Путешествия к американским берегам

Загоскин Лаврентий Алексеевич

Ттынайцы как искусные промышленники все, что относится к части звероловства или рыбной ловле, изготавливают, можно сказать, в совершенстве своего рода; луки их, стрелы, лапки, в рост человека длиной, переплетенные оленьими жилами, уютные нарты, лодочки – все отличается легкостью, удобностью, здравым обдумьем, смыслом и чистотой отделки. Зато в домашних ремеслах и рукоделиях они отстали от своих соседей: шьют вообще плохо, домашнюю деревянную посуду заменяют свернутой из бересты. Впрочем, у всех ттынайских племен мы нашли в употреблении более, нежели у племен приморских, посуды медной и железной, состоящей в котлах, кубках и кружках; некоторые имеют даже чайники и луженые ложки. Конечно, это происходит оттого, что, занимаясь преимущественно звероловством, они имеют более средств к удовлетворению своих прихотей и надобностей, но частью и потому, что, набравшись драгоценных для себя вещей – бисера и цуклей, они без соображения, к чему пригодна взятая им вещь, берут вдобавок за привезенные промыслы все, что им предложат или на что глаза разбегутся.

Смотря

по разности предметов, содержимых в наших заселениях, туземцы приучаются и к их употреблению. С начала учреждения временного заселения в Нулато выпускали оттуда бисера белого и красного цвета, небольшие, так называемые енисейские топоры, листового железа котлы, медные в осьмину вместительностью кружки, в бумажных футлярах зеркала, зарукавные кольца, гнутые из толстой железной проволоки и выбиваемые из меди, якутские пальмы, и ттынайцы того края привыкли к этим вещам. Напротив, со стороны Александровского редута при заселении на Кускоквиме введены в употребление между тамошними племенами бисер черный и белый, топорики алеутские, медная и чугунная посуда, байковые одеяла, суконные колошенские плащи и частью европейское платье. В нашей системе торгового обмена с туземцами материка доселе внимание обращено было только на приобретение большого количества пушных промыслов и несколько на улучшение быта самих туземцев введением между ними различных полезных для них предметов. Управляющие редутами или артелями вынуждены были стараться сбывать то, что к ним присылалось залежалого в метрополии колоний или в главных ее отделах, и часто, сами не понимая начал правильной торговли, основанной на пользе общей, требовали различных, вовсе излишних для туземцев товаров или даже без означения количества, веса и названий просили просто «товаров для дикарей».

По роду своей жизни ттынайцы воинственнее смежных с ними племен народа канг-юлит, а между своими соплеменниками отличается дерзостью племя собственно инкиликов. Они никогда не покидают своего оружия, даже при домашних отлучках в лес или к осмотру морд носят с собой копья, то есть пальмы, насаженные на древки 4 фут длины. Грабеж или насилие при завладении чужим добром считается ни во что, разумеется, над посторонними племенами или чуждыми поколениями. Поводом к постоянному вооружению ттынайцев немало служит и разъединенность одного и того же племени: верховые, проживая большей частью отдельными семьями, опасаются и зверя и своего соседа. Подчиненности у них вовсе не заметно; отцы – старшины своих семей, но нередко между инкалитами юг-ельнут братья живут во 100 милях друг от друга. Убийства, как и у приморцев, платятся смертью убийцы или выкупом. В поход наш к зунду Коцебу у племени юннака-хотана мы видели одного туземца, который убил человека из своего племени: лицо его и руки были окрашены углем, на шее, на руках у плеч и кистей и на ногах надеты были очищенные от коры таловые обручи, вроде браслет и ожерелья; в этом наряде он повинен был проходить год и оставался неприкосновенным; в противном случае рисковал быть убитым от каждого собрата.

Система их войны также основана на нечаянном нападении, и потому храбрость или отвагу дикаря никак не должно ставить в параллель с истинным значением храбрости, заключающейся в презрении к смерти в пользу родины, отечества, царя.

