Путешествие вокруг света
Шрифт:
К середине следующего дня ветер переменился и стал дуть нам навстречу. Всю вторую половину дня сверкали молнии, гремел гром, временами шел ливень. Ночью ветер утих, но, так как зарницы все еще вспыхивали, мы ради осторожности укрепили на верхушках мачт электрические цепи. В последующие три дня ветер был настолько слабый, иногда совсем неуловимый, что мы почти не продвигались вперед. Во время такого затишья мы развлекались, наблюдая за фаэтонами и крачками ( Sterna stolida),кружившими вокруг корабля. Матросы поймали на крючок большую акулу, но, к великому их огорчению, она от них ушла, хоть в нее и успели выпустить три пули.
11 [июня] утром ветер усилился и опять понес нас на вест-зюйд-вест. Однако через два дня снова начался штиль, иногда он сменялся встречным ветром, а ночью то и дело сверкали зарницы. Все это время воздух и вода были полны живых существ: летали стаи морских птиц, плавали вокруг бониты, дорады [корифены], акулы и киты.
16-го рано утром мы увидели еще один низкий остров, а в 3 часа пополудни приблизились к нему вплотную и обошли кругом, но нигде не нашли бухты или места, удобного для высадки. Он состоял из множества мелких островов, соединенных между собою рифами и поросших деревьями, главным образом кокосовыми пальмами, которые придавали очаровательный вид этому маленькому клочку суши. Вокруг острова кружилось такое множество птиц, что мы вправе были счесть его необитаемым. Берег кое-где был песчаный, в таких местах любят откладывать свои яйца черепахи. Море здесь изобиловало вкусной рыбой. Мы назвали этот маленький приятный остров островом Палмерстона [442] ; он расположен под 18°4' южной широты и под 165° 10' западной долготы.
442
Палмерстон, Генри (1730—1802) — один из лордов Адмиралтейства в 1706— 1777 гг.
Отсюда в продолжение четырех дней мы плыли на вест-зюйд-вест и 20-го пополудни увидели гористый остров; еще до захода солнца мы смогли различить на нем деревья. Ввиду близости суши мы всю ночь лавировали против ветра и лишь на рассвете опять повернули к берегу, а затем поплыли вдоль него на расстоянии 2 миль. Берег всюду был крутой и скалистый, однако у подножия скал то и дело виднелись узкие участки песчаного пляжа. Остров показался нам не особенно высоким; он нигде не поднимался над поверхностью моря выше чем на 40 футов, однако порос лесом и мелким кустарником.
В 10 часов мы увидели семь-восемь человек, бегавших по берегу. Они были темнокожими и нагими, лишь на голове и бедрах белые повязки; в руках каждый держал копье, палицу или весло. В расщелинах между скалами мы увидели вытащенные на берег маленькие каноэ, а на скалистом обрыве росло несколько невысоких кокосовых пальм. Этого уже было достаточно, чтоб нам захотелось высадиться. На воду были спущены две шлюпки с вооруженными людьми, и под их охраной на берег отправились капитан, доктор Спаррман, господин Ходжс, мой отец и я. Перед самым берегом шел коралловый риф, однако в нем удалось найти проход, где прибой был не такой опасный. Здесь мы высадились, перебрались на ближайщий утес и приказали нескольким матросам и морским пехотинцам занять на нем пост.
Скала, покрытая острыми битыми кораллами, поросла мелким кустарником, какой обычно встречается на этих низких островах. Кроме уже известных нам видов мы нашли здесь несколько новых растений, пробивавшихся из трещин в камнях, хотя там не было даже крупицы почвы.
Из птиц нам встречались кроншнепы, кулики и цапли — все того же вида, что и таитянские.
Пройдя шагов полтораста сквозь кустарник, мы услышали громкий крик и незамедлительно вернулись к утесу, где остались матросы. Там от капитана Кука мы узнали, что кричал он сам. Он поднимался вдоль глубокой и сухой расщелины, которую проложила стекавшая с гор вода, но, еще не добравшись до леса, услышал шум, словно кто-то упал с дерева. Капитан решил, что это кто-то из нас, и крикнул, давая понять, что находится рядом, но ответа не услышал и понял, что это индеец. Убедившись в своей ошибке, капитан счел за лучшее вернуться.
