Путешествие в будущее и обратно
Шрифт:
— Но как же Сахарову, — возразила Шаховская, — удалось распространить по всем странам свою статью «Размышления о прогрессе», если не по разрешению и при содействии КГБ? Да и статья эта, — добавила она, — по существу защищает социализм.
Я не согласился с ней, но понял, что поколебать ее невозможно: она совершенно не понимает того, что представляет собой советская Россия и жизнь в ней.
Разговор меж тем коснулся диссидентов сахаровского крыла, и госпожа Шаховская вдруг заявила, что во взглядах этих диссидентов много русофобии, и они не хотят признавать, какую негативную роль сыграли все-таки евреи в новейшей истории России. И привела стандартный набор:
— Но ведь были и другие евреи, — возразил я и привел другой набор: Пастернак, Мандельштам, Гроссман...
— Их вы не трогайте! — возмутилась графиня. — Это люди р-р-русской культуры! Это фактически русские люди!
— То есть все, что дерьмо, то — наше, так? а что хорошее — то ваше? — поинтересовался я. И в итоге приглашения работать в ее газете, разумеется, не получил. О чем, между прочим, нисколечко не сожалел.
Но, слава богу, Шаховская не отменила интервью со мной, которое до нашей беседы поручила сделать сопровождавшему ее сотруднику газеты, некоему Шалдырвану.
Господин Шалдырван был в Гражданскую войну офицером белой армии, бежал с ее остатками в Константинополь. Он выглядел очень симпатичным человеком, и мы долго за полночь, по-русски, разговаривали с ним о судьбе России, и он рассказал мне, между прочим, впечатляющий эпизод, как в Гражданскую войну они, белые, взяли в плен комиссара, который все время поносил их во время допроса, и офицеры решили сжечь его. Обложили соломой и подожгли. «Так он и тут не перестал ругаться и предрекать нам погибель!». Рассказал он это к тому, какие, мол, страшные фанатики были среди большевиков.
Вскоре в «Русской мысли» вышло интервью со мной, и оно сыграло великую роль в моей судьбе на Западе. Мне неожиданно позвонил Иржи Пеликан. Я мечтал как-то связаться с чехословацкой эмиграцией 68-го года, но не знал, как это сделать, и тут вдруг гора сама пришла ко мне!
Иржи Пеликан объяснил, что прочел мое интервью и нашел, что мои взгляды очень сходятся с их — активистов Пражской весны — взглядами, и пригласил меня встретиться. Так началось спасительное для меня вхождение в чехословацкую эмиграцию, которой я обязан всем, чего мне удалось достичь на Западе, и тем, что я смог выжить в условиях эмиграции русской.
Напомню, кем был Иржи Пеликан. В 1948 году молодым коммунистом он участвовал в свержении «буржуазного» правительства и установлении власти коммунистов. Между прочим, из всех стран Восточной Европы только в Чехословакии это действо было поддержано весьма широкими слоями населения и прошло без вмешательства советских сил и без жертв. Велики были популярность коммунистов и уважение к Советскому Союзу. Это факт, признаваемый всеми серьезными западными историками.
Позже, в годы правления Новотного, Пеликан возглавлял Молодежный союз Чехословакии, а затем стал директором Государственного радио и телевидения, которые под его руководством блистательно разоблачали просоветский режим в республике и пропагандировали демократические реформы — «социализм с человеческим лицом». Взять хотя бы знаменитую передачу, когда в студию ТВ заманили бывших следователей ГБ и столкнули их лицом к лицу с выжившими жертвам их «правозащитной» деятельности. Это «ток-шоу» ретранслировалось по всей Европе! В Кремле Пеликана и его команду ненавидели особенно свирепо, и когда стала надвигаться угроза вторжения, Дубчек отправил Пеликана послом в Италию. «Тебе надо уехать, — сказал ему Дубчек. — В Москве на тебя очень сердиты!». Так Пеликан оказался в Италии и остался там после вторжения. Хорошо владея итальянским языком, он вступил в местную социалистическую партию, стал членом ее руководства и был избран от нее в Европейский парламент. Карьера, немыслимая для российского эмигранта. Но главным делом Пеликана в эмиграции было издание журнала «Листы» на чешском языке. Этот журнал был продолжением знаменитого еженедельника «Литерарны листы», сыгравшего, как и телевидение, огромную роль в 68-м году.
Сравнительно недавно Пеликан умер, от рака. Я до сих пор не могу к этому привыкнуть. Ирка, как звали его друзья-чехи, был очень веселым, даже озорным и в то же время очень деловым человеком. Был добрым без навязчивости и принципиальным без аффектации. Идеям демократического социализма он оставался верен до конца. Приход к власти в Чехословакии в 89-м году буржуазного правительства принял со спокойным мужеством, как и подобает настоящему демократу. Продолжал издавать «Листы», часто бывал в стране, но жить остался в Италии, в Риме. Большинство деятелей Пражской весны так же, как и Пеликан, сохранили верность своим идеалам и не вернулись в Чехию и Словакию на постоянное жительство.
Весной 73-го года, когда я появился в квартире Пеликана, в доме, располагавшемся почти в центре Рима на шумной, живой площади Виа Делла Ротонда, он пригласил меня поужинать в ресторане, размещавшемся в его доме. Его жена, известная чешская актриса, была в это время на гастролях в Австрии. По внешности Пеликан широтой лица немного напоминал советского ответственного работника, но выдавали его глаза: они были веселыми до хулиганства. О чем мы с ним тогда говорили, уже не помню. Но главным итогом было приглашение Пеликана приехать на учредительный конгресс создававшегося тогда международного движения «Третий путь», в организации которого политэмигранты из ЧССР сыграли, видимо, важную роль. И большинство из них должны были на том конгрессе присутствовать. О чем еще можно было мечтать: и «Третий путь», и герои Пражской весны!
Конгресс должен был состояться летом 73-го года в Западной Германии, недалеко от Боденского озера и австрийской границы, около знаменитого своей красотой пограничного городка Линдау, расположенного на острове. Пеликан предложил было оплатить мой билет (отдашь, мол, когда устроишься на работу, — я даже не заметил, как мы с ним перешли на «ты»!), но оказалось, что время проведения конгресса почти совпадало с приглашением для «интервью» на «Свободе» в Мюнхен, от которого недалеко было и до Линдау.
С той поры дружба и сотрудничество с Пеликаном не прерывались в течение всей эмиграции. Мы встречались с ним на различных конгрессах, на которые он меня приглашал, он не раз приезжал в Мюнхен, а я — в Рим, публиковал Пеликан мои статьи у себя в «Листах» (или в их немецкой версии), а я передавал по «Свободе» интервью с ним в своих программах, помогал он мне издавать мои книги, устраивал мои статьи в западных газетах и журналах, написал предисловие к немецкому изданию «Самоуправления», наконец, перезнакомил меня со всеми чехами — всего не упомнишь.
Мне стыдно признаться, но я только один раз был на Западе в стриптиз-клубе, и этому единственному посещению я обязан опять же Пеликану! В клубах этих, как известно, посетителей развлекают и заодно «выставляют» очаровательные женщины (которых, однако, нельзя приглашать на свидания!). Такая дама подсела и ко мне — на каком языке я разговариваю и т. д. Я жался, смущался, тогда Пеликан что-то сказал ей на ухо, и дама тут же оставила меня. «Что ты сказал ей?» — удивился я. «Сказал, что у тебя нет денег!» — рассмеялся Пеликан.