Оружие ттынайцев состоит из простого, выгнутого из березы или еловой крени лука, стрел с аспидными, обсидиановыми или железными копьецами, всаженными в костяные наконечники, одного или пары ножей, пальмы, или якутской работы копья, – последние получают от чукчей – и оленьего рога или сбитого из пальмы головолома; впрочем, томагавки употребляются только верховыми племенами. У гольцан верховья Кускоквима и ттынайцев, проживающих по Тхальхуку, с недавнего времени завелись и ружья. Лодочки их строятся из бересты, но совершенно иной конструкции от якутских веток²⁶³. Ветки совершенно плоскодонны, довольно широки, набор имеют сплошной, решетины частые и спаи берестяной обшивки сжаты на них с обеих сторон тонкими драночками и потом уже залиты пеком²⁶⁴; напротив, ттынайская лодка имеет весьма редкий набор, так что при длине 18 фут ставится всего 7 шпангоутин, или лучков, а продольных решетин кладется всего по 2 на стороне; ширина их одноместных лодочек не превышает 2 фут; швы обшивки замазываются еловой серой, слегка для большей тягучести прокипяченной в воде. Такая лодочка весом 25 фунтов, и для непривычного валче алеутской байдарки.

Ттынайцы имеют собак особой породы от чукотской, поджарых, небольшого роста, не выше полутора фута, стойкими ногами, стоячими ушами, острой мордочкой и гладкой беловато-серой шерстью. При случае припрягают их к нарточке, но более употребляют при охоте за оленями, лосями, дикобразами и прочим.

Верхние племена ттынайцев жира морских животных не употребляют, заменяя его для толкуш оленьим, медвежьим и лосиным салом. Молодые люди не едят гагар, указывая, что ноги этой птицы такого устройства, что препятствуют скорому бегу. Не имеют общественных кажимов; не парятся в банях; не отправляют никаких особых празднеств, признавая одного высшего духа; умерших своих жгут, и пепел, собрав в небольшой сколоченный ящик или согнутый из бересты кузовок, отвозят непременно на то место, которое назначено умирающим. Жгут тела тогда только, когда труп начнет разлагаться, и потому в зимнее время, если в которой семье случится покойник, то такого везут к

избранному месту иногда месяца три, употребляя его себе в пути вместо изголовья. В честь или память умершего близкие родственники остригают себе часть передних волос, до сорокового дня омываются через каждые пять дней и столько же времени не едят ничего сырого. Кузовок или ящик с пеплом красят красной краской, вешают на четыре невысоких столба, перед которыми втыкают в землю лучшее оружие покойника; равномерно вешают его домашнюю утварь, бисер и прочее. Не слышно, чтоб кто из живых этим добром воспользовался.

Пляски и песни ттынайцев входят в сущность их религиозных верований: без плясок они не начинают никакого дела. На многих селениях нас встречали пляской и на вопросы наши «для чего это делается?» ответом было, что это мольба главному духу который защитит их от русских. Все племена этого народа доселе полагают, что оспа, свирепствовавшая в здешнем крае в 1838 и 1839 годах, была напущена русскими. Подъезжая к какому-либо селению, ттынайцы, выстроившись в ряд, поют свою песню, потом, дружно выдернув свои лодочки на берег, становятся в один или два ряда, смотря по числу людей, и пляшут. Нам случилось заметить в Нулато, что несколько молодых людей, желая поскорее продать свои промыслы, пренебрегли этим обыкновением, и один старик долго им выговаривал и принудил выполнить этот обряд.

