Путеводитель ботаника по цветам и судьбам
Шрифт:
Второй букет, обтурация:
Тубероза – опасное удовольствие или сладкий голос;
Рододендрон – опасность или возбуждение;
Аконит – вероломство;
Крапива – клевета или жестокость.
Покусывая кончик ручки, она задумалась над второй строчкой. Некоторые цветы имели двойной смысл, но возможно, подразумевался лишь один из них. К делу об убийстве «опасное удовольствие» подходило гораздо больше, нежели «сладкий голос».
Шафран
– Не нравятся цветы? – спросил Ли, заставив Шафран вздрогнуть. Он опустился на стул напротив нее.
Нахмурившись, девушка провела рукой по блокноту.
– Если верить викторианской традиции тайных посланий при помощи букетов, то да, не нравятся. Не лучший выбор.
10
Флориография (или язык цветов) – символика различных цветов, используемая для выражения чувств и настроений.
Не спрашивая, Ли взял у нее блокнот и положил перед собой, чтобы прочитать.
– М-да, не самый удачный, – заключил он, вернув записи Шафран. – Ну что, тогда вернемся?
– Куда? – спросила девушка, собирая вещи.
– В кабинет, Эверли, – куда же еще.
Она покачала головой.
– Нет, нужно поискать другие справочники. Я не уверена, что в этой книге приведены исчерпывающие толкования.
– Что? Уходишь изучать эти гадкие букеты? А как же наше исследование? – Зеленые глаза Ли смотрели скептически. – А твоя лодыжка? Ты едва можешь ходить.
Чувство вины чуть было не закралось в сознание Шафран, но они сделали для Джоуи Эванса все что могли, а лодыжка прекрасно заживет и так, если сильно ее не напрягать, то хуже не будет. Доктор Эстер ждал доклад до завтрашнего дня, но им можно заняться и утром. Невозможно сосредоточиться на чем-то другом, если предстоит расследовать убийство.
– Элиза, я дома! – крикнула Шафран, входя в квартиру.
– Да, дорогая, я так и поняла, когда ты хлопнула дверью, – ответила Элизабет, высунув голову из кухни. Светлые, песочного цветы волосы ее соседки было уложены идеальными волнами, темно-красная помада на губах была безупречна, несмотря на поздний час.
– Денек не удался, да?
– Если учесть, что в Олдершоте мальчик отравился болиголовом, – Шафран сделала паузу, скидывая пыльную шляпу и перчатки на маленький столик у входа, – и что скорее всего завтра я не смогу ходить, то да, я бы сказала, что день не из приятных.
Поиски в области флориографии оказались бесплодны: ни в одном букинистическом магазинчике, куда она заходила, ни в публичной библиотеке не нашлось ничего о цветах, не говоря уже о старомодном способе общения при помощи них, и вдобавок она едва не расплакалась, пытаясь сесть в автобус с поврежденной лодыжкой. Шафран сдалась и вернулась домой, расстроенная, но не разочарованная.
– Даже не представляю, – посочувствовала Элизабет. Резко насторожившись, она спросила: – Ли ведь не с тобой?
– Он остался в университете. Ты в безопасности от его непреодолимого очарования.
Элизабет фыркнула и скрылась на кухне. Оттуда послышался ее приглушенный голос:
– Не стоит искушать судьбу, вновь сталкивая нас на одной орбите.
Шафран засмеялась и зашагала по коридору, прихрамывая.
– О да! Если два таких метеора встретятся, то по прошествии некоторого времени они непременно взорвутся.
– Этого не избежать, вот увидишь, – ответила Элизабет, когда Шафран вошла в маленькую кухню. – Мы слишком энергичны, мы полны радости жизни. Он – харизматичный доктор, и я – гламурная поэтесса. Столько индивидуальности в одном целом – не представляю.
Шафран подавила смех. Когда Ли и Элизабет впервые оказались вместе в одной комнате, результаты были просто поразительными, если говорить точнее, то у Элизабет выработалась мгновенная, необъяснимая неприязнь к этому человеку. Ли вел беседу чрезмерно учтиво, что лишь сильнее раздражало подругу.
– Не обращай на него внимания. Угадай, кто сегодня появился на пороге моего кабинета?
Элизабет в полном изумлении слушала рассказ Шафран о букетах и их предполагаемом значении.
– Не могу сказать, что удивлена тем, что он обратился к тебе за помощью, – сказала Элизабет, подойдя к раковине, где начала чистить картофель. – Всем известно, что все зеленое и ядовитое – это твоя специальность. – Элизабет бросила на подругу мрачный взгляд – она не слишком обрадовалась, узнав, что Шафран решила продолжать изучать яды. Затем ухмыльнулась. – Молодец, дорогуша!
Шафран встала, чтобы помочь ей приготовить ужин, но Элизабет указала на дверь:
– Тебе с твоей ногой нужно отдохнуть, если хочешь и дальше заниматься этим делом. К тому же в твоей комнате лежит письмо. Ты удивишься, когда узнаешь имя адресанта.
Шафран согласилась, зная, что на кухне от нее толку сейчас не будет. Домашнее хозяйство вела Элизабет – ее лучшая подруга по жизни и соседка по квартире с тех пор, как они вместе приехали в Лондон несколько лет назад. Ее кулинарные способности граничили с гурманством, а пристрастие к чистоте – с фанатизмом. Элизабет вела дом за двоих и помимо этого работала секретарем, а в свободное время писала провокационные стихи. Шафран это вполне устраивало: ее способности ведения домашних дел ограничивались умением составлять бюджет для содержания большого дома, утверждать меню и расставлять цветы. Ее мать и бабушка, разумеется, не предполагали, что Шафран будет жить такой жизнью, которую она себе выбрала, – жизнью ученого, обитающего в Лондоне.
В своей уютной спальне Шафран удалось снять сапог с больной лодыжки, при этом обойдясь лишь одним негромким ругательством. Она устроилась на кровати, чтобы осмотреть распухший сустав, но тут же отвлеклась на письма, которые Элизабет положила в изножье кровати.
Она обратила внимание на маленький конверт с ее именем и адресом, выведенными изящным почерком. Шафран была убеждена, что не про это письмо с таким восторгом говорила Элизабет.
Она взяла его в руки, сразу почувствовав, что в конверте всего один или два небольших, но дорогих канцелярских листа, которыми обычно пользовалась ее бабушка. Она открыла его, бегло прошлась по аккуратно написанным строчкам.