Путешествия вокруг света
Шрифт:
Поскольку Лангедиу выразил желание осмотреть «оа эл-лип», я сейчас же сел в шлюпку, чтобы вернуться на корабль. Старик последовал за мной в своей «оа варро» (военной лодке). Милому старому вождю очень понравился наш фрегат. Он восхищался всем увиденным, а мои подарки сделали его совершенно счастливым.
Однако тут случилось происшествие, очень огорчившее почтенного старца: один из его спутников сумел подружиться с нашим коком и похитил у того кухонный нож, который затем спрятал в каноэ. Когда кок обнаружил пропажу, он сразу заподозрил своего нового друга. Последнего обыскали, но ничего не нашли. Тогда осмотрели каноэ, где нож был скоро обнаружен. Вор сознался в своем преступлении и теперь дрожал от страха. Возможно, он помнил о порке, которой подвергся в подобном случае на «Рюрике» один из его земляков. Однако на сей раз я решил обойтись без наказания, ибо намеревался пробыть здесь весьма недолго. Постаравшись разъяснить преступнику, что воровать нехорошо и что он никогда не должен этого делать, я простил воришку.
Бедный старый Лангедиу был вне себя от гнева. Он ползал в волнении вокруг и выкрикивал: «Кабудери эмо айда-ра!» («Воровать нехорошо!»). Старик бранил преступника и всячески ему угрожал. Он показал последнему все полученные от нас подарки, стремясь объяснить, как мы будем огорчены, если при такой щедрости нас еще будут обворовывать. Потом Лангедиу подвел вора к пушкам, обратил его внимание на большое их число и сказал: «Мани эмих, мани ни, мэ!» («Убить остров, убить кокосовые пальмы и хлебные деревья!»). Вероятно, Каду рассказал старику, какие опустошения могут произвести пушки.
Наконец Лангедиу приказал преступнику убраться в каноэ и не появляться больше на корабле. Вор, не проронивший за все это время ни одного слова, тотчас же выполнил приказ вождя. Однако честный старик уже не мог успокоиться. Он все повторял свое «Кабудери эмо айдара», и пребывание на корабле больше не доставляло бедняге радости. Попросив посетить его на острове Ормед, вождь удалился.
Физиономия вора показалась мне знакомой, и я справился о нем у Лагедиака. Тот рассмеялся и сказал, что наш преступник — родной брат наказанного на «Рюрике». Таким образом, склонность к воровству была у него семейным пороком. Ни один другой островитянин за все время нашего нынешнего пребывания на Отдиа не позволил себе ничего у нас украсть.
После полудня в проливе Лагедиака появилась большая парусная лодка, которая прошла затем в лагуну. Я подумал, что на ней прибыл кто-нибудь из моих аурских знакомых или, может быть, даже сам Каду. Но это оказался веселый Ла-бугар с группы Эрегуб [Эрикуб]. Он видел корабль, когда мы проходили мимо, и прибыл сюда, привлеченный любопытством. Услышав, что я нахожусь на судне, Лабугар немедленно явился на борт. Он неописуемо обрадовался нашей встрече. Однако гость сразу же осведомился о своем друге Тимаро [Шишмарев], с которым поменялся именами, и был очень огорчен, узнав, что его нет среди нас. Лабугар сильно постарел; его волосы совсем поседели. Однако он был так же весел и бодр духом, как восемь лет назад.
3 мая, воспользовавшись прекрасной погодой, я нанес визит Лангедиу на острове Ормед. Старик был настолько обрадован моим посещением, что собрал свои самые ценные вещи, намереваясь мне их преподнести. В доме вождя собрались все его дети, внуки и правнуки, устроившие для моего увеселения эб. Главную роль взял на себя сам Лангедиу, изумивший меня своим пением и живостью игры.
Поскольку мне не пришлось видеть на Радаке более совершенного драматического представления, я позволю себе подробно описать то, которое было устроено на острове Ормед. Надеюсь, что моим читателям будет небезынтересно о нем узнать.
