Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году
Шрифт:
Не сводя глаз с гигантских развалин, я был как бы очарован ими, пока не въехал в темную галерею, которая, при пяти саженях вышины, имеет более двухсот шагов в длину. Освещаемая висячими фонарями, она выводила на внутренний двор развалин, до того усеянный обломками, что приходилось изворачиваться между торчавшими из земли колоннами, капителями, плитами и кучами осколков. Из всего этого хаоса возносились к небесам шесть исполинских колонн, уцелевших от храма Солнца, а против них стоял храм Юпитера, построенный из развалин первого, в цветущее время Антиохийского царства Селевкидов.
К храму Солнца примыкает круглый двор, обнесенный стеною с полукруглыми углублениями, в которых поделаны ниши для статуй. Вся постройка стоит на искусственном четырехстороннем холме, наружные стены которого облицованы колоссальнейшими монолитами. Так, например, с одной стороны по всему фасаду храма Солнца лежат только три камня, каждый сажен пять длины и в две вышины; на них положены глыбы, в половину, или третью часть, меньше. Непонятно, каким образом они были иссечены в соседних каменоломнях, какими способами доставлены к месту и как нагромождены друг на друга. Чудное здание обращено в развалины не столько невежеством завоевателей, сколько землетрясениями, из которых последнее случилось восемьдесят лет тому назад. Наружная стена приспособлена арабами к обороне и представляет род крепостной ограды с бойницами, сложенными из различных обломков. Храм Юпитера замечательно сохранился, так что о нем можно себе составить полное понятие до мельчайших подробностей. Он построен параллелограмом и окружен со всех сторон галереей прелестнейших коринфских колонн. Против входных дверей, обращенных на север, видны следы двух рядов колонн, но из них уцелели только три. На южной стороне сохранились в целости тоже три колонны, и три в половину; на восточной пять, из которых одна прислонилась к стене. И, наконец, на западной стороне, остался ряд в девять колонн, с капителями и сводчатым потолком богатейшего рисунка, соединяющим колонны со стеною. Во внутренность храма входишь чрез великолепный портал, с опустившимся средним камнем, под который и подведен фундамент, с целью задержать разрушение.
Надо видеть, как высечен из камня рельефный узор, украшающий портал. Издали он кажется превосходнейшим венецианским кружевом. Внутри, вдоль стен, идут полукруглые колонны, а в простенках между ними помещаются, в узорчатых рамках, ниши для статуй. Все стены в рост человека исписаны именами путешественников на всевозможных языках.
Вдоволь налюбовавшись развалинами, мы вернулись в лагерь и отправились обедать под зеленый шатер, около которого играл, к сожалению, нестройный хор музыки.
После бесподобного заката солнца, озарявшего храмы и всю окрестность, когда, сбросив с себя позолоту последних лучей, вершины колонн и развалины сквозились черным силуэтом в нежных переливах потухавшей зари, их вдруг осветили бенгальскими огнями. И без того колоссальные, то исчезая, то ярко выделяясь из темного фона ночи, они принимали фантастические образы и казались очарованному глазу еще втрое большими. Вслед за тем сожгли фейерверк, который своими шутихами возбудил смех и веселье между нашими нукерами и жителями, пришедшими из города.
Пред чаем Его Высочество пошел с нами в храм Юпитера посмотреть на свой шифр, высеченный в южной стене против места, где, должно быть, помещался главный жертвенник. Дорогу освещали факелами; их мерцающий красный свет терялся среди громадных развалин, только вскользь выделяя из мрака какую-нибудь опрокинутую колонну, торчащий осколок, плиту, или груду камней. Окончив свой дневник, я лег и тотчас же крепко заснул, несмотря на вой шакалов и желание помечтать…
Утром встали в 6 часов. Солнце уже поднялось, пока мы одевались, поспешая к чаю. Палатки и вещи навьючивались на мулов, при ужасной брани их погонщиков. Глядя на них, иногда мне казалось, вот-вот подерутся или схватятся за ножи. Ничуть не бывало: хватались, только не за ножи, а за вещи, и, быстро опрокидывая, убирали палатки. Пред тем, чтобы вскочить в седло, общество наше собралось у портала храма Юпитера и было очень удачно снято фотографом из Бейрута. В половине девятого мы простились с Гелиополисом, и, пройдя галерею, обогнали караван нашего обоза у каменоломень, в которых лежит чудовищный монолит, оставшийся от построек храма Солнца.
