Путешествие вокруг света
Шрифт:
А там уже собралось множество каноэ с женщинами, явно желавшими поближе познакомиться с нашими матросами. Но поскольку капитан строжайше запретил всем, страдавшим венерическими болезнями или только недавно от них избавившимся, выходить на берег, равно как допускать на корабль женщин, то всем этим девицам, которые довольно долго плавали вдоль судна туда-сюда, пришлось возвратиться ни с чем.
Сразу же после завтрака капитан Кук, доктор Спаррман, мой отец и я отправились на берег, куда туземцы принесли на продажу много пампельмусов и клубней ямса. Бананов и кокосовых орехов было поменьше, хотя мы видели на острове много таких растений. Мужчины ходили здесь почти совершенно нагими, все их одеяние по большей части состояло из узкой полоски материи вокруг бедер. Лишь немногие мужчины, а также все женщины носили нечто вроде юбки, то есть кусок цветной грубой
Едва индейцы заметили, что мы интересуемся продовольствием, как нас обступила целая толпа, наперебой предлагая свои товары; они кричали так, что мы ушли из этой рыночной толчеи и попытались пройти в глубь острова, чей плодородный вид вселял большие ожидания. Земля сама рождала обилие диких трав, а часто встречающиеся нам посадки деревьев делали весь остров похожим на сад. Плантации здесь были огорожены не со всех сторон, как на Тонгатабу, а лишь со стороны дороги, что делало весь вид более свободным. Внутренней части острова придавали особую живописность холмы, поросшие кустарником.
Дорога шла через луг. Кое-где по обеим сторонам она была обсажена высокими деревьями, стоявшими довольно далеко друг от друга, кое-где — цветущим, тенистым и благоуханным кустарником. Справа и слева сады чередовались с дикими зарослями. Дома были не более 30 футов в длину, 7—8 футов в ширину и приблизительно 9 футов в высоту. Устроены они были странно: плетенные из тростника стены стояли не вертикально, а к основанию несколько сближались друг с другом и редко имели в высоту больше 3—4 футов. Двускатная соломенная кровля выступала над боковыми стенами и вверху круто сходилась, так что в разрезе такой дом представлял собой пятиугольник. В одной из длинных боковых стен, примерно в 18 дюймах над землей, имелось квадратное отверстие со стороной 2 фута, и оно выполняло роль как двери, так и окна. Эти дома, видимо, также употребляются для хранения продовольствия, потому что в каждом мы нашли насыпанную на полу кучу клубней ямса, который, очевидно, составляет повседневную пищу островитян. Хотя это во всех отношениях неудобно, туземцы живут здесь как ни в чем не бывало, они даже спят на этом неровном ложе, постилая поверх клубней только несколько циновок. Привычка превозмогает все! Вместо подушек здесь тоже употребляются маленькие узкие скамеечки из дерева, какие таитяне ночью подкладывают себе под изголовье.
Кроме упомянутых жилых хижин имеются отдельно стоящие навесы, которые покоятся только на сваях, подобно тем, что мы видели на Тонгатабу. Но под ними люди укрываются, видимо, только днем, хотя на полу, как и в закрытых хижинах, всегда постилаются циновки. Мы встретили по пути много таких жилищ, однако людей в них видели редко, поскольку большинство ушли к месту торга.
Те же, кого мы встречали, были все очень вежливы; они обычно кивали головой и приветствовали нас дружелюбным «Лелей воа» (то есть «Добрый друг») или другими подобными словами. При надобности они были готовы оказать нам помощь, становились нашими проводниками по острову, взбирались на самые высокие деревья, чтобы сорвать нам цветы, и доставали из воды птиц, которых мы подстрелили. Часто они показывали нам красивейшие растения и говорили, как они называются. Если мы показывали им траву, которой хотели иметь побольше, они не жалели сил, чтобы принести ее из самых отдаленных мест. Они охотно угощали нас кокосовыми орехами и пампельмусами, постоянно предлагали свои услуги, несли за нами все, что мы собрали, как это было ни тяжело, а когда мы под конец давали им гвоздь, бусы или кусок ткани, считали себя вполне вознагражденными. Словом, они во всем проявляли предельную услужливость.
Во время этой первой прогулки мы попали к большому соленому , озеру недалеко от северной оконечности острова; в одном месте его отделяло от моря всего несколько шагов. В ширину оно имело около мили, в длину же 3 мили. Берега у него были приятные, но особую живописность ему придавали расположенные посредине три маленьких лесистых острова. Мы полюбовались с холма этим прелестным видом, красоты которого как бы удваивались, отражаясь в гладком зеркале вод.
