Путешествие вокруг света
Шрифт:
Теперь первой нашей заботой было выстроить морских пехотинцев в две линии для защиты работавших. В землю вбили колья, протянули между ними веревку так, чтобы у набиравших воду была площадка шириной не менее 150 футов, где они без помех могли бы заниматься своим делом. Постепенно из зарослей на берег стали выходить жители. Мы знаками велели им не переступать линию, что они и выполнили. Капитан повторил свое требование положить оружие. Большая западная группа этого не сделала, но другие, настроенные, видимо, одинаково с миролюбивым стариком, в основном так и поступили. В знак нашего доверия к этому старику, которого звали Пао-вьянгом, мы разрешили им зайти за черту.
Постепенно мы осмелели и решили поискать в лесу растения, но не прошли и двадцати шагов, как всюду в кустах увидели индейцев, которые перебегали между группами стоявших на берегу. Поэтому нам показалось разумнее не углубляться дальше. Пришлось довольствоваться двумя-тремя новыми видами растений, и с сей небольшой добычей мы вернулись на берег.
Видя, что меньшая, восточная группа настроена миролюбиво, мы попытались завязать с ними разговор. Надо было познакомиться с их языком, и мы действительно узнали много новых слов. С торговлей, однако, повезло меньше. Как мы ни уговаривали их продать нам что-нибудь
Все то время, что мы оставались на берегу, жители не делали даже поползновений напасть на нас или помешать в работе. Меньшая группа относилась к нам как будто совсем хорошо, так что мы могли надеяться, что вскоре сумеем завязать с ними дружеские отношения.
Множество туземцев, собравшихся с разных мест острова, дали нам прекрасную возможность изучить их внешний вид, одежду и оружие.
В основном они среднего роста, хотя несколько человек были повыше, телосложения хорошего, правда, в большинстве тощие, но было несколько и довольно крепких парней. Красиво сложенных людей, каких довольно часто встретишь на островах Общества, Дружбы, на Маркизских островах, на Танне очень немного. Зато я не видел здесь ни одного толстого или тучного мужчины; все они подвижные, живые. Черты лица у них крупные, нос широкий, глаза почти у всех большие и обычно кроткие. Вид у них мужественный, открытый, прямодушный, но, конечно, как и среди любого другого народа, здесь встречаются физиономии, не сулящие ничего хорошего. Волосы у них черные, но у некоторых на кончиках коричневатые или желтоватые. Они очень густые, взъерошенные и по большей части курчавые, иногда немного шерстистые. Борода тоже густая, черная и курчавая, цвет кожи темно-коричневый, иногда черноватый, так что при первом взгляде кажется, будто они вымазаны сажей. Кожа, как и у негров, очень мягкая на ощупь.
Ходят они почти совершенно нагие, но, как и весь род человеческий, падки на украшения. Самое странное — их прическа. Она сплошь состоит из маленьких косичек, толщиной едва со стержень голубиного пера; вместо лент они перевиты гибким стеблем так, что на конце остается лишь маленький пучок. Те, у кого сравнительно густые волосы, вынуждены носить на голове несколько сотен таких маленьких жестких косичек, а так как длиной они всего 3—4 дюйма, то обычно торчат во все стороны, как иглы у дикобраза:
Like quills upon the fretful porcupine.
Но если волосы немного длиннее, скажем дюймов в 5—9, то косички ниспадают с головы, и тогда эти люди напоминают речных богов с их струящимися камышовыми волосами. Некоторые, особенно те, у кого волосы шерстистые, оставляют их либо расти, как им положено природой, либо, самое большее, связывают на затылке в косицу с помощью гибкого , листа. Почти у всех в волосы воткнута тростинка или тонкая палочка длиной около 9 дюймов, чтобы время от времени спасаться от насекомых, коих водится в их головах большое количество. Они втыкают также в волосы маленькую тростниковую палочку, украшенную петушиными иди совиными перьями.
470
Как иглы на взъяренном дикобразе.
