Путешествие вокруг света
Шрифт:
Наша ботаническая коллекция была все еще довольно скудна, так что ее зарисовка и описание доставили нам мало работы. Поэтому у нас имелось достаточно свободного времени, чтобы каждый день заново отправляться на экскурсию, как для того, чтобы найти побольше, так и для того, чтобы ближе наблюдать характер, нравы и нынешнее состояние местных жителей.
20-го в полдень вместе с несколькими офицерами я предпринял прогулку к восточной оконечности бухты. По пути нам встретился широкий ручей, слишком глубокий, чтобы перейти его вброд, поэтому мы решили сесть в индейскую лодку и благополучно на ней переправились. На другом берегу среди зарослей виднелось довольно большое строение. Приблизившись, мы увидели перед ним полотнища тонкой таитянской материи. По словам индейцев, их расстилают на траве после того, как выстирают в реке. Возле дома на шесте висел щит круглой формы, сплетенный из волокон кокосового ореха примерно так, как плетутся корзины; с наружной или лицевой стороны он был украшен блестящими зелено-голубыми перьями голубя, а также тремя дугообразными рядами акульих зубов. Я спросил, можно ли его купить. Мне ответили «нет»; вероятно, его повесили здесь, чтобы проветрить. Средних лет мужчина, отдыхавший в этом доме, пригласил нас сесть рядом, а когда мы это сделали, стал очень внимательно изучать мою одежду. У него на пальцах были очень большие ногти, чем он немало гордился. Я скоро заметил, что это почетный знак,
260
Английский натуралист Джон Нидхэм (1713—1781) и французский ориенталист Жозеф де Гинь (1721—1800) высказывали умозрительные гипотезы о родстве различных народов. См.: J. Т. N е е d h a m. Recherches physiques et metaphysiques sur la nature et la religion. P., 1769; J. de Guignes. Memoire dans laquel on prouve que les Chinois sont une colonie egyptienne. P., 1759. Ниже Форстер полемизирует с Гинем, не называя его по имени .
В разных углах хижины сидели с одной стороны мужчины, с другой женщины и отдельно друг от друга ели свой обед, состоявший из хлебных плодов и бананов. Казалось, и те и другие, в зависимости от того, к кому мы были ближе, хотели, чтобы мы присоединились к их трапезе. В этой стране существует странный обычай, по коему оба пола должны есть раздельно; но почему так происходит и что послужило этому причиной, об этом мы смогли узнать так же мало, как и капитан Кук во время своего прошлого плавания.
Покинув эту хижину, мы через благоуханные заросли дошли до другой, где находился О-Таи с женой, детьми, а также с обеими сестрами, Маройей и Марораи. С нами был офицер, оставшийся без своих покрывал, но он предпочел не вспоминать про них, а попробовал завоевать сердце своей красотки с помощью новых подарков, для чего не жалел ни бус, ни гвоздей, ни других мелочей. Девушка брала их весьма любезно, однако снисходить к пылкому желанию своего возлюбленного отнюдь не собиралась. Видимо, покрывала были единственным, о чем она мечтала и ради чего готова была ему ненадолго уступить; а их она, надо думать, уже имела, и теперь любовник, видимо, ничем больше не мог ее привлечь. По крайней мере так мы объяснили ее поведение. К тому же она принадлежала к знатному семейству, а во время прошлого пребывания на острове капитана Кука вообще почти (или вовсе) не бывало случая, чтобы женщина из высшего сословия позволила себе такую вульгарность.
У них мы пробыли недолго, поскольку начинало смеркаться. До берега добрались уже так поздно, что шлюпки успели вернуться на корабль. Поэтому, когда один индеец предложил переправить меня в своем каноэ за единственную бусинку, которая оставалась у меня после сегодняшней прогулки, я без колебания согласился и таким образом благополучно прибыл на борт, хотя жалкая лодчонка не имела даже выносного поплавка (аутриггера), который предохраняет от переворачивания.
На рассвете следующего дня мы опять сошли на берег и снова направились на восток. Чем ближе мы подходили к восточной части бухты Аитепиеха, тем шире становилась равнина, тем богаче были посадки хлебных деревьев и кокосовых пальм, бананов и других деревьев, на которых, проходя, можно было уже увидеть зачатки будущего урожая. Хижин здесь тоже становилось все больше, и многие из них на вид были чище и новее, чем в месте нашей стоянки. В одной из них, имевшей стены из тростника, мы увидели большие рулоны материи и множество щитов, которые висели внутри на кровле. Все это, как и сам дом, принадлежало королю, Ахеатуа.
