Путёвка в спецназ
Шрифт:
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Странные все-таки у Рогожина методы убеждения, странные, но действенные… Взять хотя бы тот показательный суд, который он учинил над нами — надо мной и Санькой. Мы как раз вернулись с той злополучной зачистки, когда Саня чуть не отправился на тот свет! И пребывали в весьма расстроенных чувствах — оба! Напарник, застреливший парнишку и я, убивший его мать! В душе как будто что-то оборвалось; я убил женщину! Беременную!!! Было такое ощущение, что я весь в крови: даже во рту был привкус
Сашка тоже выглядел не лучшим образом, и мы добивали уже вторую пачку сигарет. Парни же тактично молчали и не задавали лишних вопросов.
И вот сидя на своих кроватях, измазанные крайне вонючей мазью Степаныча, придавались душевным терзаниям. Рогожин влетел как тайфун и сразу начал раздавать приказы. В результате получился этакий импровизированный судебный зал. За столом сидели Рогожин и Степаныч, мы в стороне на двух табуретах, а парни изображали зал…
— Итак! Я сегодня буду прокурором, — командир глотнул чай, который поставили перед ним в железной кружке. Одобрительно кивнул и продолжил: — Так же я буду и судьей! Степаныч секретарь. Отвода по составу суда нет? Вот и хорошо! Тогда приступим…
— А адвокат? — задал вполне резонный, с моей точки зрения, вопрос Балагур.
— А надо? — Рогожин ухмыльнулся и посмотрел на нас Сашкой. Мы замотали головами:
— Нет. Вы же самый честный… — начал я.
— … и гуманный судья, — поддержал меня напарник. Или подельник?
— Это вы правильно заметили, — довольный Рогожин встал и, подойдя к нам, продолжил: — Врать не будете, так и будет! Но если хоть слово соврете, отправлю на гражданку! Ясно?
Киваем:
— Так точно!
— От и хорошо. От это славно! — довольно потирая руками, вернулся за стол. — Ну и расскажите нам для начала, что вы там учудили. Подробно!
Рассказывали, дополняя друг друга, минут двадцать. После чего Рогожин выдвинул свои претензии:
— Обвиняю вас: в халатности, невнимательности и самое главное: в нарушении приказа!
— Командир! — в едином порыве все десять человек подскакивают со своих мест!
— Что? Я спрашиваю, чего вскочили? Я какой приказ отдал? Не жалеть никого, при малейшем подозрении валить, а эти? Вы должны были не ручки ей нежно крутить, а вырубить сразу. Кстати, Балагур, а ну-ка иди сюда: третьим будешь!
Понурив голову, Вовка присоединился к нам.
— От это красавцы! Диверсанты! Мать вашу! Один командовать не может, другой перед врагом покурить садится, а третий…
— Командир, — не выдерживаю, — ну перед каким врагом? Это только моя вина, после того как Саня застрелил… э-э-э… парня, я приказал ему…
— Ребенка.
— Что?
— Ты хотел сказать: ребенка!
— Я… Нет! Он не ребенок! Взял оружие — солдат!
— Ага! А баба, которую ты располовинил? Тоже солдат?
Я судорожно сглотнул, вспоминая этот страшный момент.
— Нет, — качаю головой, — мы ее сына убили… Она… Она…
— Террористка! — хриплый голос Сашки перекрывает мои сумбурные объяснения.
— Что?
— Я говорю, она террористка! — голос Сашки окреп.
— Продолжай, — в голосе Рогожина слышится интерес.
— Она стреляла в солдата Российской армии, значит террористка!
— Ой-ли? Вы же на ее глазах сына убили. Какая же она террористка?
— Самая настоящая! Это она убила своих детей! Ей всего лишь нужно было сидеть в доме! И тогда: все — остались бы живы. Она была мертва в тот момент, когда из люка вылетели граната. А Егор дал ей шанс на жизнь… А мы… Мы…
— Расслабились! — меня разобрала злость. — Командир, я виноват! Повелся на то, что мать должна была защищать своего, нерожденного ребенка. Я дурак, она нас ненавидела и презирала! Истово! И детей так же воспитывала, так что, убив ее: я спас, возможно, сотни жизней! И пацан этот тоже готовился убивать, и пытался!
Рогожин выставил передо мною ладонь:
— Хватит! Степаныч видел в подвале пояса… Так что вполне возможно, что эта самая женщина, на следующий день могла одеть пояс шахида, и ее пропустили бы такие же, как вы… А она взорвала бы какой-нибудь дедсад или школу. Хандрить еще будете? Нет? Вот и прекрасно! Признаю виновными: по всем статьям обвинения! Наказание: служить до дембеля.
И, довольно улыбаясь, повернувшись лицом к остальным, продолжил:
— Запомните, парни, вы диверсанты и ваша профессия убивать! Я не требую, чтоб вы привыкали, человечность нужна — иначе вы превратитесь в зверей. Но помните всегда: то, что вы делаете, идет на пользу Родине, как бы пафосно это не звучало. Это работа: грязная — но нужная!
Постояв и помолчав, "обрадовал":
— А теперь неприятное! К нам едут особисты!
Лица присутствующих скривились, это понятно, никто не любит этих "душетрясов".
— Приедут через неделю! Из Москвы! Как вы понимаете, недавние события, им весьма на руку. Так что я хотел бы услышать от вас, что вы будете им говорить?
— А чего говорит? — усмехающийся Пепел развел руками. — Мы тут при чем? Рвануло, мы прибежали, а там… А фиг знает, что там было!?
— То есть, ты думаешь, что этого достаточно?
— А что? На нет и суда нет!
— Хорошо. Я покажу тебе и всем здесь присутствующим умникам, как вы ошибаетесь! Сядь перед столом! И отвечай на вопросы!
Через полчаса: мокрый, как мышь, сбивающийся и путающийся на каждом слове Андрюха, взмолился:
— Да я все понял, товарищ старший лейтенант, а что делать-то?
— Мда… Степаныч, ты видишь, ни в чем не сознался, а все рассказал? — Рогожин трагически схватился за голову. — Что делать? Все пропало!
Я начал потихоньку ржать: ну, сил нет, смотреть на этого артиста! Рогожин заинтересованно посмотрел в мою сторону:
— О! Я вижу, наш Мажор другого мнения? Не желаешь просветить, что такого веселого ты увидел? Или ты думаешь, что лучше справишься?