Путешествие по Советской Армении
Шрифт:
Вдоль улиц красивые каменные раковины держат в своей глубине серебряную, день и ночь прядающую струйку живительной питьевой воды. Серебряным веером встают брызги двух фонтанов возле памятника Шаумяну. А красавица Занга вошла в самый город, или, вернее, центр города вышел к ней. Раньше надо было пройти 7 километров, чтобы добраться до красивого базальтового ущелья реки, а сейчас из центра, через подземный туннель-автостраду, вы в пятнадцать — двадцать минут выходите на прогулку прямо в это ущелье. Вам навстречу поет голубая река, несущая свои воды из Севанского озера. Берега ее одеты густым кружевом садов. Прекрасны эти сады в окраске осени: яркая желтизна ив, кроваво-красный цвет груши, коричневая ржавчина дуба. Тонко свистит гудок, бежит из ущелья паровозик, — это действует детская железная дорога, построенная здесь Ереванским дворцом пионеров; бегут вагончики, полные детворы, и гомон реки сливается со счастливым гомоном десятков детских голосов.
Новая Армения строилась почти тридцать лет. Но в послевоенной пятилетке строительство Еревана стало поистине грандиозным [114] . Армянские газеты в середине 40-х годов были полны «видениями Еревана» конца текущей пятилетки. Но, как и всегда у нас, действительность ярко превзошла все самые смелые мечты и планы.
Вместо воображаемого «города будущего» посмотрим сейчас на самый город, каким он стал трудом и волею большевиков за истекшие три десятилетия. В Шехерезаде дух, вышедший из бутылки, скованной печатью Соломона, строит из ничего в
114
Например, еще в 1944 году из новых 284 тысяч квадратных метров жилого фонда республики половина строилась в Ереване.
Два здания особенно хороши. Их ясная, продуманная красота как бы дает ключ к пониманию общего стиля города. Это Дом правительства из розового артикского туфа и Театр оперы и балета; оба — народного архитектора Армении, покойного академика А. И. Таманяна [115] . Он первый поднял голос за необходимость использования богатого древнего зодчества Армении как собственной классической традиции. Но все подлинно национальное, дорастающее до государственного значения, государственной высоты, основано не на одном умении использовать свою местную традицию, а и на творческом сочетании национальных форм с законами исторического развития общества. Академик Таманян был универсально образованным и культурным человеком. Он не просто возродил армянскую национальную архитектуру, а сумел сочетать художественные каноны классики с насущными требованиями великой советской эпохи, с высокой значимостью для народа общественных зданий. Именно это открыло перед молодыми архитекторами Армении широкую дорогу для развития. Ученики и соработники Таманяна: архитектор М. В. Григорян, создавший монументальное, а в то же время такое легкое и окрыленное, словно бегущее по стартовой дорожке своих лестниц, поднимая крылья для полета, здание ЦК Коммунистической партии Армении на проспекте Баграмяна; архитектор С. Сафарян, воздвигший на центральной площади города красивое здание треста «Арарат», с чудесными арками входа, похожими на внутренность створчатой раковины; архитектор Г. А. Таманян, достроивший театр своего гениального отца, — и много других талантливых строителей Армении всю душу вложили в счастливое творчество нашей великой социалистической эпохи. По городу можно пройти, как по художественному собранию, любуясь очерком новых домов и улиц. Вот большая, залитая светом, центральная площадь. Стремительная фигура Владимира Ильича (скульптор С. Д. Меркуров) встает над нею на гранитном постаменте. Против нее — недавно облицованное белыми плитами и снабженное красивым портиком старое, на четыре улицы выходящее своими стенами, здание Филармонии. Дальше, в северной части города, монументальные колонны Государственного издательства Армении; благородный мотив внутренней двусторонней лестницы — выложенная отполированным розовым мрамором передняя Государственной библиотеки; круглый гармоничный храмик, в своем круговом движении напоминающий знаменитый храмик Брамаите в Риме (Государственная обсерватория); строгие, увенчанные скульптурой стены рукописехранилища («Матенадарана»); задумчивый силуэт памятника Хачатура Абовяна в конце улицы, носящей его имя [116] . И высоко над въездом в город со стороны Канакерского шоссе возвышается грандиозный «Монумент Победы» работы архитектора Рафо Исраэляна и того же скульптора С. Д. Меркурова. Он посвящен нашей победе в Великой Отечественной войне.
115
Александр Иванович Таманян (1878–1936) — родился в Екатеринодаре, ныне Краснодар, выдвинулся в России к концу XIX века в ряды выдающихся архитекторов. В 1917–1918 годы был избран вице-президентом Академии художеств в Петрограде. Из его работ дореволюционного периода следует отметить выставочные павильоны в Ярославле, знаменитый дом князя Щербатова на Новинском бульваре в Москве, где Таманян разрешил задачу сочетания изолированного дворца-особняка с доходным многоквартирным домом. В 1920 голу А. И. Таманян перебирается в Армению. С большим нравственным удовлетворением вспоминаю незначительный сам по себе, но все же сыгравший свою роль факт косвенного моего участия в этом переселении. Дружески сойдясь с семьей Таманяна летом 1918 года в Анапе, я вела переписку с Александром Ивановичем и как-то получила огромное письмо от него, где он восторженно писал о возможности заново строить Армению, о гениальном армянском зодчестве и о богатстве в Армении строительного материала. Это письмо, написанное с юношеским восторгом и заразительным волнением большого мастера, я передала первому председателю Совнаркома Армении, Саркису Лукашину, на которого письмо произвело сильное впечатление. А. И. Таманян получил от армянского правительства приглашение приехать работать. С 1920 года и по самый день его смерти, шестнадцать лет, А. И. Таманян перепланировывал и застраивал Армению, покрывая ее своими бессмертными созданиями. Александр Иванович в годы советского строительства стал народным архитектором Армении.
