Путешествие в Элевсин
Шрифт:
Вокруг теперь была арена.
Антиной валялся на полу и, похоже, не собирался вставать. Дарий сидел рядом. Первый из преторианцев по-прежнему преследовал меня – он отводил руку с мечом для нового удара.
Я махнул мечом, стряхнув с него ножны так, что они полетели преследователю в лицо. Он отбил их, но тем же движением открыл живот и грудь, и я кольнул его под ребра – легко, чтобы острие не застряло в позвоночнике, как это бывает с тонкими длинными лезвиями в неопытных руках.
Ланисты говорят, что рана в живот смертельна, если
Преторианец еще не понимал, что мертв – но про него можно было забыть. Я бросился на выручку Порфирию.
– Не убивай их, – закричал Порфирий, – сначала надо допросить…
Но было поздно – к этому моменту мой меч уже все завершил. Сперва Нарцисс, а потом предатель Формик повалились на пол. Отличный клинок, острый как бритва – такой и должен быть спрятан в спальне принцепса.
– Прости, господин, – сказал я, опуская оружие. – Но твоя жизнь была в опасности.
– Как мы теперь узнаем…
– Дарий жив, – ответил я. – И Антиной, может быть, тоже.
– Отлично.
Порфирий подошел к окну и крикнул что-то на неизвестном мне наречии.
– Сейчас прибегут телохранители-германцы, – сказал он. – Положи меч на пол, иначе они на тебя набросятся.
Я подчинился.
– Ты спас мне жизнь, – сказал Порфирий.
– Тебя спасла Деметра, господин, – ответил я.
Порфирий поглядел на бюст и улыбнулся.
– Действительно… Мне помогла богиня… Это ли не чудо, Маркус? Ты даже не понимаешь, какое чудо!
– Я понимаю, господин.
На самом деле, подумал я, Порфирия спасло лишь то, что заговорщики хотели задушить его подушкой, чтобы смерть выглядела естественной (только богам известно, сколько умерших «своей смертью» принцепсов отправились в Аид по этой благоуханной тропе). Но если бы Антиной решил воспользоваться своим ножиком минутой раньше…
Возможно, нам и правда помогла Деметра – бездействием. Боги проявляют себя как раздающиеся в уме голоса, дающие нам советы. Спасибо, бабушка, что смолчала.
В комнату ворвались германцы. Бородатые и огромные, с боевыми палицами, они походили на выводок геркулесов – но какой толк был теперь в их грозной силе?
– Возьмите мерзавцев, – велел им Порфирий, – и оставьте нас с Маркусом вдвоем. Делайте что велено, и быстро.
Когда германцы выволокли тела из комнаты, Порфирий закрыл дверь и повернулся ко мне. Он был еще разгорячен борьбой и шумно дышал. Впрочем, так могло быть и от гнева.
– Сейчас ты поймешь, почему случившееся действительно было чудом, Маркус. Посмотри на этот бюст. Не видишь ничего странного?
Я поглядел на Деметру. Золотые пряди волос, глаза из сапфира. Бесценная работа, стоящая куда дороже золота и камней. По бокам бюста – две лампады. Вполне подходит для спальни императора.
– Мне показалась странной
– Под ней спрятана тайна.
– Какая?
– Здесь вход в мое секретное святилище.
Порфирий прикоснулся к голове Деметры и повернул сначала одну золотую прядь, потом другую. Что-то щелкнуло, и бюст на колонне отъехал в сторону, открыв в полу квадратную дыру. Я увидел бронзовую лестницу, винтом уходящую вниз.
Порфирий снял со стены лампаду и кивком велел мне сделать то же. Спустившись по ступеням, мы оказались в комнате, где не было ни статуй, ни росписи.
На стене висела лишь одна плита с раскрашенным мраморным барельефом.
Изображенное на нем походило на последнюю трапезу Христа, как культисты изображают ее в своих катакомбах. Различие заключалось в том, что сидящие за столом были в масках. Я, однако, сразу узнал Порфирия по грубому лицу с большим носом – и по зубчатой диадеме. Лицо его почему-то раздваивалось, словно скульптор пытался изобразить рядом тень или отражение.
Раздвоенный Порфирий сидел в центре стола, раскинув руки в стороны как для объятий. Принцепс с хорошим вкусом, подумал я, не наденет такую диадему – подобные в ходу только у восточных царей. Но это ведь была просто маска. Маска властителя с несколько лошадиным лицом.
– Вижу где ты, господин, – сказал я. – Почему ты раздваиваешься?
– Это ты узнаешь позже.
Вид соседей Порфирия вселял трепет.
– Кто сидящие вокруг? Почему на них такие странные личины? Это боги Египта?
– Нет, Маркус. Поднимай выше.
– Что может быть выше богов?
– Боги есть человеческое представление о высоком. Выделение человеческого ума. А в человеческих выделениях не может быть ничего выше самого человека. Высок человек или низок, решай сам, но то, что он исторгает из своего ума, мало отличается для меня от того, что он выделяет из носа или зада.
– Так что это? – спросил я, указывая на барельеф.
– Изображение тайного высокого собрания, занятого весьма особым делом, о котором у людей нет никакого понятия. Мне посчастливилось войти в это собрание, и теперь я выполняю данный ему обет.
– Скорее им посчастливилось заполучить тебя, – сказал я. – Сразу видно, кто за этим столом властелин.
– В этом собрании, Маркус, – ответил Порфирий, – отношения не такие, как бывают между властелином и подданными. И если я действительно играю в нем роль императора, то лишь в том смысле, какой был у слова в древности. Я распорядитель. Но не потому, что умнее прочих. Я как раз всех глупее, и единственное, что я могу – это отдавать команды на языке дураков…
Сидящие вокруг Порфирия не особо походили на людей. Мне пришло в голову, что маску носит он один, а остальные представлены в своем подлинном облике – и этот барельеф подобен египетским изображениям фараона в окружении сверхъестественных сущностей.