Путешествие в Египет
Шрифт:
Сир Жуанвиль теперь посмотрел направо - на расстоянии арбалетного выстрела от берега двигалась галера под знаменем Сен-Дени. Едва те, кто плыл на ней, высадились, как навстречу этой лавине выступил один-единственный сарацин, глубоко уязвленный позорным двукратным бегством своих соотечественников, но в то же мгновение он был разрублен на куски; лошадь без седока вернулась к сарацинам; никто из них не отважился последовать примеру своего товарища.
Тут за спиной Жуанвиля раздались громкие крики. Король Людовик, видя, что хоругвь уже находится на берегу, не смог дождаться, пока его лодка коснется суши, и, несмотря на попытки легата удорожать его, прыгнул в море с криками "Монжуа и Сен-Дени!"26. К счастью, вода достигала ему только до плеч, и вскоре он вышел на берег - в шлеме и с мечом в руке. Остальные последовали примеру короля. Море кишело людьми и лошадьми, словно флот потерпел кораблекрушение. В эту минуту над лагерем сарацин взвились в небо три голубя и полетели в сторону Мансуры - эти гонцы несли султану
Крестоносцы не стали преследовать сарацин, опасаясь ловушки; они поставили свои палатки вокруг королевского шатра. Королева Маргарита и герцогиня Анжуйская, во время битвы находившиеся на одном из кораблей, не участвовавшем в сражении, тоже сошли на берег, и все священнослужители, возглавляемые легатом, спели "Те Deum".
Под покровом ночи Фахр ад-Дин снял свой лагерь и перешел на правый берег Нила. Затем, вместо того чтобы разрушить мост, по которому он совершил переправу, и укрыться в Дамьетте или поджидать под ее стенами христиан, он пересек город и через противоположные ворота вышел на дорогу, ведущую к Ашмун- Танах, не отдав ни единого приказа о ее обороне. Мусульмане Дамьетты, увидев, что их предали и покинули, высыпали на улицы и стали расправляться с местными христианами; гарнизон, состоящий из арабов племени бану кеиема, славящегося отвагой и жестокостью, последовал их примеру и начал грабить дома. Из всех ворот, как пчелы из улья, прочь из города устремились семьи мусульман, не зная, куда бегут, гонимые ужасом, который вселяли в них крестоносцы. Подобно тому как ураган несет с собой песок пустыни, они уносили мебель, одежду, золото и бросали все это по дороге. Гарнизон недолго оставался в Дамьетте, он тоже отступил, и к полуночи город остался не только без защитников, но и без жителей. В лагере христиан спали, когда дозорные подняли тревогу. Над Дамьеттой взвилось гигантское пламя, осветив городские стены, Нил и Гизу. Все выглядело пустынным и безмолвным, и в этом огромном пространстве, высвеченном пламенем пожарища, не видно было ни одной тени, не слышно пи единого крика. Крестоносцы не могли понять причины этой тишины и безлюдья; они сохраняли боевую готовность всю ночь. Когда забрезжил рассвет, то есть в три часа утра, в лагерь прибежали двое невольников-христиан, спасшихся от расправы; они дождались, пока город окончательно опустеет, и только после этого отважились выйти на улицу. Они и рассказали обо всем происшедшем. Король не мог им поверить, настолько невероятным казалось ему случившееся, хотя он и признал в них своих единоверцев, ибо они поклялись именем господа.
Один из рыцарей добровольно вызвался проверить истинность рассказа невольников. Король согласился, и рыцарь, испросив у легата отпущение грехов, направился к Дамьетте, перебрался по мосту через реку и вошел в город. Час спустя он вышел через те же ворота, но король, обуреваемый нетерпением, пустил лошадь в галоп и поскакал ему навстречу, а за ним - остальные сеньоры. Рыцарь рассказал, что в городе он обнаружил лишь трупы. Он заходил во многие дома, но они оказались пусты, сарацины покинули их. Дамьетта принадлежала теперь королю Франции, и ему оставалось войти в нее, как это только что проделал один из его рыцарей.
Король приказал своему войску построиться в боевом порядке и двинуться к Дамьетте; первым туда вошел авангард под предводительством рыцаря, уже побывавшего в оставленном городе. Воины стали тушить пожары; за авангардом двигались король Франции, папский легат, патриарх Иерусалима, а за ними - толпа прелатов и священников, все с непокрытыми головами и босиком; они распевали псалмы и благодарили господа за эту удивительную победу. Все вошли в главную мечеть, и она тотчас же была освящена и отдана под покровительство святой девы. После службы король, бароны и рыцари заняли места на крепостных стенах и башнях и вознесли благодарение ГОСПОДУ за то, что укрепленный город, который мог бы выдержать многолетнюю осаду против войска втрое большего, чем армия крестоносцев, сдался, словно сами небесные ангелы распахнули его врата.
Велика же была скорбь египтян, когда они узнали эту новость; все понимали: подобное бегство еще больше укрепит веру и отвагу христиан. Султан узнал о происшедшем на смертном одре, и ярость ненадолго вернула ему угасшие силы. Он велел привести пятьдесят офицеров из гарнизона Дамьетты и приказал всех их задушить. Один из этих офицеров служил вместе с сыном - юношей редкой красоты, которого он безмерно любил. Отец попросил султана, чтобы его умертвили первым, ибо ему не под силу будет видеть муки сына.