116
Новый памятник X. Абовяну работы скульптора Степаняна.
Но не только в этих отдельных зданиях и даже не только в продуманных архитектурных ансамблях красота и новизна столицы Армении. В середине 40-х годов здесь уже было немало построено великолепных зданий и законченных ансамблей. Но в республике еще не хватало огромного количества мелочей для городского быта — деревянных, фарфоровых, металлических. Дома были построены, а двери и оконные рамы плохого качества; проведены были трассы для новых улиц, но вокруг домов не распланировано, во дворах — строительный мусор. Сейчас появилась комплектность. Прекрасная архитектура в прекрасном обрамлении: все асфальтировано, вдоль улиц деревья в вырезанных на тротуаре квадратиках; к подъездам ведут культурные дорожки; чугунные решетки по рисункам художников; газоны цветов и над цветами — изящная каменная ваза, обелиск, памятник; дорожки в скверах посыпаны песком, снабжены удобными скамейками. Сама уличная жизнь изменилась. Обязательные переходы по углам, сигнализация для транспорта, чинные новые троллейбусы, масса новых автомобилей — и целое море электрического света по вечерам, тоже обдуманного, тоже связанного с планом и внешним обликом города, — от столбов до фарфоровой арматуры.
Изменилась и внутренность домов, еще пять лет назад создававшаяся нетребовательно, лишь бы взойти по лестнице, закрыть дверь на замок, иметь фортку в окне. Сейчас — красивые лестницы из разнообразных цветных плиток; дверные ручки и замки дорогого, солидного сорта, полы в комнатах дубовые, паркетные, фарфор и мрамор в кухне и ванной, холодильники, кое-где электрические плиты. Блестящая сталь, отполированное дерево, цветной кафель, майолика — все
Не сразу создалось волшебное превращение грязного губернского городишки в передовой центр социалистической республики. При капитализме всегда налицо разрыв между благоденствием отдельной верхушки и благосостоянием всего народа; дворцы там уживаются рядом с лачугами, город небоскребов может подняться среди разоренных деревень, голодных пролетарских окраин. Но чтоб вырос город в нашей стране, как вырос Ереван, коммунистам Армении вместе со всей коммунистической партией, вместе со всеми советскими людьми нашего необъятного Союза пришлось много, много потрудиться. Надо было заложить социалистические основы тяжелой промышленности, обобществленного сельского хозяйства, покрыть страну заводами и фабриками, рудниками и электростанциями, дорогами и механизмами, вырастить, воспитать, вооружить знанием народные массы — не в одной только Армении, а и во всем нашем Союзе, потому что изолированного роста одного какого-нибудь уголка в нашей великой стране, сильной своим органическим единством, нет и не может быть. Светлая мысль нашей партии, светлый, неутомимый труд всего нашего народа вложены в каждый камень строительства маленькой республики Армении, как и всего Советского Союза.
Выросла своя интеллигенция
В письме к большевикам Закавказья от 8 мая 1921 г., сыгравшем такую огромную роль в жизни закавказских народов, В. И. Ленин писал о привлечении «к строительству хозяйства интеллигенции». И старая армянская интеллигенция горячо откликнулась на зов. С первых дней революции она в большинстве своем пришла работать с коммунистической партией. Вице-президент Петербургской академии художеств, армянин родом, архитектор Александр Иванович Таманян находился в эти первые дни революции за рубежом, в столице Персии, почти без дела и без работы. Революция сперва казалась ему стихией разрушения, но когда неожиданно стали доходить до него слухи о том, что в Армении началось строительство, он поехал работать в Советскую Армению. Для архитектора целая страна, где начал строить весь народ, — редчайший и желаннейший случай в жизни.
Около двух десятков лет народный архитектор Армении Таманян строил новую страну. Он был занят всегда только одним, вся его жизнь слилась с работой, с изучением новых задач городского строительства, изучением памятников Армении, строительных материалов Армении, обдумыванием, обсуждением, созданием проектов и планировок. Во всех городах республики росли его дома, города республики постепенно и верно перекраивались по его планам, продиктованным новыми требованиями социалистического благоустройства. Так возникал новый, советский архитектурный стиль. Роптали мелкие собственники, когда сносились старые дома из необожженного сырца, падали глиняные заборы. Но на месте их прокладывались стройные пролеты улиц, покрывались асфальтом, возникали скверы, пела и прядала в каменной вазе серебряная водяная струйка, выросли теплые розовые колоннады дома-дворца, — этот дом рос, как драгоценное дерево в лесу, сперва на узкой улице, теснимый прижатыми друг к другу старыми зданиями, потом эти здания пали, как деревья от топора; вокруг него все обнажилось, он остался один на площади, и очерк его стал видимей глазу; он становился все монументальнее, покрывался драгоценным орнаментом, а площадь раздвигалась все шире и шире. Так из скромного первоначально «дома Наркомзема» вырос таманяновский Дом правительства. И все выше и выше поднималось круглое здание Нардома, ныне Театра оперы и балета — любимое детище Таманяна.