Ни один из островов, где мы до сих пор побывали, не вмещал на столь малом пространстве такого множества красивых пейзажей, такого разнообразия чудесных благоухающих цветов! Озеро было полно диких уток, а на его лесистых берегах водились многочисленные голуби, попугаи, камышовые курочки и мелкие птицы, которых жители приносили нам на продажу.
В полдень мы вернулись к месту торга, где капитан Кук успел за это время приобрести большой запас плодов и кореньев, несколько кур и пару поросят. На борту корабля поторговали не менее удачно. Вся корма была завалена пампельмусами, отличавшимися превосходным вкусом, а ямсом запаслись так, что мы питались им несколько недель вместо обычных сухарей. Индейцы, особенно те, что приплыли на двойных каноэ с соседних островов, привезли также много оружия и домашней утвари.
Во время обеда мы заметили, что одного из наших людей, оставшегося на берегу, со всех сторон окружили индейцы. Он, казалось, был в замешательстве и знаками показывал, чтобы за ним прислали шлюпку. Никто, однако, не придал этому значения, и лишь после обеда несколько матросов отправились на берег за покупками. Проходя мимо места, где оставался бедняга, они увидели, что это наш лекарь Паттен, и сразу доставили его на борт. Оказалось, что все это время, пока он один оставался на берегу, его жизни угрожала опасность, потому что среди этого добродушного славного народа, как и среди более цивилизованных наций, тоже есть негодяи и нарушители спокойствия.
Один индеец, которому он пообещал бусы, вызвался провести его по острову. В пути ему удалось подстрелить одиннадцать уток, которых его провожатый нес за ним. Вернувшись к месту торга, он увидел, что все наши люди уже на корабле, и это его несколько встревожило. Индейцы, видимо, заметили его смущение, они стали собираться вокруг, явно желая воспользоваться его положением. Тогда он поднялся на скалу, находившуюся прямо против корабля. На ней-то мы его и видели с борта. Тем временем его проводник попробовал незаметно бросить несколько уток, но когда господин Паттен это заметил, поднял их опять. Индейцы подступали к нему все плотнее, некоторые даже грозили ему копьями, однако вид его ружья все-таки их сдерживал. Тогда они попробовали хитростью добиться того, чего не могли сделать силой, и подослали к нему женщин, которые всяческими соблазнительными позами и жестами попытались отвлечь его внимание и подманить его к себе.
Но его положение было слишком опасным, чтобы подобной уловкой они могли чего-то добиться.
В это время господин Паттен увидел плывущее от корабля каноэ; он окликнул сидевшего в нем островитянина и предложил ему свой последний гвоздь, если тот отвезет его на судно. Он уже собирался войти в каноэ, как вдруг у него выбили из рук ружье, отобрали уток (оставив ему только три штуки), и каноэ уплыло.
Легко вообразить себе, как он был ошеломлен и озабочен всем этим. Ему теперь не оставалось ничего другого, как взобраться опять на утес, утешая себя тем, что с корабля его уже заметили и поспешат на помощь. Однако индейцы увидели, что он теперь совсем беззащитен, и стали совершенно безбоязненно дергать его за одежду. Не успел он оглянуться, как у него уже утащили шейный и носовой платки. С этим бы он еще примирился; однако очередь дошла до сюртука, а некоторые из грабителей опять стали угрожать ему оружием. Уже готовясь к неминуемой смерти, он в величайшем страхе начал искать во всех карманах, нет ли там ножа или чего-нибудь еще, пригодного для защиты, однако не нашел ничего, кроме жалкого футляра для зубочистки. Он не медля открыл его и наставил, словно маленький пистолет, на толпу, которая, смутясь перед незнакомым предметом, отступила на несколько шагов.
Теперь при малейшем движении врагов он сразу угрожающе наставлял на них свое страшное оружие; но поскольку никто не спешил спасти его, изнемогающего от жары и усталости, он уже сомневался, что верный футляр для зубочистки еще долго сможет служить ему защитой, и готов был распрощаться с жизнью, когда ему вдруг пришла на помощь молодая стройная женщина. Ее волосы развевались, когда она отделилась от толпы и приблизилась к нему. Лицо ее дышало такой невинностью, добротой, нежностью и состраданием, что он сразу проникся к ней доверием. Она протянула ему кусок пампельмуса; увидев, что он принял его жадно и с благодарностью, она дала ему еще, пока он не съел весь фрукт.
Наконец от корабля отошли шлюпки; увидев это, индейцы поспешили скрыться. Лишь великодушная защитница да старик, ее отец, оставались около него без боязни и опасения, сознавая, что держали себя хорошо. Она спросила, как его зовут, он назвал себя на таитянский лад — Патине,— и тогда она сказала ему, что отныне возьмет это имя себе, хотя и переиначила его в Патеине. На прощание он одарил ее и ее отца всякими мелочами, какие сумел одолжить у матросов, и добрые люди, весьма довольные, вернулись к себе домой.