Путешествие вокруг света
Шрифт:
На северо-западной оконечности острова, похоже, имелся залив, глубоко вдававшийся в сушу, однако более близко исследовать это место мы не смогли из-за рифов и мелких островов, закрывавших к нему доступ с востока. Наверное, удобнее можно было подойти туда с запада. Капитан Кук назвал большой остров островом Сандвич [Эфате], расположенный к северу от него — Хипчингбрук [Нгуна], а восточный — Монтегю [Эмау], в честь первого лорда Адмиралтейства и двух его сыновей. Центр острова Сандвич находился под 17°40' южной широты и 168°30' восточной долготы.
После полудня и всю ночь мы плыли на юго-восток. На рассвете мы находились милях в 14 от острова Сандвич и почти на таком же расстоянии от нового лежавшего перед нами острова.
Наш корабль теперь напоминал своим видом госпиталь. Отравившиеся чувствовали себя все еще плохо, боли в животе и в суставах не уменьшались; встав с постели, они от головокружения не могли держать прямо голову, а когда ложились, ломота из-за постельного тепла до того усиливалась, что люди не могли сомкнуть глаз. Продолжалось и слюнотечение, а на руках показалось множество маленьких нарывов. Многие жаловались не столько на боль, сколько на слабость. Бледные и изможденные, они двигались как тени. Из лейтенантов ни один не мог стоять на вахте, а поскольку младший штурман и многие кадеты тоже отведали этой злосчастной рыбы, то вахту несли по очереди констебль и двое младших штурманов. Собаки, принявшие участие в угощении, тоже еще не выздоровели и страдали тем паче, что никто им не мог оказать помощь. Они беспрерывно скулили и все время просили пить, из чего следовало, что наряду с сильнейшей болью они испытывали жгучую жажду. Хуже всего было тем из них, кто поел внутренностей. Одно из этих бедных животных было как будто предназначено для мученической судьбы, потому что как раз незадолго до того его уже использовали для опыта с якобы отравленной стрелой. Однако эта собака благополучно все пережила и здоровой прибыла в Англию.
Кирос в описании своего путешествия рассказывает, что многие из его людей пострадали таким же образом, отведав в заливе Св. Филиппа и Св. Яго ту же самую рыбу, ибо «паргос» по-испански как раз и означает «морской лещ» (Pagrus).Однако этот вид рыбы бывает ядовит не всегда, а лишь после того, как они поедят ядовитых растений, что часто случается в ост-индских и вест-индских водах. Это предположение подкрепляется тем, что внутренности были ядовитее остальных частей рыбы. Несомненно, самая сильнодействующая часть яда осталась там, и лишь более слабые частицы через кишечный сок и кровь проникли в мясо.
Со дня отплытия с Малликолло держалась мягкая погода и время от времени дул свежий пассат. Но когда мы находились недалеко от последнего из новых островов, ветер заметно ослаб. На следующий день установился полный штиль, однако волны продолжали довольно неприятно раскачивать корабль, а течение снесло нас на несколько миль к северу. Вечером вдали на юго-востоке мы увидели еще один остров, на который поначалу не обратили внимания.
Ветер, опять поднявшийся 29-го, позволил нам 30-го приблизиться к берегу на расстояние 6 морских миль. После полудня мы еще раз решили испытать на собаке, которая уже совсем выздоровела, действие малликольской стрелы. Ланцетом ей сделали надрез на бедре и насыпали в ранку не только камедь, которой было обмазано костяное острие, но и зеленое землянистое вещество с кокосовых волокон, которыми стрела была обмотана; на рану наложили липкий пластырь, чтобы эксперимент прошел как следует. Но собака выздоровела так быстро, словно в ране и ничего не было.
На другое утро опять наступил полный штиль; матросы уже готовы были думать, не заколдован ли этот остров, потому что мы, как ни старались, не могли к нему приблизиться. Другой остров на юго-востоке, открытый 28-го, теперь стал виден гораздо отчетливее. Ближний остров выглядел не таким плодородным и не таким красивым, как те, что мы открыли прежде, но тем не менее он казался обитаемым, так как над ним поднимался дым. Крайне досадно было видеть совсем рядом перед собой берег и не иметь возможности приблизиться к нему! Быть привязанным к кораблю и знать, что совсем близко находятся люди, образ жизни и мыслей которых может оказаться для нас во многом новым! Не познакомиться с ними, когда так хотелось бы рассказать об этом! Препятствия нередко лишь разжигают желание; так было и на сей раз, ибо, в сущности, не было бы большой беды, если бы мы здесь и не высадились, поскольку остров выглядел неплодородным а не сулил ничего съестного.