[Гамлет. I, 5. Пер. М. Лозинского]
Чтобы прикрыть голову, некоторые повязывают ее зеленым листом банана или носят настоящую шапку из циновки; однако и то и другое есть не у всех. Бороду большинство оставляет расти, как ей положено природой, но некоторые заплетают ее в косички. Ноздри почти у всех проколоты, и в отверстие вставлена тонкая тростинка или камень такой же формы. Вместо серег они носят в ушах кольца из черепашьего панциря или из белых раковин, а иногда то и другое рядом или подвешенные в виде цепочки. В обоих случаях украшение необычайно растягивает отверстие в мочке, ибо некоторые кольца имеют ширину не меньше полудюйма и толщину три четверти дюйма. На шее у них иногда висит шнур, с которого на грудь свисает раковина или иногда вместо нее маленький овальный кусочек зеленого, похожего на новозеландский талька [нефрита]. На левой руке между локтем и плечом большинство носит браслет, сделанный из кокосовой скорлупы и либо украшенный резьбой, либо гладкий, но красиво отполированный. Чтобы сделать его еще более красивым, они втыкают за браслет какую-нибудь зелень, например Evodia hortensis, Croton variegatum, Lycopodium phlegmaria, Vitex trifoliaили нее разновидность Еpidendrum.
Некоторые опоясываются повязкой из грубой материи, изготовляемой из луба какого-то дерева, обычно коричневого цвета. Другие довольствуются тонким шнуром, опоясанным вокруг тела; и то и другое служит, чтобы подтягивать мужской детородный член, который здешние жители, как и малликольцы, обертывают листьями растения, похожего на имбирь, и подвязывают к поясу возле пупка. Когда мальчику исполняется шесть лет, он уже должен следовать этой моде; то есть она, как я уже предположил, рассказывая о малликольцах, возникла отнюдь не по причине какой-либо стыдливости, ибо у нецивилизованных народов в детстве на такие вещи совершенно не обращают внимания. Пожалуй, в таком виде это должно производить впечатление прямо противоположное; скорее всего, жителями как Танны, так и Малликолло [Малекула] руководит не почтенное желание что-либо сокрыть, а сугубо телесное представление о том божестве плодородия, коему у древних посвящались сады.
Среди других украшений этого народа — различные виды грима и всевозможные фигуры, которые они надрезают на коже. Гримом красится только лицо; изготовляется он либо из красной охры, либо из белой извести, либо из черной, с графитовым блеском краски. Все это замешивается на кокосовом масле и наносится косыми полосами шириной 2—3 дюйма. Белая краска употребляется не часто, зато тем чаще встречается красная и черная; каждая из них нередко покрывает поллица. Надрезы на коже делаются преимущественно между плечом и локтем, а также на
Оружие жителей Танны, без которого они никогда не появляются, составляют луки и стрелы, палицы, дротики или копья, а также пращи. С луком и пращой лучше всего умеют обращаться молодые люди, зато более старшие превосходно владеют копьем и палицей. Луки очень тугие, изготовляются они из самой лучшей и упругой казуариновой древесины, превосходно отполированы и, вероятно, время от времени смазываются маслом, чтобы они всегда оставались гладкими и упругими.
Стрелы делаются из тростинки длиной почти 4 фута, а острие — из черного дерева той же породы, что употребляется для этой цели малликольцами. Однако эти наконечники имеют здесь другую форму: они треугольные, иногда более 12 дюймов длиной и с двух, а иногда со всех трех сторон снабжены зазубринами. Для охоты на птиц и для рыбной ловли они используют стрелы с тремя остриями. Пращи делаются из кокосовых волокон, причем посредине, куда кладется камень, они шире, чем у концов. Островитяне носят ее с собой обычно на руке или обернув вокруг тела, как носят при себе и камни, специально завернув в большой лист. Третий вид метательного оружия — это дротики или копья. Обычно для них берутся узловатые бесформенные палки толщиной не более полудюйма, но длиной 9—10 футов; более толстый конец образует треугольное острие 6—8 дюймов, на котором с трех сторон делается около десятка надрезов или зазубрин. Таким копьем житель Танны редко промахивается мимо цели, тем паче с небольшого расстояния. В этом ему помогает кусок веревки длиной 4—5 футов, сплетенной из древесного луба и имеющей на одном конце узел, на другом — петлю. Пользуются ею следующим образом. В петлю вставляется указательный палец, затем этим пальцем и большим берется дротик, а другой конец бечевки обертывается один раз вокруг древка дротика поверх руки. Теперь при броске дротик не может отклониться от данного ему направления, покуда с силой не вырвется из петли, которая остается на указательном пальце метателя [471] . Я видел не один такой бросок, когда зазубренное острие дротика, брошенного с расстояния 30—40 футов, пробивало столб толщиной 4 дюйма [472] .
