Путеводитель ботаника по цветам и судьбам
Шрифт:
Губы ее изогнулись в улыбке, когда взгляд заскользил по угловатым листьям, растущим из ядовито-желтой лозы в центре подоконника. У нее появилась странная привязанность к этому растению, шолотлю, наверное, потому, что та напоминала ей о человеке, с которым она пережила непростые недели в недалеком прошлом.
В кабинет постучали, Шафран откинула голову на подлокотник и уставилась в матовое стекло двери. Ради Ли она уж точно не встанет – тем более было не заперто. Когда стук раздался снова, Шафран, застонав, села лицом ко входу.
– Ради всего святого, открой сам. Не стану я ради тебя вставать, ты ленивая…
Слова застыли у Шафран на языке, когда дверь распахнулась и на пороге оказался
– Инспектор! – воскликнула Шафран, вставая на ноги.
Детектив стоял в дверях, держа шляпу в руках. Он ничуть не изменился за эти несколько месяцев, что прошли с тех пор, как она изводила его своими идеями о Беркинге и Блейке: аккуратно уложенные каштановые волосы средней длины над испещренным морщинами лицом. Единственным намеком на неординарность этого человека был проблеск ума в карих глазах. Сейчас эти глаза были прищурены и, как показалось Шафран, весело глядели на нее.
Неловко встав, Шафран направилась к двери.
– Прошу меня извинить. Я подумала… Ну, не важно. Входите!
– Не утруждайтесь, – вежливо ответил инспектор, входя в кабинет и оглядываясь по сторонам. – Насколько я понимаю, вас можно поздравить с недавним повышением. Мне сообщили, что вы теперь научный сотрудник факультета ботаники.
– Да, благодарю. – Превозмогая боль, Шафран пересекла комнату и села за свой стол. Она жестом попросила инспектора сесть напротив, что он и сделал.
– Я слышал, доктор Максвелл взял отпуск на неопределенное время? – ненавязчиво задал вопрос детектив.
Шафран порой все еще бросало в дрожь, особенно когда она входила в северное крыло, погруженная в свои мысли, и, оказываясь перед дверью Максвелла, вспоминала, что ее кабинет находится чуть дальше по коридору.
– Да, так и есть. Я не знаю точно, когда он вернется в университет. – Стряхнув легкую печаль, Шафран добавила: – В рамках аспирантуры я занимаюсь фитотоксикологией, или, иначе говоря, ботаническими ядами. Сейчас мы работаем с одним доктором над более детальным изучением воздействия некоторых местных растительных токсинов.
– Похоже, это исследование очень важно, – ответил инспектор Грин.
Шафран не сдержала улыбки. Работа и правда была важной, даже если порой казалось, что это так же бесполезно, как латать дыры на тонущем корабле. Девушка была уверена, что на каждый исследованный ими случай приходились сотни других. Доктор Астер, заведующий ее факультетом, никогда не говорил им точно, сколько сообщений об отравлениях они получают, лишь передавал, в каких случаях они могли бы помочь.
Шафран беспокоило, что она не до конца понимала механизм, позволявший им с Ли своевременно получать сообщения об отравлениях, не считая их объявлений об исследовании в газетах, распространявшихся в окрестностях Лондона. Но она знала, что лучше не выпытывать информацию у своего известного немногословием заведующего факультетом.
Когда они с Ли начинали свою работу шесть недель назад, она еще не отошла от дела Беркинга и Блейка. Суд проходил в спешке, чтобы успеть отправить экспедиционную команду университета в Бразилию, поэтому Шафран тогда разрывалась между своим новым исследованием и подготовкой к даче показаний против людей, пытавшихся отравить ее, Александра Эштона и супругу руководителя экспедиции. Ее роль в заседании оказалась совсем не такой, как она себе представляла, и теперь, спустя несколько недель, Шафран чувствовала, что уже слишком поздно просить Эстера объяснить некоторые непонятные ей детали научных изысканий, которые были поручены ей и Ли. Это было не столько одно полноценное исследование, сколько подборка конкретных случаев. Ли занимался предполагаемыми жертвами отравлений растениями, а Шафран искала природных виновников по полям и садам. Они вместе собирали образцы, затем составляли доклад и анализировали собранное и представляли отчет Эстеру. Она не искала новые виды растений, а Ли не открывал новые методы лечения пациентов, но оба помогали попавшим в беду и получали при этом интересный опыт работы в полевых условиях.
Шафран должна была признать, что ей было приятно получать такое внимание к своим наблюдениям от нового заведующего факультетом ботаники, в отличие от прежнего похотливого профессора. Даже если к этому прилагался коллега, которого она не ожидала и не хотела видеть рядом с собой.
Шафран благодарно улыбнулась инспектору Грину.
– Исследование действительно познавательное. Но прошу вас, расскажите мне, что привело вас сюда?
Инспектор задумчиво наклонил голову.
– Полагаю, вы помните, что после того, как мы завершили наше предыдущее дело, наш эксперт по ядам из Скотленд-Ярда вас не особо впечатлил. Припоминаю ваши точные слова: вы бы проделали ту работу куда лучше. – Шафран покраснела, но инспектор продолжил: – Я не могу заменить этого человека, но в моих силах искать другие решения, когда необходимо. Мне поручено одно дело, мисс Эверли, и мне нужна ваша помощь.
От последних слов у Шафран отвисла челюсть. Должно быть, это шутка. Инспектор неоднократно возмущался тем, что она вмешивалась в его расследование, и даже несколько раз предупреждал ее не лезть. Он не мог сказать такое всерьез.
Не успела Шафран ответить, как инспектор достал из кармана папку, открыл ее и протянул ей несколько фотографий.
– Что вы об этом думаете?
На глянцевых снимках был изображен букет в хрустальной вазе на полированном столе. На других кадрах цветы были крупным планом.
– Букет? – недоуменно спросила Шафран. – Ну…
Она принялась изучать черно-белые изображения. Первое, что бросилось ей в глаза, был длинный стебель какого-то растения, свисающий с края вазы, на котором рос небольшой круглый плод, который мог спокойно поместиться между большим и указательным пальцами. Корона на верхушке незрелого плода указывала на то, что это было не что иное, как гранат.
Пучок мелких соцветий под гранатовой ветвью напоминал лютики – похожие цветы Шафран искала на полях, окружавших поместье дедушки, соревнуясь с отцом в том, кто быстрее найдет идеальный цветок. Необычный выбор для букета, да еще и в городе, и не в последнюю очередь потому, что в ее родных местах это неприметное растение входило в список ядовитых. Ranunculus acris [3] в их исследованиях еще не встречался, вероятно потому, что мало кто стал бы его есть, учитывая его неприятный едкий вкус, за что лютик и получил свое название.
3
Ranunculus acris (лат.) – лютик едкий (прим. пер.).
Рядом с ним в вазе возвышался высокий пучок пестрых колокольчиков, тяжело свисавших на одну сторону. Это был Digitalis, он же наперстянка.
По рукам пробежала колючая дрожь. Инспектор Грин занимался расследованием убийств. Вероятно, этот букет связан с одним из них. В это было не сложно поверить, учитывая, насколько ядовиты были цветы, составлявшие букет.
Шафран взяла следующую фотографию, крупный план которой подтверждал, что маленькие округлые цветы были лютиками. Однако присмотревшись внимательнее, она заметила кое-что странное в их стеблях. Шафран достала из ящика стола лупу и внимательно изучила снимок.