Ереванцы привыкли к сухой, высокой фигуре Александра Ивановича, к его дымчатым очкам и седой острой бородке. Они часто видели его, шедшего пешечком, не торопясь, по разворошенным, в сугробах глины и камня, улицам перепланировавшегося им Еревана. Он никогда не заговаривал о собственном быте, собственных нуждах, потому что он прочно исключил их из собственного сознания. А. И. Таманян приехал в Армению со страстной потребностью — давать и давать, творить и творить, а не брать и не устраивать свое благополучие. Все эти годы он был очень счастлив. Я не помню его вне ощущения им полноты бытия. Люди и учреждения перебирались в построенные им дома. Когда он умер, как-то припомнилось, — с хорошей гордостью за человека, с благоговением к его памяти, — что сам Александр Иванович с большой семьей не успел переселиться в отведенную ему новую квартиру — не хватило времени для этого. Сейчас, когда созданное Таманяном начинает восприниматься слитно, дополняя одно другим, когда раскрывается в городах принцип его планировки, вся армянская архитектурная молодежь воспитывается на его наследии. Так, кроме великого вещественного следа, этот народный зодчий оставил армянам и творческую традицию.
В Баку и Тбилиси хорошо знали чрезвычайно красивого старика, с молодым, горячим взглядом из-под очков, с крутым, ясным лбом, над которым сверкали серебряной белизной кудри, с тонким, изящным ртом на бритом лице. Этот старик любил жизнь, дорожил ею, любил комфорт и общество; каждый день за обедом, до глубокой старости, он выпивал рюмочку коньяку — «порцию огня», как он шутя говорил. Это был большой армянский писатель, автор романов «Артист», «Хаос», автор «Намуса» и «Из-за чести» — Александр Ширванзаде [117] . Если говорить о комфорте, то жизнь его спокойно текла бы в Тбилиси, где у Ширванзаде была хорошая квартира. Но старый человек, которому пошло за седьмой десяток, перебрался, как юноша, в столицу новой, Советской Армении, по-холостяцки ютился в гостинице, жил путешественником. Он тоже приехал давать, и давал одним своим присутствием, тонкой и высокой культурой человеческой личности, которой веяло от каждого его слова, от старомодной вежливости и наблюдательности. Это был писатель, родившийся для литературы. И, молодая еще, армянская советская литература училась у него прозрачной ясности армянского языка, глубокому реализму, умению раскрывать характеры в движении истории, в их связи с обществом и временем.
117
Александр Ширванзаде (1858–1935) — псевдоним классика армянской литературы Александра Мовсесяна. Родился в Азербайджане, в городе Шемахе, в семье ремесленника — портного. Шемаха с ее старинным бытом и нравами дала много материала писателю («Намус», «Злой дух», «Фатьма и Асад»). Окончил пятнадцати лет уездное русское училище, пошел служить: сперва развесчиком соли (изучил соляное дело), потом писарем, счетным работником в Баку, на нефтяных промыслах. Приобрел огромный опыт жизни. Знание нефтепромышленного мира 80-х и 90-х годов прошлого века помогло ему при создании монументального реалистического романа «Хаос». Ширванзаде, как и Горький, мог бы назвать своими университетами богатую опытом учебу у жизни. Его рано потянуло в литературу. Покинув Баку, он переселился в Тбилиси, бывший центром тогдашней литературной жизни Закавказья. Две напечатанные там повести — «Пожар на нефтяном промысле» и «Из дневника приказчика» — своим ясным языком, чистотой стиля, новизной материала и знанием жизни сразу выдвигают Ширванзаде в первые ряды армянских писателей. Он сотрудничает в газете «Мшак» («Работник»), издававшейся либералом Г. Арцруни, пишет романы, новеллы, статьи, глубоко и правдиво отражая жизнь армянского общества. После Октябрьской революции, уже маститым писателем, перебирается в Ереван, где пишет пьесу «Кум Моргана» (сатира на быт армянской буржуазной эмиграции) и два тома мемуаров «В горниле жизни».
Лучшие его вещи — «Злой дух», «Намус» (экранизированы), «Хаос» (переведен на русский язык Я. С. Хачатрянцем, и дважды издан Гослитиздатом), «Артист» (переведен на русский язык Я. С. Хачатрянцем, издан Гослитиздатом), пьеса «Из-за чести» (издана в издательстве «Искусство», в переводе Я. С. Хачатрянца). Творчество Ширванзаде давно вышло из рамок армянской литературы и стало широко известно не только русскому, но и зарубежному читателю.