Мили две мы шли по красивым лесам и посадкам хлебных деревьев и видели, как повсюду люди приступали к своим повседневным трудам, слышали стук колотушек, которыми отбивали материи. Не следует думать, будто работать так неустанно заставляют людей нужда и бедность, потому что, куда бы мы ни приходили, вокруг нас вскоре всегда собиралась большая толпа и усердно сопровождала нас целый день, иногда пренебрегая даже обедом. Впрочем, усердие их было не совсем бескорыстным. Хотя держались они в общем доброжелательно, дружелюбно и услужливо, но при этом не упускали ни малейшей возможности стащить какую-нибудь мелочишку, проявляя подчас большую изобретательность. Всякий наш дружеский взгляд или улыбку они считали самым подходящим поводом, чтобы попросить: «Тайо, поэ!», что означало примерно: «Друг, дай бусину!» Удовлетворяли мы просьбу или нет, на поведении их это никак не сказывалось, они оставались такими же веселыми и дружелюбными. Если они слишком надоедали частыми просьбами, мы иногда передразнивали их в том же тоне, что всегда вызывало громкий смех всей толпы. То и дело они громко переговаривались друг с другом, главным образом про нас. Каждому, кто вновь присоединялся к числу наших спутников, сообщали наши имена, которые в их произношении сводились к нескольким гласным со смягченными согласными. Затем каждому рассказывалось, что мы делали или что сказали за утро. Обычно нас сразу просили выстрелить из ружья. Мы соглашались при условии, что они сами укажут нам птицу. При этом мы иногда попадали в затруднительное положение, так как птица, которую они нам показывали, сидела шагов за пятьсот. Они не знали, что наши ружья стреляют лишь на определенное расстояние, а мы, не желая выдавать им эту тайну, обычно делали вид, будто не видим птицу, пока не подходили к ней под этим предлогом на расстояние выстрела. Первый выстрел очень их испугал, некоторые даже упали ничком на землю, другие отбежали назад шагов на двадцать, пока мы не приободрили их дружескими словами, а более храбрые сотоварищи не принесли убитую птицу. Вскоре они к этому привыкли, правда, по-прежнему вздрагивали при каждом новом выстреле, но, во всяком случае, не более того.
При всем дружелюбии этих встреч повсюду продолжали прятать от нас свиней, а когда мы про них спрашивали, либо смущались, либо заявляли, что у них свиней нет, либо повторяли, что они принадлежат Ахеатуа. Так что мы решили не возобновлять этих разговоров и, хотя почти в каждой хижине видели припрятанных свиней, притворялись, будто их не замечаем или нам до этого нет дела. Такое поведение еще более увеличивало их доверие к нам.
Пройдя несколько миль, мы присели на большие камни, которые образовывали нечто вроде приподнятой мостовой перед одной из хижин, и попросили у туземцев хлебных плодов и кокосовых орехов в обмен на бусы. Они охотно принесли все, чем были богаты, и скоро перед нами уже стоял завтрак. Желая насладиться им спокойнее, мы велели толпе наших провожатых усесться поодаль, дабы они не могли стащить мушкет или вещи, которые на время еды придется положить на землю. Добрые люди постарались сделать наш завтрак обильнее и вкуснее; они принесли нам кокосовую скорлупу с маленькими рыбками, которых здесь едят сырыми, макая в соленую воду. Мы попробовали, и это показалось нам не лишенным
Позавтракав, мы собрались дальше в горы, но индейцы стали уговаривать нас остаться на равнине. Было очевидно, что эта просьба вызвана одной лишь ленью, ибо им казалось излишним трудом подниматься в гору; но мы уже не нуждались в провожатых и поэтому продолжили путь, несмотря на их неудовольствие; часть нашей свиты тут же и осталась, а другие разошлись.
Лишь несколько человек, менее ленивых, чем другие, захотели показать нам дорогу. Они провели нас вверх по ущелью между двумя горами, где мы нашли новые дикие растения и встретили много маленьких ласточек, летавших над ручьем, который стекал по галечному ложу. Берег ручья, извиваясь, точно змея, привел нас к отвесным, поросшим пахучим кустарником скалам, с которых чистая, как кристалл, водяная колонна низвергалась в гладкий прозрачный водоем с берегами в пестрых цветах. Это было одно из самых красивых мест, какие я когда-либо видел в своей жизни. Ни один поэт не способен описать подобную красоту. Внизу под нами простиралась плодородная, возделанная и населенная равнина, а за нею синело широкое море. Деревья, осенявшие своими густолиственными ветвями пруд, дарили нам прохладную тень, а приятный ветерок, веявший над водой, еще более смягчал дневной жар. Мы улеглись здесь на мягкую траву, чтобы под однообразный и торжественный гул водопада, в который иногда вплетались голоса птиц, описать собранные растения, покуда они не завяли. Наши провожатые-таитяне тоже расположились под кустами и смотрели на нас тихо, внимательно. Мы охотно провели бы весь день в сем очаровательном глухом уголке! Однако наши занятия не допускали бездеятельности; едва покончив с описанием и напоследок еще раз полюбовавшись романтической местностью, мы вернулись на равнину.