Мы стали кричать отсюда индейцам на всех знакомых нам языках Южного моря, что мы друзья, и звали их выйти на берег. Было слышно, как они некоторое время совещались и подзывали друг друга. Наконец в расщелине показался один из них. Вся верхняя часть его тела до бедер была выкрашена черной краской, на голове торчало украшение из перьев; в руке было копье. За его спиной слышались голоса множества людей, но их самих мы за деревьями не видели. Некоторое время спустя к нему присоединился еще один, на вид совсем молодой, безбородый и такой же черный; в правой руке он держал лук, похожий на те, что мы видели на Тонгатабу. Едва показавшись, он левой рукой бросил в нас большой камень, да так точно, что чувствительно поранил плечо доктору Спаррману, хотя находился от нас шагах в пятидесяти, не меньше. Не сдержавшись из-за сильной боли, мой друг поспешил выпустить в противника заряд дроби, но, к счастью, не попал. Тогда оба туземца исчезли и больше не показывались, хотя мы некоторое время еще не трогались с места. Наконец мы вернулись к шлюпкам и стали грести вдоль берега, не обращая больше внимания на местных жителей, которые, едва мы отплыли, тотчас показались на покинутом нами утесе.
Берег всюду был одинаков, поэтому нам стоило немало трудов найти другое место для высадки. Но едва мы вышли на остров, как люди, оставшиеся в шлюпке, закричали нам, что видят вверху на скалах, куда мы собирались взобраться, вооруженных дикарей. Так что пришлось нам грести дальше. Наконец мы добрались до места, где среди крутых скал имелся довольно широкий проход, через который можно было выбраться на остров. Вдоль берега, шагах в полутораста от него, тянулся плоский риф; в нескольких местах там могла пройти шлюпка. С этого рифа морские пехотинцы должны были обеспечить прикрытие нам с капитаном Куком.
В этом месте на берег были вытащены четыре каноэ, сделанные так же, как те, что мы видели на Тонгатабу, и тоже украшенные резьбой, но более простые и не такой чистой работы, как те. Они имели выносные поплавки (аутриггеры) из толстых брусьев; на некоторых были крыши из циновок, под коими лежали рыболовные снасти, копья и кусочки дерева, служащие, вероятно, факелами во время ночной ловли. В каждое из этих каноэ капитан положил подарки: стеклянные бусы, гвозди и медали. Но пока он этим занимался, я увидел, как из расщелины выходит группа индейцев. Мы тотчас отступили на несколько шагов.
Двое туземцев, раскрашенные, как уже было описано, черной краской и с украшениями из перьев на головах, с яростным криком побежали на нас, потрясая копьями. Напрасно мы пытались вступить с ними в дружеские переговоры. Капитан хотел выстрелить в них, но мушкет дал осечку. Ввиду явной опасности он попросил нас тоже открыть огонь, однако и наши мушкеты отказали. Решив, что мы беззащитны, индейцы еще более осмелели и бросили в нас два копья. Одно пролетело на волос от капитана Кука; к счастью, он успел вовремя наклониться. Другое пронеслось так близко от моего бедра, что черная краска, которой оно было намазано, испачкала мне платье. Мы попытались выстрелить еще раз; наконец мой мушкет сработал. Хоть он и был заряжен дробью, выстрел попал прямо в цель, пуля же господина Ходжса прошла мимо.
Наши выстрелы послужили сигналом матросам, оставшимся на рифе и оттуда открывшим заградительный огонь. Между тем они заметили, что, покуда мы отходили, другая толпа индейцев попыталась зайти нам в тыл и перерезать дорогу. Однако этому плану помешал осуществиться заряд дроби, который я выпустил по двум передним воинам; другие тоже остановились, и это дало нам время воссоединиться с нашими людьми.
Стрельба продолжалась все время, покуда мы видели индейцев. Особенно долго не могли успокоиться двое из них. Они стояли за кустами и, даже когда их товарищи уже ушли, все потрясали своими копьями. Наконец, видимо, их ранило, потому что они убежали вдруг со страшным криком. Тогда мы вернулись в шлюпки и решили более не связываться с этими людьми, которых никакие просьбы не могли побудить дружелюбно отнестись к нам. Возможно, сама природа, сделавшая их страну почти неприступной, обрекла их на необщительность. Весь остров, как вообще все низкие острова, состоял из одной коралловой скалы; мы видели на нем лишь несколько кокосовых пальм, других плодовых деревьев здесь вовсе не было. Однако я думаю, что внутренние местности острова не такие пустынные и там может расти немало съедобных растений. Вполне возможно, что посредине его находятся плодородные равнины, возникшие на месте постепенно высохшего внутреннего озера.