Путешествие в Древность
Шрифт:
На ужин был плов. Вот хоть убейте, но я за восемь лет активной археологической практики не смогла освоить премудрость приготовления этого блюда на костре. Обязательно или сожгу, или не доварю. Так что за плов всегда отдувалась Алиса. К плову был салат из капустки, которым я с увлечением захрустела.
Спустя минут двадцать, когда по телу растеклась приятная сытость, я заставила себя оторвать пятую точку от лавки и помочь Лисе с посудой. Приведя кухню в божеский после набега голодного отряда вид, мы направились в чадыр, где мальчики уже разожгли костер. Несмотря на дневную
К уютно горящему огню постепенно подтянулся весь отряд. Мы с Лисой, как пока единственные девочки, вольготно расположились на женской половине чадыра и лениво наблюдали за тем, как шеф устраивает моральную головомойку Сереже за кривые фотографии раскопа. А я говорила, как камеру держать нужно, но я же женщина, чего меня слушать…
Потом был чай с травами и паленые зефирки, горящие, почему-то, ярко-голубым пламенем.
Слопав свою порцию, я потянулась к шестиструнной подруге и пробежала пальцами по струнам, проверяя звучание. Нормально, чуть-чуть совсем подстроить надо. Вытянув ноги в сторону выхода, я оперлась на Алискину спину и стала потихоньку подбирать мелодию. Хотелось что-нибудь уже спеть, но мысли не шли – прямо напротив меня сидел Том, поджав ноги, и наблюдал за моими действиями сквозь язычки огня и отбрасываемые им отсветы.
– Дашик, спой «Королевну»? – Лиса запрокинула голову, положив ее мне на плечо. Я ощутила приятную тяжесть и улыбнулась. Лиска-Алиска. Родная моя, хорошая моя девочка. Безнадежный ты мой романтик… Я пробежала пальцами по струнам и тихонько запела. Мне до Хелависы, конечно, как до Луны на велосипеде, но все же…
Выводя волшебные слова песни, я чувствовала, как она дышит, впитывая каждое слово. Это действительно волшебная песня – почему-то каждый раз, когда я ее пою, происходит что-то очень хорошее…
Я ощутила, как Лиса глубоко вдохнула, и в следующую секунду услышала ее голос, сливающийся с моим:
Где-то бродят твои сны, королевна;
Далеко ли до весны к травам древним…
Только повторять осталось - пара слов, какая малость -
Просыпайся, королевна, надевай-ка оперенье…
Мне ль не знать, что все случилось не с тобой и не со мною,
Больно ранит твоя милость, как стрела над тетивою;
Ты платишь за песню луною, как иные платят монетой,
Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету…
Ты платишь за песню луною, как иные монетой,
Я отдал бы все, чтобы быть с тобою, но, может, тебя и на свете нету…
Я закончила мелодию и тоже запрокинула голову, укладывая ее на плечо Алисе. Так хорошо…
– Даша, мы требуем еще! – шеф протянул руку за чайником, но резко отдернул ее, заковыристо выругавшись. Правильно, а чего хвататься за чайник, стоящий на треноге над костром?!
– Ну, а чего требуете-то? – я подняла голову и прищурилась, оглядываясь на разливающего чай Палыча.
– А давай про того, чьи символы у нас на чадыре!
– Про Тамерлана, что ли? – я оторвалась от Алискной спины и подобрала ноги – от входа ощутимо тянуло холодом.
– Давай! – шеф широким жестом указал на кружки. – Налетайте!
Два раза просить не пришлось. Урвав каждый себе по кружке, мы принялись разорять чашку с мармеладками – теперь настало их время!
Дожевав и допив, я уселась по-турецки и снова взялась за гитару. Странная какая-то у меня сегодня история про Тамерлана получилась… Как будто не я пою, слова как в пустоту улетали… Выведя последний аккорд я на секунду зависла, глядя на гриф, а потом заиграла снова. Я эту песню не играла с того момента, как развелась с Артемом – слишком много воспоминаний. А тут накрыло…
Ой, да на что, на что сдалась я ему?
–
Словно нож, он остер и резок;
Вышивают небесную тьму
Пальцы тонких ветреных лезвий…
Я пропела эти слова и поймала на себе удивленный взгляд Алисы. Не смотри на меня так, не смотри! Не знаю я, какого дьявола! Просто хочу петь.
Замолкнув, я отложила гитару, залпом допила чай и под недоуменными взглядами народа выбралась из чадыра. Не надо за мной сейчас идти, не надо. Никому. Алиса не пойдет, она понимает, что к чему. Парни – тоже. Том… даже если пойдет, не найдет меня. Да и сомневаюсь я, что он пойдет среди ночи по мокрому лесу на реку. А я пойду.
Посоветуюсь с матерью-Катунью. Кто мне еще подскажет?..
Мокрый папоротник неприятно бил по рукам и мочил штанины, но я не обращала внимания. Выйдя на берег, я поплотнее закуталась в куртку и пошла по кромке воды. Катунь шумела, неся мусор в мутных водах, ставших после прошедшего дождя серыми. Сквозь резину сапог я чувствовала их холод, но не спешила выходить на берег, мысленно задавая реке так интересующий меня вопрос.
Набрав в легкие побольше воздуха, я тихонько запела не получившуюся сегодня песню. И сейчас, без гитары, под аккомпанемент Катуни, она вышла гораздо, гораздо лучше. Я снова, как и всегда, когда ее пела, увидела перед глазами кибитки и костры, коней и грозных воинов-степняков, прекрасного, сильного мужчину, с которым обручена костром…
– Обручью костра навеки верна - тебе не сестра, тебе не жена… - я выдохнула эти слова и улыбнулась сама себе, чуть опустив голову. Спасибо тебе, Великая река. Спасибо за то, что выслушала свою блудную дочь. Спасибо, что дала совет. Я постараюсь понять его.
Надо мной висели звезды. Огромные, близкие, яркие… Луна лениво вышла из-за тучки и нарисовала на кажущейся черной в ночной темноте глади воды серебристую дорожку, на которую мне неистово захотелось запрыгнуть и пойти туда, в небо, к звёздам…
Я вышла на берег и подняла голову, подставляя лицо лунному свету. Как же это потрясающе здорово – стоять в его лучах и смотреть, как ночная Небесная хозяйка рисует светлые дорожки на воде и камнях…
Я не слышала шагов, а как-то сразу, неожиданно обнаружила, что нахожусь в кольце знакомых рук. Том. Все-таки нашел. Первым желанием было вырваться и отскочить, но оно быстро схлынуло, уступив место другому, которое я и осуществила. Я откинулась назад, оперевшись головой и плечами ему на грудь.