Путешествие вокруг вулкана
Шрифт:
— Пожалуйста, передай матери, — сказал он, — гостинцы. Она живет там же в Кедровом, куда вы едете. Виринея Егоровна Чугунова.
— Разве у тебя жива мать? — невольно ахнула я. Василий никогда не вспоминал о ней, и я почему-то решила, что она давно умерла, как и отец.
— Жива. Она там с братухой моим, Харитоном.
О брате он рассказывал не раз, видно, любил его, — страстный охотник, лесной бродяга. Работал этот Харитон, не помню уже, где, кажется, в лесничестве. Я молча взяла сверток.
До Ыйдыги мы добирались долго: поездом, самолетом, пароходом,
Странный сон я видела в ту ночь. Во-первых, меня в нем не было. Каким образом я все видела — неизвестно. Но видела, будто по тайге, через болота, валежник, непроходимую чащу пробирается Василий. Он идет сотворить что-то страшное… Тут я, наверное, начала метаться изо всех сил и таки пробудилась, в полном изнеможении, с сильно бьющимся сердцем, вся в поту. Ох, Василий, Василий, зачем ты мне так снишься!
3. ЖИВАЯ ВОДА
Проснулась я невыспавшаяся, в подавленном настроении — под впечатлением худого сна. Торопливо одевшись и взяв из чемодана полотенце, я вышла в кухню. Мария Кирилловна, напевая, что-то варила и жарила в русской печке и весело ответила на мое приветствие.
— Умыться можно возле крыльца, — сказала она, улыбнувшись, — там умывальник весит. А если хотите, можно спуститься к реке. Только не плавайте долго: с непривычки простудитесь. (Это мне—спортсменке, у которой первый разряд по плаванию!)
Конечно, я спустилась к реке. Утро было серое, хмурое. Дикое безлюдье, белесая тайга. Разделась и прыгнула с невысокого каменистого обрыва в воду. И — заорала, как ошпаренная, так холодна была вода. Все же я поплавала немножко. А не успела одеться, как поняла: живая вода! Будто я стала другой и другое вокруг. Будто мне открылось скрытое поначалу: Красота Земли. Серое, оказалось, сияло, как жемчуг, белесое — голубело и серебрилось, хмурое — радовалось жизни. И необжитая Ыйдыга текла так свободно, как в меловой период, когда появились на земле «первичные» ели, лиственницы, сосны и кедры.
По слабо протоптанной тропинке, влажной от тумана, шла я обратно. Бронзовые стволы старых елей подпирали голубой свод, словно мощные колонны. Серебряный мох пружинил под ногами. Остановилась я и прислушалась. Птицы хором пели здравицу утру. Я слегка огорчилась, поняв, что не знаю их языка, даже голоса не различаю. Кто это такая крикливая надрывается над самой моей головой: ворона, сорока, кедровка? Всех перекричала! Ночной туман, оборотясь маленькими облачками, поднимался ввысь, цепляясь за мохнатые темно-зеленые кроны. И был густ и пах, как мед, как свежий хлеб из печки, воздух. И вдруг подумалось: я на родине Василия.
Непонятно: такая природа должна родить людей под стать ее чистоте, могуществу и свободе.
Когда я вернулась в дом лесничего, там уже ожидали меня у накрытого стола Мария Кирилловна, ее муж Ефрем Георгиевич и рослый, черноглазый, крепкий мальчуган, на вид лет пятнадцати. Потом оказалось, что ему всего тринадцать. Звали его Данилушка. Ростом, дородностью и русской красотой Данила удался и в мать и в отца. До чего же хороша была пара — его родители! Невольно я подумала: если бы понадобилось послать, как образец человечества, жителям других планет — как раз подошла бы эта семья. Нельзя было не любоваться ими.
Бросалось в глаза, что отец и сын боготворили Марию Кирилловну. Высшим авторитетом была она для них, самым дорогим в жизни. Сначала Ефрем Георгиевич и Даня дичились меня, но, пока мы управились с жареным хариусом, картофелем, грибочками, вареными яйцами, горячими пшеничными лепешками со сметаной, они попривыкли ко мне, а я к ним. Мы еще пили чай с вареньем из морошки, как уже пришел профессор. Его тотчас, несмотря на уверения, что он уже наелся отменно у директора лесхоза, усадили за стол.
— Сегодня я в твоем распоряжении, Мария Кирилловна! — сказал профессор, прихлебывая чай из большой чашки. — Членам экспедиции «вольно». Пусть отдохнут с дороги денек, осмотрятся. Покажи нам с Тасей свои владения.
— Ладно, — улыбнулась Мария Кирилловна. — Сегодня и мы устроим себе выходной день. Большой праздник у меня…
— Я потом вас разыщу, — сказал Ефрем Георгиевич, — надо заглянуть за Кенжу. Сказывают, что туда рано поутру пробирался Харитон. Сама знаешь…
Мария Кирилловна озабоченно посмотрела на мужа.
— Захвати с собой объездчика…
— Не боюсь я его угроз, Маша.
— Я буду беспокоиться… А мне хочется, чтоб сегодняшний день запомнился праздником.
— Ладно. Поеду с объездчиком.
Ефрем Георгиевич привычно оседлал во дворе лошадь. Мы вышли на крыльцо.
— Папа, возьми меня с собой! — вдруг крикнул Даня и, получив от отца разрешение, ловко вскочил в седло. Оба, улыбаясь, помахали нам рукой и скрылись за деревьями.
— А что это за Харитон? — не выдержав, спросила я, когда мы втроем углубились в тайгу.
— Да браконьер тут у нас есть один, — пояснила Мария Кирилловна, не оборачиваясь: она шла по еле заметной тропе впереди. — Отчаянный парень. Ефрем несколько раз ловил его с поличным.
— А как его фамилия… этого браконьера? — чувствуя, что краснею, спросила я.
— Чугунов.
— Чугунов? — переспросил Михаил Герасимович. — Брат нашего Чугунова?
— Да. Брат Василия.
— Откуда вы знаете… — начала было я…
— Мы же однокурсники, — пояснила Мария Кирилловна.
— Приезжал хоть раз Василий на родину? — поинтересовался профессор.