Сегодня мы должны перевалить через цепь Анти-Ливана до Зебедани, а завтра идти долиною Баррады к Дамаску. Дорога тотчас же подымается в горы, усыпана камнями, словно песком, но привычные лошади пробираются по ней как ни в чем не бывало – только сиди да поддерживай повод, чтобы не споткнулись; в более трудных местах брось повод и не мешай. Вначале горы имеют вид не превышающих друг друга холмов; идя, то подымаешься, то опускаешься по их круглым скатам, покрытым полями да тощею зеленью, по которой пасутся стада баранов. Поля вспаханы. Час, два ходу, все то же скучное однообразие. Но вот, наконец, пред нами глубокая поперечная долина, с лужайкою и быстрым ручьем, в густо разросшейся зелени платанов и тополей. Под тенью орехового дерева, недалеко от ручья, палатка с завтраком. Как манят прохладная тень и мягкий ковер палатки! Кажется, недалеко, но нет: чтобы добраться до цели, надо сначала спуститься по высохшему руслу громадного водопада. По крайней мере, такою казалась ведущая туда дорога. Следуя примеру других, а отчасти и потому, что мне надоело наклонное положение спины моей лошади, я слез с коня и отдал его ехавшим сзади конвойным. Прыгая с камня на камень, чрез полчаса я добрался до завтрака и растянулся во всю длину на ковре. За завтраком мы обыкновенно получали холодное мясо, курицу, крутые яйца, сыр, виноград, изюм, миндаль и грецкие орехи. Все это обильно орошалось красным вином, хересом, коньяком и моэ, прелестнейшим кристалловидным напитком, называемым по-русски водою, а по-арабски – моэ.
Обыкновенно к завтраку мы приступали с каннибальским аппетитом и жаждою Тантала; под самый же конец пути сухая курица ужасно надоела. Но вот утолили голод и жажду. Отдыхаем. Художник рисует. Я вытаскиваю из дорожной сумки дневник, чернильницу, перо и лениво заношу все виденное по пути. Чрез час Великий Князь встал. На коней, и пошли к ночлегу в Зебедань. С этого места долина стала живописна. Горы всевозможных оттенков, между красно-бурым, желтым и синевато-серым цветами, близко сходились, образуя теснины, или расступались для полей и лужаек. На дне журчал и вился серебристою змейкой горный поток, пробиваясь по камешкам среди стройных тополей и платанов. Мы ехали гуськом. Тропа следовала за направлением русла, подымалась на кручи; опускалась, то исчезая за глыбою выступавшей скалы, то пересекая обработанное поле, выбегала на лужайку, догоняя извивавшийся в стороне ручей. Увлекшись такою лужайкой, я попал как бы в западню, случайно устроенную каменными стенками. Мне не хотелось возвращаться назад и потерять свое место в ряду, а потому, недолго думая, я взмахнул через стенку, но конь мой упал. Я не успел вскочить, как он наступил мне передними ногами на грудь. К счастию, я остался невредим, сел в седло и, не потеряв своего места, догнал товарищей. Переехав два раза поток, мы очутились в котловине, у водяной мельницы; потом повернули направо и вышли к деревне, занимавшей вход в широкую долину. С левой стороны ее окаймляли высокие утесы, вершины которых скрывались в облаках. У входа в долину мы встретили нескольких охотников, которые несли на шестах убитого медведя. Долина эта так же плодородна, как и долина Бекаа, только в ней больше виноградников и садов, обращающихся у Зебедани в целые леса. Еще одна особенность: в долине Бекаа лежащие на полях камни имеют форму плитняка, здесь же они большею частью овальны и сглажены как булыжник. Местами они покрывают поля сплошным слоем. Когда мы ехали, большая часть последних была вспахана, а в иных местах еще пахали на волах плугами и сеяли по борозде. Недалеко от Зебедани в долину врезывается цепь холмов, как стрелка в копыте. Мы держались левой стороны и чрез час были в Зебедани. Селение это лежит на скате горы и издали походит на группу груздей, растущих плоскими шапками друг из-под друга. Сады, окружающие Зебедань, обнесены высокими изгородями или же обсажены непроходимым терновником различных видов. Мы остановились у ручья на лужайке. Обоз пришел спустя два часа, усталый и измученный. Сырость и подымавшийся с берегов туман заставили разбить лагерь на каменистом поле. В ожидании обеда, который поспел только к 9 часам, развели костер и, разговаривая, отдыхали от утомительного перехода. Когда стемнело, неожиданно приехал из Дамаска принц Александр Петрович Ольденбургский [8] с Фелейзеном, и привезли пакет на имя Великого Князя с первыми письмами. На другой день выступили в половине восьмого, после часового хода; долина с южного направления круто своротила на восток. У самого поворота горы образуют теснину, а в противоположной скале, из двух пещер вытекает двумя водопадами река Баррады, орошающая нескончаемый ряд садов до самого Дамаска. Дорога, обходя скалы выветрившегося гранита и песчаника, проходит чрез узкие коридоры, шириною не больше четырех аршин. В одном месте мы взошли как бы в лабиринт таких проходов, кончившийся котловиною. Представьте себе на первом плане зеленый луг, с быстрым потоком, дальше – переброшенный аркою мост; пред мостом нагроможденные скалы, за ним роща со стройными тополями, наконец, за рощей, гранитный утес, образующий котловину. Для оживления картины вообразите себе наш пестрый поезд, змейкой извивающийся по мосту и тропинке. Казалось, вот заиграет музыка, из-за скал появятся воздушные нимфы Армиды, пленят нас танцами и опутают волшебными чарами. За этою котловиной следует другая, гораздо больших размеров. В ее отвесных скалах вырублены пещеры и иссечены человеческие фигуры. Нам говорили, что в них обитали языческие отшельники. Чтобы попасть в них, должно быть, они спускались по веревкам. С этой котловины Баррада становится шире и начинается непрерывный ряд садов до самого Дамаска. Из деревьев преобладали: ореховое, гранатовое, апельсиновое и фиговое, но были и такие, которых название я не знал. На одной горе нам показали могилу Хама. Чрез 3 часа подошли к Айн-Фиджи и остановились для завтрака. Около водопада стоит каменная часовня в память посещения Магометом, который, как рассказывает предание, дойдя до этого места, напился у водопада воды и прельстившись роскошною растительностью, сказал: «Дальше не пойду, потому что если я переступлю в земной рай, то не попаду в небесный».