– Как раз об этом я и не подумал,- ответил султан.- Так пусть же сына казнят на глазах у отца.
Затем он позвал Фахр ад-Дина.
– Вероятно, во франках есть что-то ужасное,- сказал он,- раз такие храбрецы, как вы, не смогли выстоять даже одного дня?
Тогда эмиры, опасавшиеся, что их предводителю уготована участь казненных офицеров, знаками дали ему понять, что готовы заколоть султана, но у того уже были на исходе последние силы: он упал на подушки, бледный и почти бездыханный, и тогда Фахр ад-Дин произнес:
– Нет, не надо, дайте ему умереть.
22 ноября 1249 года, в 15-й день месяца шаабап, султан умер, назвав преемником своего сына Туран- шаха.
VIII. МАНСУРА
Французы п не подозревали о смерти Наджм ад- Дина, ибо были приняты все меры предосторожности, чтобы скрыть это известие не только от крестоносцев, по и от самих египтян. Несмотря на то что сиятельный султан лежал на смертном одре и бразды правления тотчас же перешли в руки его вдовы, у дверей его дворца продолжали нести караул бахритские мамлюки, отряды которых он создал сам (они получили свое название от слова бахрийа, что значит "морские", поскольку обычно охраняли замок Рауда, расположенный на острове посредине Нила), в покои неизменно подавали еду, как если бы султан был жив, и от его имени провозглашались приказы; во всех мечетях читались молитвы о его скорейшем выздоровлении. Тем временем уже послали гонцов в Хуси-Кейфу, на берег Тигра, куда султан сослал своего сына Туран-шаха. А пока что эмир Фахр ад-Дин взял на себя управление страной - это был видный полководец и храбрый солдат, хотя своим поспешным бегством, которое, возможно, было лишь военной хитростью, он сдал Дамьетту. Фридрих II произвел его в рыцари, и па гербе Фахр ад-Дина соседствовали эмблемы императоров Германии и султанов Каира и Дамаска.
В конце концов, как тщательно ни скрывали смерть султана, крестоносцы узнали о ней; однако они тоже ждали прибытия одного человека - графа де Пуатье; он должен был доставить из Франции в армию, стоявшую лагерем у Дамьетты, подкрепление и деньги. Но вблизи Египта караван его судов попал в сильный шторм, более тридцати кораблей оказались выброшенными на берег, а так как паруса не успели спустить, корабли опрокинулись набок.
Граф де Пуатье вышел из Эг-Морта в конце июня, и, пока новость о взятии Дамьетты распространялась по Востоку, он плыл, подгоняемый попутным ветром к Сен-Жан д'Акру; король и рыцари, обеспокоенные отсутствием графа, решили, что с ним случилось несчастье - он погиб или попал в беду. Каждый имел свое мнение на этот счет, но тут сир де Жуанвиль вспомнил, что во время путешествия из Марселя на Кипр с ним произошло необычайное приключение: находясь на широте Туниса в час вечерни, мореплаватели увидели на своем пути гору правильно округлой формы и стали огибать ее, полагая за ночь продвинуться как можно дальше, но, проснувшись утром, увидели, что находятся па том же самом месте, а гора по-прежнему возвышается перед кораблем, хотя капитан уверял: за ночь они прошли добрых пятьдесят лье. Тогда к парусам добавили весла; они шли весь день и всю ночь, по их усилия оказались тщетными; открыв глаза на следующее утро, все вновь увидели пред собой роковую гору. Тогда все поняли: здесь кроется какое-то колдовство и преодолеть его они не в силах. Тут выступил вперед достопочтенный настоятель Морю и произнес:
"Любезные сеньоры и рыцари! За всю свою жизнь я не встречал таких опасностей пли гонений, коих нельзя было бы превозмочь с помощью господа и святой девы; необходимо только три субботы подряд совершать крестный ход, вознося хвалы господу".
Происходило это как раз в субботу, и все, кто находился на корабле, начали ходить, распевая псалмы, вкруг мачты на носу корабля, даже Жуанвиля вели под руки, ибо он сильно страдал морской болезнью. Молитвы возымели свое действие, и на следующий день притягивающая их гора исчезла.
И теперь Жуанвиль предлагал легату именно это средство. Тот немедля велел рыцарям три субботы подряд совершать крестный ход от дома легата до монастыря Богоматери в Дамьетте.
Крестный ход совершали истово, с большой верой, и во время хода, в котором участвовали король и все сеньоры его двора, легат читал проповедь и отпускал грехи. И вот когда наступила третья суббота, королю - он находился в это время в церкви - сообщили, что в море показались корабли графа де Пуатье.
Прибытие брата короля, спасенного таким чудесным образом, вызвало ликование всего войска. Все сбежались па берег и с радостью узнали, что кроме подкрепления граф де Пуатье привез также большую сумму денег. Одиннадцать повозок, запряженных четверками, везли в Дамьетту восемьдесят огромных бочек, наполненных талантами, стерлингами и золотыми кёльнской чеканки. Эти деньги были выручены за церковное имущество, которое продали, чтобы поддержать крестоносцев.