Здесь нас встретила большая толпа индейцев, сопровождавших господ Ходжса и Гринделла [261] , к которым присоединились и мы. С господином Ходжсом был малый необычайно красивого сложения, которому особенно нравилось нести его рисовальную папку. Наверное, ни один знак расположения не доставил бы этому молодому человеку большего удовольствия, чем подобное доказательство оказанного ему доверия; во всяком случае, он весьма гордился возможностью идти на глазах у земляков рядом с нами и держать папку. Другие тоже вели себя более по-свойски, нежели обычно, возможно польщенные привилегией, оказанной их земляку, возможно потому, что им нравилось, как спокойно идут среди них господа Ходжс и Гринделл, оба безоружные. Такой вот мирной процессией мы дошли до просторной хижины, где собралось несколько семейств. Старый мужчина, взгляд которого светился доброжелательством и спокойствием, лежал на чистой циновке, положив голову на скамеечку, служившую ему подушкой. Фигура его отличалась каким-то особенным благородством. Седые волосы завитками спадали с головы, густая, белая как снег борода опускалась на грудь, глаза оживленные, полные щеки дышали здоровьем. Морщин, которые у нас отличают стариков, было мало, ибо печали, заботы и несчастья, столь рано старящие нас, казалось, были совсем неизвестны этому счастливому народу. Несколько детей, вероятно его внуков, как водится здесь, совершенно голых, играли со стариком, повадка, взгляд и выражение лица которого могли служить наглядным доказательством того, насколько простая жизнь может до позднего возраста сохранить силу чувств. Вокруг расположились несколько мужчин и девушек, весьма красиво сложенных. Ко времени нашего прихода вся компания, очевидно, была занята дружеской беседой после здешней скромной трапезы. Они пригласили нас сесть рядом с ними на циновки, и мы не заставили себя просить дважды. Казалось, они еще никогда не видели близко европейца, во всяком случае все с крайним любопытством тотчас принялись изучать нашу одежду и оружие; однако природное непостоянство не позволяло им задерживаться на одном предмете больше чем на мгновение. Удивлялись нашему цвету кожи, пожимали наши руки, не могли понять, почему на них нет никакой татуировки и почему у нас не длинные ногти. Старательно выспрашивали наши имена и радовались, когда могли повторить их. Но индейское произношение настолько искажало звучание, что даже специалисты по этимологии не могли бы узнать, о ком идет речь. Форстер превратился в Матара, Ходжс в Орео, Гринделл в Терино, Спаррман в Памани, а Георг в Теори [262] . Как и всюду, гостеприимные хозяева предложили нам кокосовые орехи и э-ви,дабы мы могли утолить жажду, а старший пригласил оценить музыкальные таланты своего семейства. Один из молодых мужчин дул ноздрями в бамбуковую флейту с тремя отверстиями, а другой при этом пел. Вся музыка, как игра на флейте, так и пение, сводилась лишь к однообразному чередованию трех-четырех звуков, не похожих ни на наши полные тона, ни на полутона; если сравнить их с нотами, это было нечто среднее между нашими половинками и четвертями. Впрочем, тут не было и следа мелодии, не соблюдался и такт, то есть получалось лишь некое усыпляющее жужжание. Такая музыка, конечно, не могла оскорбить слуха фальшивыми звуками, но это было единственное ее достоинство, и лучше ее было просто не слушать. Странно, что, хотя вкус к музыке распространен у всех народов на земле, понятия о гармонии и благозвучии у разных наций бывают столь отличными.
261
Гринделл, Ричард (1750—1820)—матрос 1-й статьи, хорошо проявивший себя во время второй экспедиции Кука. Свою службу в британском флоте закончил в чине вице-адмирала.
262
Чтобы его не пугали с отцом, младший Форстер называет себя по имени.— Примеч. изд.
Обитатели этой хижины как бы воплощали представление о счастливом народе. Господин Ходжс набросал здесь несколько картин, способных дать миру более наглядное представление об этих сценах, нежели слова. Занятие его привлекло взоры всех индейцев, и велико же было их удивление и удовольствие, когда они узнавали сходство между рисунком и лицами своих земляков!
Несмотря на все наши старания изучить их язык, мы пока продвинулись в нем недостаточно далеко и потому оказались лишены удовольствия, какое, без сомнения, доставила бы нам беседа с этими счастливыми людьми. Несколько слов да немая пантомима — вот все, чем мы могли объясняться. Но даже этого было, достаточно, чтобы доставить удовольствие добрым людям; во всяком случае, наша ученость и стремление им понравиться были им столь же приятны, как нам их готовность служить и давать уроки.
За все это время старик не переменил своей позы. Не поднимая головы со скамеечки, он задал нам несколько незначительных вопросов, например: как зовут эри,то есть командира корабля; как называется земля, из которой мы приплыли; надолго ли мы останемся; с нами ли наши женщины и т. п. Хотя он, казалось, про все уже знал от своих земляков, но хотел либо сам услышать подтверждение их слов, либо просто занять нас разговором. Мы как могли ответили на его вопросы, а затем раздали немного бус, медалей и прочих мелочей его семейству, после чего пошли дальше.