Путешествие
Шрифт:
— Великий Глаукс, конечно же нет! Я читаю только любовные романы и даже близко не подхожу к полкам со всякой там «логи-ей» на обложке. Кстати, ты знаешь, что наша мадам Плонк написала мемуары о своих любовных увлечениях? Оказывается, у нее была целая стая близких друзей, только они все уже умерли. Книга так и называется «Чудесные страницы или занимательная история жизни, посвященной любви и песне». Кстати, там не только про любовь, но и про музыку тоже. Я обожаю мадам Плонк!
— Кто будет читать такую чушь? — прогудел подлетевший к ним Сумрак. — Меня так и тянет срыгнуть погадку от всей этой романтической дребедени. Я люблю читать
— Что касается меня, — снова вмешалась Отулисса, — то я не очень люблю книги про войну, но и мадам Плонк, на мой взгляд, является особой пошлой и вульгарной. И вообще, в ней есть что-то сорочье. Вы были хоть раз в ее так называемых «апартаментах»?
— Конечно, — восхищенно ухнула Примула. — Прелесть что такое, правда?
— Ну да, конечно. Там все забито всякими странными вещами — посудой, чайными чашками, сделанными, по словам мадам Плонк, из какого-то фарфора. Откуда она только берет это барахло? Я уверена, что за ее прелестными белыми перьями прячется обыкновенная сорока, падкая на все блестящее! Скажу откровенно, мне ее апартаменты кажутся безвкусными, как, впрочем, и их обитательница!
«Великий Глаукс, что за несносное существо!» — раздраженно подумал Сорен. Чтобы сменить тему, он решил расспросить Отулиссу о том, как она попала в Великое Древо Га'Хуула.
— Когда ты здесь очутилась, Отулисса?
— В сезон медного дождя. Я родом из Амбалы. Вы, наверное, слышали, что наше царство из-за бандитских налетов патрулей Сант-Эголиуса потеряло особенно много яиц? Мои мать с отцом тоже потеряли два яйца и полетели на их поиски. Я же осталась в гнезде под надзором очень рассеянной старой тетушки. Та решила навестить свою подругу и оставила меня без присмотра. Разумеется, я страшно занервничала. Летать я не умела, да у меня и в мыслях этого не было, честное слово! Я была очень послушным совенком. Я только осторожно выглянула из дупла, чтобы посмотреть, не летит ли тетя, и вдруг упала. Это чистая правда, клянусь хвостом!
«Енотий помет это, а не правда! — подумал про себя Сорен. — Ты сделала то же самое, что и Гильфи, и сотни других неоперившихся птенцов. Ты попыталась взлететь! Вот только Гильфи честно призналась в этом, а ты пытаешься уверить всех в своей невиновности».
— На мое счастье, — продолжала Отулисса, — в это время мимо пролетали патрули искателей-спасателей Великого Древа Га'Хуула. Они подобрали меня, положили обратно в дупло и стали дожидаться, когда прилетит моя тетя или вернутся родители. Но те так и не вернулись. Боюсь, их постигла беда, когда они пытались найти пропавшие яйца. Что же касается моей тети, то я просто ума не приложу, что с ней могло случиться. Я уже говорила, что она была ужасно взбалмошной особой, тем более для пятнистой совы. В общем патрульным пришлось принести меня сюда, на Великое Древо Га'Хуула. — Отулисса на мгновение смолкла и моргнула. — Так что я тоже сирота, как и вы все.
Сорен растерялся. Это было лучшее, что он слышал от Отулиссы. Она очень редко давала понять, что считает себя хоть в чем-то похожей на других сов, тем более не относящихся к прекраснейшему и достойнейшему роду пятнистых сов.
Но тут Борон звонко щелкнул клювом, объявляя ночной полет законченным, и Сорен заметил Стрикс Струму, подлетавшую с наветренной стороны, чтобы повести совят на урок навигации.
— Сегодня, дети, у нас укороченное занятие, — с ходу сообщила она. — Все вы знаете, что сегодня особая ночь, и мы должны вернуться домой до рассвета.
Они вернулись на Великое Древо Га'Хуула на границе тьмы, в час, который совы называют Серая Глубина, когда чернота ночи поблекла, но ни один лучик солнца еще не появился над горизонтом.
В это утро никому не хотелось чая. Чаепитие было долгим и нудным, слепые змеи с чашками на спинах еле-еле ползли, усиливая нетерпение совят. Никогда еще в столовой не было так тихо. Совята были слишком взволнованны и не решались говорить вслух о своих предчувствиях. Даже Отулисса хранила непривычное молчание.
— Никто не хочет добавки? — поинтересовалась миссис Плитивер. — Я с радостью сползаю на кухню и принесу желающим еще чайку с вкусными ореховыми кексами.
Сорен видел, как Отулисса крепко зажмурила глаза и долго их не открывала. Он прекрасно знал, о чем она подумала: разумеется, об орешках, только не о тех, которые в кексах. Она думала о десяти орешках, выложенных в виде созвездия Великого Глаукса. Сорен ей даже посочувствовал.
Наконец настало время пожелать друг другу спокойного дня.
Как только мадам Плонк запоет колыбельную, совята ринутся по дуплам, чтобы узнать свою судьбу на дне выстланного пухом гнездышка.
Обычно колыбельная мадам Плонк звучала в полнейшей тишине, но этот день был исключением из правил. Никто не сомневался, что ее пение будет прерываться дикими воплями, разочарованными стонами и криками: «Я же тебе говорил! Я знал, что ты попадешь именно в этот клюв!» А те, кому повезло меньше других, будут с тоской думать: «Великий Глаукс, за что мне эта треклятая гахуулогия под руководством старой занудной пещерной совы?»
Сорен, Сумрак и Копуша с Гильфи вместе вернулись в свое дупло.
— Ну, удачи нам всем! — выпалил пещерный совенок. — Сумрак, я очень надеюсь, что у тебя все сбудется. Я знаю, как много это для тебя значит!
И тут Сорен вдруг понял, в чем его проблема. Он сам не знал, чего хотел. Но точно знал, чего не хотел. Он был просто незрелой совой с незрелым желудком.
Все разошлись по своим углам. Вот зазвучали первые звуки арфы, а за ними полились вкрадчивые переливы волшебного голоса мадам Плонк. Но на этот раз даже колыбельная прозвучала слишком быстро, и вот уже стихли последние куплеты песни.
Сердце Сорена забилось быстрее, в желудке что-то сжалось…
Час пробьет — Ночь придет По полям, по цветам, Сумерки вернутся к нам. Это дерево — наш дом, Мы здесь живем. Мы свободны и свободными умрем. Пусть покоен будет день ваш, Сладок сон. Глаукс — это ночь. У дня и ночи свой закон.