8
Его Высочество Принц Александр Петрович торопился возвращением в Петербург и не делал с нами путешествия по Сирии и Палестине.
У подножия крутого утеса, среди густо растущих тополей и ореховых деревьев, стоят неопределенного вида развалины с темным сводом. Из-под свода спокойною поверхностью вытекает ключ в полукруглый бассейн, откуда, ниспадая каскадом, быстро несется в Барраду. Уголочек этот так красив, что служит жителям Дамаска местом увеселительных поездок.
Отдохнув часа полтора, двинулись дальше, завернули в первую поперечную долину и, среди редких рядов фиговых плантаций, поднялись на площадку. Сады исчезли. Пред нами – плоская возвышенность с оврагами, каменистою почвой и тощими остатками трав, выжженных солнцем. Идем час. Вдали показались какие-то всадники. Все безжизненно и томит однообразием. Мы, кажется, немного плутаем. Лошади измучились, еле поспевают за ходким конем Его Высочества. Солнце палит. Нестерпимо жарко. Уже некоторые из нас стали терять терпение, не предвидя конца, а тут говорят, что мы слишком взяли вправо и делаем крюк по крайней мере на час.
Наконец-таки достигли противоположных гор и выехали на шоссе у моста через Барраду, которая обегает с юга пройденный нами путь.
Глава IX
Въезд в Дамаск. – Наше помещение и внутренность дома в Дамаске. – Изуверная секта шейха Ибрагима. – Проколотые щеки. – Волчок. – Скорпионы. – Жаровня. – Баня. – Волшебный сад. – Сон
На мосту встретил Его Высочество наш дамаский консул Юзефович, а чрез 10 минут мы подъехали к почетному караулу и палаткам, у которых ожидали Великого Князя генерал-губернатор, мушир [9] , консулы различных держав и эмир Абд-эль-Кадер [10] .
9
Командующий войсками.
10
Абд-эль-Кадер произносят с долгим а.
После представления перешли в палатку, где был накрыт стол с фруктами и различными напитками. К великому удовольствию навстречу нам выслали экипажи и последние десять верст мы сделали в колясках. Шоссе вдоль берега Баррады обстроено рядом дач. Многие из них окружены прелестными садами с фонтанами и затейливыми киосками. По дороге стоял народ, вышедший для встречи брата Белого Царя. Некоторые были верхом, на красивых лошадях, лошаках, ослах, обгоняли друг друга и скакали, сбивая с ног бранившихся пешеходов. Шоссе кончалось открытым полем впереди Дамаска. Начиная от чисто восточного характера города, с плоскими крышами, пологими куполами, высокими минаретами и распущенными, как зонтики, пальмами, до войск и пестрой толпы народа – включительно, все характерно представляло Восток, яркий красками и солнцем. Ни один европейский костюм не нарушал картины. Турки, арабы, бедуины, негры, греки, армяне и даже евреи, все были в национальных костюмах; женщины, в белых чадрах, украшали крыши и все возвышенные места. Вдоль шоссе стояла бригада турецкой пехоты с двумя батареями, двумя эскадронами драгун на лошадях, одним эскадроном на лошаках, и одним на верблюдах: на каждом верблюде сидело по два драгуна. Когда мы проехали, то я видел, как они сделали заезд направо по три и пошли рысью. Площадь кончалась каменным мостом чрез Барраду, который упирался в городские ворота. Не успели мы в них въехать, как надо было выйдти из колясок и идти пешком, потому что в узких глинобитных улицах Дамаска экипажи не могут везде проехать. Протолпившись чрез крытый базар, пройдя несколько улиц, шириною не более трех шагов, мы наконец остановились пред маленькою дверью и вошли в дом. О, чудо! пред нами дворец и волшебный сад из «Тысячи и одной ночи». Не выхожу из очарования; все виденное с утра представляется мне как бы сказочным сном.