Путешествия П. А. Кропоткина
Шрифт:
вожаком выбирать места... Невесело, скучно, безделье, никакого
умственного труда.
Раз как-то рано пришли на привал, а горных пород я не собрал,
писать почти нечего, я мог приняться за Сегена, с полчаса читал
среди разговоров в палатке — какое тут чтение. К тому же разные
мелкие неудовольствия: топограф ворчит что-то, другие тоже, что
работы много и что топограф ничего не делает. Теперь я принялся
сам развьючивать коней, ставить палатку и проч. Все же
облегчение
делают. Поляков зато — утешение, единственный человек наш,
поговорить с ним можно иногда, когда у него дела меньше. Впрочем, ему
дела много, пожалуй больше, чем мне. Вообще все бы это ничего,
я не огорчаюсь нисколько мелкими неприятностями, улаживаю их
и т. д. Скучно, что время даром идет и привыкаешь целые дни
ничего не делать, — не знаю, может быть дальше будет "интереснее,
а то едешь несколько дней, даже, например, обнажений не видишь,
а кругом в тайге ужасное однообразие».
В хорошие дни двигаться было еще не так трудно. Но в
Восточной Сибири ясная погода в горах долго не держится. Не р,едко ду-
ют шквалистые ветры, приносят грозовые облака, которые
проливаются ливнями, или — еще хуже — собираются плотными серыми
тучами, облегают, как ватой, гольцы и пади и сыплют, как из сита,
непрерывным дождем — и днем и ночью.
Первая половина пути до Витима прошла при сравнительно
хорошей погоде. Дожди бывали недолгие. Но скоро свинцовые
тучи закрыли все небо. Полил долгий, непрерывный дождь. Тяжело
и неприятно под дождем, но это еще полбеды. Главная беда в
том, что в такие дожди в горных реках начинаются паводки.
Ручьи и речки, которые раньше, почти не замечая, можно было
переходить по щиколотку или по колено, начинают вздуваться, и
каждая переправа грозит опасностью.
Было трудно разыскивать брод. Лошади погружались по брюхо
или даже сбивались с ног быстрым потоком. Вода перекатывала
огромные валуны, громыхая ими по дну.
Еще хуже и опаснее было, когда разбушевавшийся поток
прорывал на своем пути какую-нибудь преграду и несся высоким
валом. Попасть в такой паводок значило погибнуть.
Дождь лил несколько дней подряд. Но Кропоткин не
останавливал своего каравана: длительные задержки в пути могли истощить
запасы продовольствия. Нельзя было останавливаться и потому,
что у людей могла ослабеть воля и экспедиция не добралась бы до
Читы.
В один из таких дождливых дней караван спустился, как
всегда, на дно пади и заночевал на берегу небольшой таежной
речушки, на большой песчаной отмели. Кропоткин предусмотрительно
поставил палатки под яром, на береговом откосе, где было хоть и не
совсем удобно, но зато метра на два выше отмели и менее опасно.
Не успели путешественники уснуть, как вдруг раздались
страшные крики. Это кричали люди, разбуженные гулом реки. С
бешеным ревом неслась по дну пади вода. Плыли вырванные с корнем
огромные лиственницы, кусты, масса бурелома и сушняка. Со
склонов с шумом валились каменные осыпи.
Спутники Кропоткина в панике метались и кричали. Он
выскочил из палатки и в полной тьме сразу попал по колено в воду.
Проводники-эвенки и конюхи-казаки в растерянности ничего не
предпринимали. На счастье, палатки на косогоре были пока еще
выше воды. Кропоткин приказал немедленно перетаскивать
провиант и палатки наверх, на вершину яра, и бросился первый
спасать продовольствие. Это было очень трудно: ноги вязли в
глинистом грунте, тяжелые вьюки с сухарями и крупой уже намокли,
ремни выскальзывали из рук. Люди падали, выбивались из сил, но
все-таки в течение нескольких часов все вещи перетащили на
высокий яр. На рассвете с высокой площадки было видно, что откос,
где экспедиция ночевала, уже залит водой.
Река «играла», как говорят сибиряки. Вода прибывала, река ре-
вела и неслась с сокрушающим бешенством. Если бы Кропоткин
не заставил всех работать, то река унесла бы весь багаж, может
быть и лошадей; могли бы погибнуть и люди.
В таежных реках и глубоких падях Восточной Сибири такие
явления нередко бывают после долгих, и обильных дождей. Реки
эти начинаются в тундровых болотах на гольцах и плоских местах,
заросших ягелем. Есть места, где ягель расстилается на десятки
километров и впитывает в себя огромное количество воды, так что
образуются настоящие, большие, невидимые озера. Огромные
пласты ягеля задерживают воду этих озер, образуя как бы плотину
или берега. И вот к концу мая, когда к усиленному таянию снегов
прибавляется еще вода от сильных и долгих дождей, эти озера
переполняются, прорывают берега, и вся масса воды срывается в
таежные пади.
Реки вздуваются, вода в них поднимается валом; она то
образует на своем пути запруды, то срывает их, несясь вниз бешеным