Путешествие вокруг света
Шрифт:
Если до сих пор индейцы усердно уговаривали нас не ходить дальше в глубь острова, то теперь они с не меньшим усердием стали приглашать нас пойти туда и предлагали себя в провожатые. Хотя у меня не было оснований приписывать им недобрые намерения, все же полагаться на них не стоило, тем более что они незадолго перед тем куда-то отослали одного из своих товарищей; в этом было что-то подозрительное. Поэтому мы вернулись прямо на берег, хотя только что нашли единственное новое растение, и эта небольшая удача лишь возбудила в нас еще большее желание исследовать остров дальше.
Когда мы пришли, матросы были заняты рыбной ловлей; но улов оказался не таким большим, как в первый раз. Группа индейцев внимательно наблюдала за ними, и по их жестам можно было понять, что наш способ рыбной ловли для них — зрелище совершенно новое. У них рыбу умели добывать только стрелой или
При виде чего-то необычного они восклицали: «Хибау!» Это же слово служило им для выражения и страха, и удивления, и отвращения, и даже желания получить какую-то вещь. Что оно каждый раз обозначало, легко можно было понять отчасти по жестикуляции, отчасти по интонации, а иногда и по тому, произносилось ли оно растянуто, часто или несколько раз подряд. Выражая удивление, они обычно щелкали при этом пальцами.
На другой день сразу после завтрака мы отправились к месту, где брали воду. Наши люди, которые приступили к этой работе еще на рассвете, рассказали нам, что видели, как с восточного мыса мимо них прошло много жителей, нагруженных тюками. Они направлялись в глубь страны. Это выглядело как настоящее переселение, словно индейцы нарочно покидали окрестности гавани, чтобы жить где-нибудь в отдаленной части острова спокойно, не боясь нашего оружия. Я, однако, объяснил это иначе. По-моему, жители после первого переполоха, вызванного нашим появлением, собрались у гавани из разных мест, дабы при необходимости совместно защитить остров. Пока не стало ясно, друзья мы или враги, они оставались здесь, и прибывшим издалека пришлось все это время ночевать в лесах. Теперь же, увидев, что нас нечего бояться, они разошлись по своим домам. Это предположение было тем более вероятно, что хижины здесь можно было увидеть лишь возле восточного мыса, и то очень немного. Мы при всяком случае старались развеять их недоверие к нам, и особенно наглядно это действовало, когда мы на пальцах показывали им, что намерены здесь пробыть всего несколько дней.
В связи с этим массовым переселением можно было, между прочим, заметить, что тюки несли только женщины, а мужчины шли рядом с ними налегке. Даже одно это обстоятельство позволяло судить, что жители Танны еще не так цивилизованы, как жители островов Общества и Дружбы, ибо жестокое обращение мужчин с женщинами, на которых возлагается самая грязная и тяжелая работа, всегда свойственно грубым и необразованным народам.
Туземцы действительно ушли в глубь острова, и это чувствовалось и по тому, что на берегу теперь видно было лишь немногих. Мы решили, что теперь можем без опасений пройтись по равнине за местом водозабора, и там нашли несколько больших участков, засаженных Аruт[таро]. Нам встретились также целые леса кокосовых пальм, по которым, однако, почти нигде нельзя было пройти, так все заросло кустарником. Множество птиц оживляли лес; мы заметили прежде всего мухоловок, пищух (Creepers)и попугаев. Здесь была порода орехового дерева [475] , которое мы уже встречали на Таити и плоды которого употребляются в пищу. На этих деревьях жили голуби, преимущественно того же вида, что часто ловят и приручают на островах Дружбы. Похоже, что и на Танне с ними поступают так же. Один из наших офицеров подстрелил голубя, к хвосту которого были прикреплены два белых пера, так что он с первого взгляда принял его за какую-то совершенно неизвестную птицу.