Каждая песня ттынайцев поется на особый напев; мера плясовых подходит близко к такту скорого марша. Ни один толмач не был в состоянии познакомить нас с содержанием которой-либо их песни. Запевал у них нет, и все песни поются хором теми же плясунами. По отзыву некоторых ттынайцев северных племен, они сами не понимают песен, перенятых ими от низовых своих соплеменников, и усваивают только напевы. Пляска их однообразна, но как всякое движение, не определенное условными выражениями, не может быть объяснена словами. Во время пляски ттынайцы с места не сходят, гнутся, перегибаются, корчатся так, что иные чубами достают землю. Неимоверная быстрота их воинственных, угрожающих телодвижений, какое-то исступление, овладевающее постепенно всеми до того, что у некоторых глаза как бы выпрыгивают из своих орбит, рот кривится, все лицо принимает особенное зверское выражение, – заставляли нас не раз в первую зиму держать свои пистолеты на втором взводе; впоследствии мы свыклись, и даже двое из команды заучили и самую пляску и напевы некоторых песен. Ттынайцы пляшут с ножами в обеих руках, а за неимением их – с лучинами или перьями, и никогда не раздеваются.

Замечать особенности домашнего быта туземцев внутренних стран Америки, изучать их поверья возможно только при довольно продолжительном проживании с ними в зимниках, в то время когда и морозы и вьюги, не дозволяя им заняться обычной жизнью для снискания себе пропитания в горах, заставляют довольствоваться тем, что каждым запасено в летнее и осеннее время. Не зная языка и не имея надежных толмачей, мы не вдавались в расспросы об отвлеченных предметах, но здесь в заключение можно прибавить, что все племена ттынайцев склонны к принятию христианской религии. Из голцан верховья Кускоквима мы нашли некоторых, крещенных еще в 1838 году; целое племя улукагмют для принятия этого крещения добровольно явилось в Михайловский редут в 1844 году. Душ до 50 инкалитов – юг-ельнут, крещенных в редуте Колмакова, совсем отстали от прежних своих обыкновений.

Переход и пребывание в редуте Колмакова. Очерк состояния этого заселения

4 апреля. Утро, облачно, просияние солнца; тихо пополудни, пасмурно, SW тихий.

В 8 часов утра мы отправились ближайшим переносом к реке Кускоквим при 4 нартах и 8 собаках. Главное направление переноса к месту выхода на реку у селения Кхалькагмют, по пеленгам прибрежных гор из Икогмюта, есть SO 65° правого компаса.

От подъема на левый берег Квихпака мы шли миль 7 хорошим строевым лесом, однако чем глубже вдавались в материк, тем ель и береза становились мельче, ольховник и тальник кривее, так что от заимки нашего проводника, при речке Тальгиксюак, только мили на 3 в тундру растет лес; далее – низменная, болотная равнина, усеянная многими небольшими озерами. В этот день мы прошли около 12 миль, переходя на пути через речки Амылькинох, Клэк и Тумъягак. Как по их берегам, так и по Тальгиксюаку разбросано множество заимок туземцев Икогмюта, в которых они прокармливаются во время весенней и осенней распутицы.

5 апреля. Пасмурно, утро тихо; с полудня N тихий, морок. От места нашего ночлега, при реке Тальгиксюак, мы шли около 3 миль небольшими перелесками и невысокими холмами (до 8 сажен высоты), поросшими редким еловым лесом и составляющими перевал от реки Квихпак, потом миль 7 озерами и низменной тундрой, по которой местами обнажился черностоп; мягкая погода, разрыхляя снег, не давала ходу собакам.

Ночевали при речке Какыглет, впадающей в Квинчагак, в низкой, сложенной из хвороста бараборке, без огня и вари, потому что никому не пришло в голову взять несколько поленьев. Речка Какыглет не более полуторы сажени ширины, но достаточно глубокая для байдар, сидящих в грузе более 2 фут. Поставя кое-как оставленную близ заимки морду, наутро мы вынули до 200 штук рыбки имагнат, или чангият (голюха архангельгородцев) и черепокожных насекомых, называемых квихпагмютами «ммыльнут», а в наших северных губерниях известных в простонародии под именем «водяных тараканов». Ммыльнут, жаренные на палке, довольно вкусны: мясо их белое; имагнат вареная безвкусна, мороженая для непривычного приторно сладка.