Куда же ты теперь пойдешь? – спросил наследник Ночжа. – Ведь в прошлый раз ты ходил к Нефритовому императору, и по его приказу было проверено все небо, однако об этом чудовище так ничего и не узнали.

– Я вспомнил, – ответил ему Сунь У-кун, – что власть Будды безгранична. Вот и решил отправиться к Будде Татагате. Пусть окинет своим всевидящим оком все четыре материка и узнает, откуда появилось это чудовище, где оно живет, каково его происхождение и что за обруч у него, который обладает такой волшебной силой. Чего бы мне это ни стоило, я непременно изловлю дьявола, чтобы вы могли радостно вернуться на небо…

Тут все небесные духи-полководцы в один голос заговорили:

– Скорей принимайся за выполнение твоего прекрасного намерения. Не жди ни минуты, живей отправляйся! Скорей!

О, чудесный Сунь У-кун! Он сразу же перекувырнулся и очутился на облаке, которое быстро домчало его до горы Линшань. Там он спустился с облака на вершину по благодатному лучу и стал осматривать гору и ее окрестности. Вот что представилось его глазам:

Горы вздымались гряда за грядою, Вверх громоздились одна за другою, К самому небу рвались чередою Снежных, сверкающих круч. Их голубые вершины, казалось, Лбами крутыми созвездий касались Выше клубящихся туч. С далей заоблачных свет благодатный Кротко струился на мир необъятный, И расстилался под солнцем отрадный, Дивный, таинственный край, Край, что всех прочих чудесней и даже Краше, быть может, чем родина наша – Благословенный Китай. Горные выси, глубинные недра Жизнью дышали, извечной и щедрой, И под порывами свежего ветра Долу клонились кусты, И на луга, на лесные поляны Тихо роняли наряд свой багряный, С веток слетая, цветы. Мудрых монахов протяжное пенье, Колоколов монастырских гуденье В душу вселяли покой, И постигали, склонясь в умиленье, Полные благочестивого рвенья, Люди великого Будды ученье, Смысл его вечно живой. В рощах священных, в тени кипарисов Древние старцы в сияющих ризах Тихий вели разговор, Взором следя, как в небесные дали Белые аисты круто взмывали, В необозримый простор. Парами черные шли обезьяны, Всем подносили плоды. Шкурка звериная, вся без изъяна, Светлой была, – как луной осиянна, Нежная, глаже воды. Средь небывалых цветов и растений Так же попарно ходили олени И раздавали дары. Каждый от них получал аметисты, Камни, рожденные в девственно чистом Лоне гранитной горы. Гордые горы! Крутые вершины, Скаты, подъемы, ручьи и стремнины, Необозримая даль! В мире другие такие отроги, Выси и скаты, пути и дороги Сможешь ты встретить едва ль! Только в краю этом видишь и чувствуешь всюду – И на земле и на небе – благое величие Будды!

Сунь У-кун залюбовался чудесными горными видами. Вдруг кто-то сзади окликнул его:

– Откуда ты явился и куда путь держишь?

Сунь У-кун быстро обернулся и увидел перед собою бикшуни, почитаемую за ум и добродетель и удостоенную за это священным званием Арья.

– У меня есть важное дело к Будде, – с поклоном отвечал Великий Мудрец.

– Отчего же ты любуешься здесь горами, а не спешишь в монастырь к Будде, хитрец ты этакий?

– Я впервые попал в этот чудный край, – отвечал Сунь У-кун, – потому и позволил себе такую дерзость.

– Ступай за мной, – приказала монахиня.

Сунь У-кун пошел следом за ней, и вскоре они подошли к воротам храма Раскатов грома. Им преградили путь восемь рослых хранителей Будды с алмазными жезлами в руках.

– Жди меня здесь, – сказала монахиня Сунь У-куну, – а я пойду доложу о тебе и скоро вернусь.

Сунь У-куну пришлось остаться за воротами. Между тем монахиня пришла к Будде, сложила руки в молитвенном приветствии и, поклонившись ему, сказала:

– У Сунь У-куна есть какое-то дело, и он хочет повидаться с тобою, Будда Татагата.

Будда велел передать хранителям, чтобы они впустили Сунь У-куна. После этого хранители отошли от ворот, дав дорогу Сунь У-куну.

Сунь У-кун, склонив голову, совершил глубокий поклон перед Буддой. Когда он закончил церемонию приветствия, Будда спросил его:

– Я слышал о том, что досточтимая бодисатва Гуаньинь освободила тебя от кары и ты, последовав закону Будды, дал обет охранять Танского монаха в его паломничестве на Запад за священными книгами. Каким же образом ты очутился сейчас здесь? Расскажи мне, что произошло?

Сунь У-кун опустил голову и стал рассказывать:

– О мой Будда, я расскажу тебе обо всем. Приняв твое учение, я отправился сопровождать Танского монаха, моего наставника, в его странствованиях на Запад. Когда мы дошли до горы Золотой шишак и достигли пещеры Золотой шишак, неожиданно появился главарь демонов по имени великий князь Единорог. При помощи волшебных чар ему удалось утащить моего настав ника и сопровождавших его путников к себе в пещеру. Я пытался добром вымолить у него похищенных, но он не внял моим просьбам, и мы вступили с ним в поединок. У чародея есть волшебный обруч; вот этим обручем он и захватил мой железный посох. Я думал, что этот чародей – небесный полководец, спустившийся на грешную землю, и отправился в небесные сферы, чтобы узнать, кто он такой. Обыскали все небо, но чародея нигде не нашли; тогда Нефритовый император в помощь мне отрядил небесного князя Вайсравану с наследным принцем Ночжа. Но злодей снова пустил в ход свой обруч, обезоружил сына небесного князя и завладел всеми шестью видами его оружия. Я упросил правителя звезд Огненной доблести сжечь чудовище небесным огнем, но чудовище справилось с огненными силами тем же обручем. Я стал просить правителя звезд Водной доблести залить его водой, но и это не удалось. Мне пришлось много потрудиться, чтобы выкрасть у него свой посох и захватить обратно все оружие, похищенное им. После этого мы снова вызвали его на бой, но он тем же способом обезоружил нас, и мы не смогли покорить его. Вот почему, мой Будда, я явился к тебе и молю проявить великую милость: сказать, что это за дьявол и откуда он родом. Я отправлюсь и захвачу его сородичей и соседей, а затем изловлю и его самого. Только так я смогу спасти моего наставника и дать ему возможность честно и до конца выполнить свой долг.