Путешествие по пушкинской Москве
Шрифт:
С детства Пушкин был жаден до книг. Сестра его вспоминала: «Учился Александр Сергеевич лениво, но рано обнаружил охоту к чтению и уже девяти лет любил читать Плутарха или “Илиаду” и “Одиссею”… Не довольствуясь тем, что ему давали, он часто забирался в кабинет отца и читал другие книги; библиотека же отцовская состояла из классиков французских и философов XVIII века». Любовь к чтению развивали в детях и родители, читая им вслух занимательные книги. Отец в особенности мастерски читал Мольера.
Среди друзей дома Пушкиных было немало литераторов – историк Николай Михайлович Карамзин (однажды Саша весь вечер просидел у отца на коленях, слушая его), баснописец Иван Иванович Дмитриев, поэты Василий Андреевич Жуковский и Константин Николаевич Батюшков. В семье был и свой поэт – брат отца Василий Львович Пушкин, баловался стишками и Александр Юрьевич Пушкин, двоюродный дядя Саши по матери.
«Первые его попытки были, – писала сестра Ольга, – разумеется, на французском языке… В то же время пробовал сочинять басни, а потом, уже лет десяти от роду, начитавшись порядочно, особенно “Генриады” Вольтера, написал целую герои-комическую поэму, песнях в шести». Тетрадку с поэмой он никому не показывал, но однажды «гувернантка подстерегла тетрадку и, отдавая ее гувернеру Шеделю, жаловалась, что m-r Alexandre занимается таким вздором, отчего и не знает никогда своего урока. Шедель, прочитав первые стихи, расхохотался. Тогда маленький автор расплакался и в пылу оскорбленного самолюбия бросил свою поэму в печку». А еще Саша любил разыгрывать перед сестрой свежесочиненные комедии, но ежели публике (то бишь Ольге) не нравилось, он не обижался…
Любовь к литературе прививала внуку и бабушка – Мария Алексеевна Ганнибал, оказавшая огромное влияние на подрастающего Сашу. По свидетельству Ольги Пушкиной, она «была ума светлого и по своему времени образованного; говорила и писала прекрасным русским языком…». Даже Дельвиг позднее отмечал удивительный эпистолярный дар Марии Алексеевны. Последнее обстоятельство оказалось важнейшим для воспитания Пушкина именно как русского поэта – ведь в то время основным языком общения российского дворянства был французский. Вероятно, бабушка и научила Сашу читать и писать по-русски, привив ему любовь и к родному языку. Из ее уст будущий поэт узнал немало интересного о своих известных предках, оставивших яркий след в русской истории, будь то род Ганнибалов или Пушкиных.
Восполняя недостаток внимания родителей, Мария Алексеевна все свое время старалась проводить с внуком, настолько непоседливым, что иногда у нее опускались руки, на что она сетовала своей знакомой: «Не знаю, матушка, что выйдет из моего старшего внука: мальчик умен и охотник до книжек, а учится плохо, редко когда урок свой сдаст порядком: то его не расшевелишь, не прогонишь играть с детьми, то вдруг так развернется и расходится, что его ничем не уймешь; из одной крайности в другую бросается, нет у него середины. Бог знает, чем это все кончится, ежели он не переменится». А самого Сашу она часто журила: «Ведь экой шалун ты какой, помяни ты мое слово, не сносить тебе своей головы».
В то же время бабушка могла гордиться другими качествами любимого внука. Маленький Пушкин, к примеру, поражал всех своей памятью, с ходу запоминая впервые услышанные стихотворения, которые читали дядюшка Василий Львович и баснописец Дмитриев. Пушкин повторял затем стихи наизусть. К бабушке Пушкины выезжали с 1805 года почти каждое лето – семья проводила теплые деньки в Захарово, близ Звенигорода (ныне Одинцовский район Московской области). [5]
Помимо бабушки поэт испытал в детстве влияние еще одной замечательной старушки – няни Арины Родионовны, ставшей для него богатейшим источником народных легенд, преданий и сказок. Няня (крепостная его бабушки) воспитала несколько поколений семьи. Получив вольную, она тем не менее продолжала жить с хозяевами. Ольга Пушкина указывает, что Арина Родионовна мастерски говорила сказки, знала народные поверья, сыпала пословицами и поговорками. Неудивительно, что творческое наследие поэта настолько богато сказками – всего их известно семь. До сих пор ломаются копии относительно фамилии няни – в одних источниках ее называют Яковлевой, в других Матвеевой…
5