475
Мы назвали его инокарпус. См.: Forsteri nova genera plantarum etc. В., 1776. — примеч. Форстера
Индейцы, встретившиеся по пути, рассказали нам, что один из наших людей убил двух голубей; само по себе это известие было малосущественным, но важно, что индейцы сообщили его нам не на здешнем наречии, а на языке, который в ходу на островах Дружбы. Несомненно, они заметили, что мы в разговоре часто прибегаем к помощи слов из этого языка, и они воспользовались ими, чтобы мы их лучше поняли. Когда мы выразили свое удивление тем, что они говорят на чужом языке, они повторили сказанное по-таннски, то есть на своем родном языке, совершенно непохожем на упомянутый, и добавили, что тот язык употребляется на острове Ирронан [476] , лежащем милях в восьми к востоку. Такая
476
Иногда этот остров называется также Футтуна [Футуна]. — примеч. Форстера
После полудня мы опять вышли в путь. На сей раз нам встретилось совсем немного жителей, хотя мы прошли по равнине от моря 3 мили. Каждому встречному мы говорили, что хотим только пострелять птиц; в таких случаях нас обычно пропускали беспрепятственно. Мы и в самом деле подстрелили несколько мелких птиц, по подбирать их нам удавалось редко, потому что они обычно падали в траву, такую высокую и густую, что никак их было не найти. В этих местах имелись ухоженные плантации бананов и сахарного тростника, зато нигде мы не видели хижин; большая часть равнины была не возделана и покрыта где высоким лесом, где низким кустарником.
Мы вышли к длинной и очень просторной долине, с разных мест которой поднимался дым и слышались голоса людей. Но ни самих людей, ни их хижин не было видно, так как тропа, которой мы шли, со всех сторон окружена была густым кустарником, а сама долина покрыта лесом. К тому же приближался вечер, так что мы удовольствовались тем, что обнаружили эту долину, и, решив при следующей возможности узнать о ней побольше, без приключений вернулись на берег.
Всю ночь почти без перерыва лил сильный дождь. Мрак от этого сгустился, но тем более живописной была картина, когда пламя вулкана золотило густой дым, поднимавшийся над вершиной. Извержение совсем как будто прекратилось, и уже много дней не доносилось никаких подземных толчков.
Утром опять прояснело, так что мы смогли сойти на берег, где, как и накануне, было видно лишь несколько туземцев. На западной стороне залива была тропа, по которой мы несколько дней назад пытались немного пройти, а теперь решили попробовать взобраться по ней на саму гору. Она была не так крута, как нам показалось, к тому же дорога шла прекрасным лесом, где цвели дикие деревья и кусты, даря путнику свое благоухание. Разнообразные цветы украшали листву, а самые высокие деревья были увиты, словно плющом, голубыми и пурпурными вьюнками. Птицы вольным пением своим оживляли местность, где, казалось, не было никаких других живых обитателей. И в самом деле, мы не видели кругом даже следа человека или посадок.
Мы поднимались по извилистой тропе все выше и через четверть часа добрались до маленькой открытой лужайки, поросшей нежнейшей травой и окруженной дикими деревьями. Лучи солнца палили тем сильнее, что ветер сюда не достигал; к тому же зной казался еще более гнетущим из-за горячего пара, едкий серный запах которого выдавал его подземное происхождение. Вскоре мы обнаружили, что он поднимается из небольшой кучки беловатой земли между великолепными фикусовыми деревьями. Земля эта не была, как могло показаться на первый взгляд, чем-то вроде известняка; это была настоящая глина, смешанная с самородной серой, на вкус едкая, вяжущая, как квасцы. Если копнуть ее палкой, дым поднимался еще сильнее, а почва была такая горячая, что невозможно было ступить на нее босыми ногами.
Немного повыше дорога привела нас к другой такой же площадке, немного покатой; однако на ней не было ни травы, ни других растений. Земля здесь состояла из красной охры, которой туземцы себя раскрашивают, а в двух местах из небольших кучек поднимался такой же серный дым, однако не столь часто и не с таким сильным запахом. Глина здесь была немного более зеленоватой, что, несомненно, объяснялось содержанием в ней серы. Тем временем вулкан стал беспокойнее, и во время каждого извержения из этих подземных серных ям вырывался, подобно густому белому облаку, пар, более обильный, чем обычно. Это, видимо, свидетельствует о том, что между обоими местами существует либо непосредственная связь, либо о том, что внутренние мощные сотрясения огнедышащей горы каким-то иным, косвенным образом сказываются на этих серных источниках. Сам же вулкан, как мы второй раз сегодня заметили, после дождя становится особенно беспокойным; возможно, дождь каким-то образом влияет на извержения, вызывая реакции каких-то горючих минералов в горе или как-то их усиливая.