В представлении, происходившем на открытой лужайке, участвовали тринадцать островитян и столько же островитянок. Десять мужчин сели полукругом против десяти таким же образом расположившихся женщин. Оба полукруга образовали бы вместе замкнутую окружность, если бы на стыках не оставалось свободных промежутков протяженностью в несколько саженей. В каждом из этих двух промежутков уселась старуха с барабаном.
Здешний барабан представляет собой полый чурбан и напоминает по форме песочные часы. Оба его конца обтянуты кожей акулы. Длина инструмента равна приблизительно 3 футам, его диаметр по обоим концам достигает 6 дюймов, а посередине — 3 дюймов. Во время игры такой барабан держат под мышкой и заставляют звучать, ударяя ладонью по коже.
В центре круга, спиной друг к другу, уселись старый Лангедиу и красивая молодая женщина. Лица всех участников представления были обращены к этой паре. Все актеры украсили свои головы изящными венками. Женщины же, кроме того, были увешаны цветочными гирляндами.
Вне круга стояли двое мужчин с рожками из раковин. Как только они затрубили в свои инструменты, извлекая из них глухие прерывистые звуки, весь круг запел. Пение сопровождалось бурной жестикуляцией, которая должна была пояснять содержание пьесы. Через некоторое время хор смолк, и тогда под аккомпанемент рожков и барабанов начался дуэт в центре круга, причем старый Лангедиу не уступал в живости своей молодой партнерше. Выступление солистов сменилось хором, а затем опять наступила очередь дуэта. Так повторилось несколько раз. Движения молодой певицы становились все более буйными и порывистыми; наконец она упала как подкошенная. Лангедиу пел теперь нежнее и тише. С глубокой скорбью склонился он над «бездыханным трупом». К его жалобному пению присоединился весь хор.
Как ни слабо владел я языком островитян, мне все же удалось благодаря выразительной мимике актеров понять содержание трагедии. В ней рассказывалось о молодой девушке, которую принуждали выйти замуж за нелюбимого человека. Такому браку она предпочла смерть. Возможно, старик Лангедиу взял на себя роль ненавистного жениха с той целью, чтобы решение девушки выглядело еще более оправданным.
«Покойница», опять бодрая и веселая, присоединилась к собравшимся молодым девушкам. Глядя на них, я вспомнил слова Каду о том, что обитательницы острова Ормед самые красивые на Радаке. В самом деле, среди этих девушек многие оказались весьма хорошенькими. Украшения из живых цветов были им удивительно к лицу. Вообще, этот маленький народ обладает более тонким вкусом, чем другие островитяне Южного моря. Что же касается женских причесок, украшенных цветами, то они способны затмить подобные на любом европейском балу.
Пока участники драматического представления отдыхали, подошло время обеда, который уже давно готовили в особой хижине несколько женщин. Лишь немногие островитяне удостоились чести участвовать в этой трапезе, происходившей в доме Лангедиу; среди приглашенных были и женщины. Мы уселись на циновках вокруг угощения, аккуратно разложенного на кокосовых листьях. Такой же лист был дан каждому из обедающих в качестве тарелки. На листьях, служивших блюдами, лежали деревянные ложки, которыми островитяне накладывали себе на «тарелки» кушанья.
До сих пор мне не приходилось видеть на Радаке ничего подобного: местные жители ели раньше из общего блюда, причем брали пищу руками. Лангедиу, заметив, что мне понравились его новые застольные порядки, сказал: «Мамуан руссиа могай» («Так едят русские»). Я был очень рад увидеть здесь влияние более высокой культуры, к которой успел приобщиться Каду во время плавания на «Рюрике». Это, по-видимому, он ввел на острове более аппетитный способ еды.
Вскоре, однако, я обрадовался еще больше, ибо после первого блюда, состоявшего из печеных фруктов и плодов хлебного дерева, были поданы таким же образом приготовленные коренья ямса. Это растение было привезено мной с Сандвичевых островов и впервые посажено на Радаке восемь лет тому назад. На Отдиа мне сказали, что Ламари забрал с собой на Аур все оставленные мной растения. Поэтому появление блюда с ямсом явилось для меня полнейшей неожиданностью.