Мария Алексеевна прикупила «сельцо Захарово» (впервые упоминается в документах в 1586 г.) с 13 крестьянскими дворами и 134 душами в 1804 году за 28 тысяч рублей и владела им до 1811 года, когда, согласно источникам, в нем насчитывалось 900 десятин земли, 10 крестьянских изб, в которых проживало 60 «душ крепостных». Продала она его уже за 45 тысяч рублей дальней родственнице – Харитонии Ивановне Козловой, невестке своей родной сестры Аграфены. Степан Шевырёв, проживавший по соседству, вспоминал, что «деревня была богатая: в ней раздавались русские песни, устраивались праздники, хороводы, и, стало быть, Пушкин имел возможность принять народные впечатления». Помимо главного дома, в усадьбе имелись и два флигеля, в одном из которых и жил летом Саша. Ни флигеля, ни дом не дошли до нашего времени, хорошо, что в послании к своему лицейскому товарищу Павлу Юдину в 1815 году поэт увековечил усадьбу стихами: «Мне видится мое селенье, Мое Захарово…». Пушкин как-то поделился с Павлом Нащокиным воспоминанием о своем деревенском детстве, и тот писал: «Семейство Пушкиных жило в деревне. С ними жила одна родственница, какая-то двоюродная или троюродная сестра Пушкина, девушка молодая и сумасшедшая. Ее держали в особой комнате. Пушкиным присоветовали, что ее можно вылечить испугом. Раз Пушкин-ребенок гулял по роще. Он любил гулять, воображал себя богатырем, расхаживал по роще и палкою сбивал верхушки и головки растений. Возвращаясь домой после одной из прогулок, на дворе он встречает свою сумасшедшую сестру, растрепанную, в белом платье, взволнованную. Она выбежала из своей комнаты. Увидя Пушкина, она подбегает к нему и кричит: “Mon frиre, on me prend pour un incendie” (фр. “Брат, они меня приняли за пожар”). Дело в том, что для испуга к ней в окошко провели кишку пожарной трубы и стали поливать ее водою. Пушкин, видно, знавший это, спокойно и с любезностью начал уверять ее, что ее сочли не за пожар, а за цветок, что цветы также поливают».
Некогда территория усадьбы Бутурлиных была куда более обширной, нежели сейчас. На плане 1759 года главный дом – одноэтажный, с мезонином, который в 1805-м был надстроен вторым деревянным этажом. Перед домом находился парадный двор с каменными флигелями по бокам. Вход в усадьбу был обозначен воротами посреди чугунной ограды. На воротах, естественно, львы.
Няня Арина Родионовна. Рисунок А.С. Пушкина
Со второй трети XVIII века усадьбой владела семья Корфов: Иоганн Корф, камергер двора императрицы Анны Иоанновны, затем с 1759 года – его сын генерал-поручик Н. Корф. Последующие хозяева усадьбы менялись как перчатки – статский советник Ф.Г. Швет, адмирал И.Л. Талызин (с 1767 года), с 1780-го – камер-юнкер князь И.П. Тюфякин (мы с ним еще встретимся по другому пушкинскому адресу). И, наконец, в 1789 году усадьба перешла к графу Д.П. Бутурлину, прикупившему в 1794 году соседний участок у камер-советника прусского короля Генриха Никласа.
Родословная у графа Бутурлина была наизнатнейшая. Графское достоинство в 1760 году получил еще его дед – бывший денщик Петра I, генерал-фельдмаршал Александр Борисович Бутурлин. Детство и молодость Бутурлина пришлись на екатерининскую эпоху. В 1765 году отец Дмитрия Петровича был назначен посланником в Испанию; вскоре после смерти матери его отдали на воспитание к дяде, графу А.Р. Воронцову, впоследствии государственному канцлеру. Была у Бутурлина и крестная мать – императрица Екатерина Великая, одарившая крестника при рождении чином сержанта гвардии. При выходе из кадетского корпуса Бутурлина определили адъютантом к князю Г.А. Потемкину-Таврическому. Затем он служил по Министерству иностранных дел.
Крестная, следившая за карьерой Бутурлина, могла бы немало поспособствовать его дальнейшему продвижению, если бы не вредный ветер перемен из Франции, навеявший молодому графу всякого рода либеральные идеи. «Увлекшись в молодости либеральными теориями, вызвавшими Французскую революцию, отец умолял императрицу отпустить его в Париж, в чем она ему отказала и за что он, рассердившись, оставил службу и переехал на жительство в Москву», – писал сын Д.П. Бутурлина Михаил.
Дмитрий Петрович Бутурлин
В 1810 году, как раз в то время, когда Пушкин удивлял Бутурлиных своими первыми стихами, внуком Екатерины II Александром I именным высочайшим указом по придворной конторе было «повелено поручить в смотрение имеющееся в Эрмитаже собрание картин» графу Бутурлину. Выбор Бутурлина на пост директора Эрмитажа оказался неслучаен. Современникам граф был известен «глубокой и разносторонней ученостью, иностранцев удивлял своим энциклопедическим всеведением». Бутурлин вслед за Горьким мог бы повторить, что всеведению этому он обязан книгам. Книгам, которые он собирал долгие годы.