После полудня удалось поймать двух акул, которые плавали возле корабля в сопровождении рыб-лоцманов и прилипал, всегдашних своих спутников. Один из этих крупных прожорливых хищников оказался своего рода эпикурейцам. В его желудке мы нашли не более и не менее как четырех молодых черепах 18 дюймов в диаметре, а также кожу и перья так называемой олуши ( Pelecanus sula Linn.).Но и поглотив все эти лакомства, акула все же не удержалась от соблазна схватить кусок жирной свинины, насаженной на крючок. Едва ее вытащили на палубу, как каждый захотел себе порцию, и в считанные минуты она была разделана, зажарена и съедена. Другая попробовала вырваться, однако офицеры прикончили ее несколькими пулями, ибо им не меньше, чем простым матросам, не хотелось ее упускать. Так мы отомстили двум прожорливым тиранам за всех морских жителей. В жарких широтах солонина особенно противна, возможно потому, что она еще больше разжигает и без того сильную жажду. Однако со времени нашего отплытия с Намокки другой мясной пищи у нас не было; поэтому можно себе представить, как нам понравилось акулье мясо.
Ночью поднялся слабый ветерок, который помог нам еще немного приблизиться к берегу. На другое утро, 1 августа, мы увидели отдельные утесы, отстоявшие от берега на несколько морских миль. Чем ближе мы подходили, тем меньше видели причин считать остров столь неплодородным, как показалось вначале.
В десять утра кто-то закричал, что на судне пожар! Страшная весть вызвала у всех внезапный ужас, всюду видны были растерянные лица. Эта растерянность длилась некоторое время, прежде чем принялись тушить. Внезапная опасность вначале обычно лишает нас способности быстро все обдумать и решительно действовать. Вот почему столь ценными, хотя и редкими, свойствами бывают присутствие духа и решительность. Стоит ли удивляться, если их не оказалось у большинства из тех немногих, на ком лежало командование кораблем? Но и для самых стойких трудно было найти испытание более суровое, чем пожар на судне! Куда менее страшна буря, даже вблизи опаснейших берегов, ибо всегда остается надежда спасти но крайней мере жизнь. Но тут страх был куда сильнее. В минуту первого замешательства мы решили, что горит в помещении, где хранилась парусина. Однако вскоре выяснилось, что от лампы в каюте провиантмейстера загорелся всего лишь кусок таитянской материи; и только дым вызвал такие опасения.
По мере приближения к острову мы видели все больше лесов, а среди них расчищенные участки и плантации, которые поднимались до самой верхушки горы. Уже можно было различить множество кокосовых пальм, однако вид у них был не такой красивый, как в других местах. После полудня мы добрались до западной стороны острова и пошли вдоль побережья. Между горами и пляжем то и дело видны были небольшие участки, засаженные по большей части бананами и обнесенные изящными изгородями. Возле них стояли хижины, или, вернее, просто навесы на столбах, а вдоль берега шли тридцать-сорок жителей, вооруженных луками, стрелами и копьями. С отдаления они казались чернокожими и вообще весьма напоминали жителей Малликолло. Среди них было несколько женщин, носивших нечто вроде юбки из соломы и листьев, которые доставали до икр, а иногда и до щиколоток. Мужчины же, подобно малликольцам, ходили совершенно нагие.
Тем временем мы достигли открытого залива. С берега в воду отважно бросилось множество людей обоего пола, они зазывали нас дружественными жестами. Однако капитану показалось неудобным становиться здесь на якорь, и он приказал плыть дальше. Когда мы увидели южную оконечность острова, откуда берег уходил на восток, уже начинало темнеть, а поскольку и ветер ослаб, мы повернули в сторону моря, чтобы какое-нибудь морское течение ночью не снесло нас к берегу.
Матросам, помимо всего прочего, пришлось каждое утро и каждый вечер мыть палубу, дабы она не пересохла и не растрескалась от сильной жары. Один морской пехотинец хотел достать для этой цели воды из моря и имел несчастье упасть за борт. Плавать он не умел и погиб бы, если бы корабль тотчас не развернули по ветру и ему не бросили сразу много веревок. К счастью, он сумел ухватиться за одну из них и был вытащен. Страх смерти и напряжение, с каким он избежал ее, так его изнурили, что, ступив на палубу, он едва мог держаться на ногах. Его товарищи проявили по отношению к нему подлинную заботливость, они повели его в кубрик, переодели в сухое платье и дали несколько глотков водки, так что он скоро пришел в себя. Солдаты относились друг к другу так по-братски почти во всех случаях. Среди матросов это было гораздо реже.
Штиль, до сих пор испытывавший наше терпение, никак не кончался. И в эту ночь корабль оставался недвижим, как бревно в воде, а на другой день течение постепенно снесло нас обратно в залив, мимо которого мы проплыли накануне вечером. Пришлось послать шлюпки, чтобы они поискали место для якорной стоянки. Глубина была измерена не ближе чем шагах в пятистах от берега; она здесь достигала примерно 20 саженей. Жители опять высыпали на берег, но наши люди не смогли вступить с ними в беседу, ибо капитан как раз увидел, что поднимается ветер, и дал сигнальный выстрел, приказав шлюпкам возвратиться. Насколько мы могли заметить, звук этого пушечного выстрела не произвел на островитян особого впечатления, возможно потому, что они в силу своего неведения не связывали его ни с чем-либо хорошим, ни с плохим и вообще, должно быть, еще не видели европейцев.