471
Форстер не смог разобраться в принципе действия копьеметалки, применявшейся жителями о-ва Танна. Островитяне спирально обматывали нижний конец копья веревкой, и она при броске сообщала копью вращательное движение. Именно в этом заключалось главное назначение такой коньеметалки, которая по принципу действия существенно отличалась от обычной деревянной копьеметалки, применявшейся аборигенами Австралии, эскимосами и некоторыми другими народами.
472
Капитан Кук, рассказывая в своем описании путешествия об этих копьях (т. 2, с. 82), приводит место из дневника господина Уолса, которое стоит перевести. «Должен признаться,— говорит этот ученый астроном,— я часто склонялся к тому мнению, что искусство в обращении с копьем, которым Гомер наделял своих героев, порой кажется слишком уж чудесным, во всяком случае, если придерживаться строгих правил Аристотеля, в этой эпической поэме кое-что можно счесть чрезмерным. Даже такой страстный поклонник Гомера, как Поп, признает, что в этих героических подвигах есть что-то недостоверное. Однако с той поры, как я познакомился с жителями Танны и увидел, на что они способны со своими деревянными, тупыми и не особенно крепкими копьями, я понял, что ко всем подобным местам у Гомера нельзя предъявлять ни малейших претензий. Напротив, в том, что прежде мне казалось заслуживающим упрека, я открыл теперь новые неведомые красоты. Как живописно и как достоверно умеет он изобразить все, до малейшего движения копья и копьеметателя! На Танне я увидел эту картину воплощенной до малейшей подробности. Я видел, например, как им потрясают, держа в руке, как замахиваются над головой, прицеливаются перед броском, я слышал, как оно свистит в воздухе, и видел, как оно потом дрожит и трепещет, вонзившись в землю». — примеч. Форстера
В книге Форстера отрывок из дневника Уолса цитируется неточно. Ср.: Дж. К у к. Плавание к Южному полюсу.... с. 433.
То же можно сказать и про их стрелы; на расстоянии 8—10 шагов они вонзаются в цель с полной силой, однако на большем расстоянии, то есть шагах двадцати пяти — тридцати, их можно не опасаться, ибо туземцы, боясь сломать лук, не натягивают его столь сильно, чтобы он поражал на таком расстоянии. Кроме этого метательного оружия, одним из которых всегда владеют взрослые, каждый имеет при себе еще палицу, используемую при рукопашной схватке. Они бывают пяти видов. Лучшие изготовляются из казуаринового дерева и имеют 4 фута в длину. Они прямые, чисто отполированные и с обоих концов, сверху и снизу, имеют утолщение. Верхнее, круглой формы, служит рукояткой, другое образует собственно палицу и имеет несколько заостренных выпуклостей или зубцов в виде звезды. Для другого вида палиц, длиной 6 футов, берется серое твердое дерево, причем, видимо, от комля, так как на нижней части этой палицы с одной стороны обычно есть заметный выступ, похожий на кусок корня. У третьего вида, длиной почти 5 футов, на нижнем конце имеется выступ в 8—10 дюймов, перпендикулярный рукоятке палицы, видом напоминающий ланцет, каким пользуются ветеринары, и с таким же острым угловатым лезвием. Четвертый вид палицы похож на предыдущий, но с острыми выступами на каждой стороне, то есть всего их четыре. Наконец, пятый вид представляет собой кусок кораллового камня, которому придана округлая форма; длина этой палицы около полутора футов, толщина же в поперечнике всего 2 дюйма; она используется не только для нанесения удара, но и для метания.