Путеводитель по стране сионских мудрецов
Шрифт:
Дело только в том, что район этот — очень арабский, и ходить мы туда не очень рекомендуем, если только вы не хотите быть ограбленными под дулом пистолета, как это произошло с нашими московскими знакомыми профессором Н.Богатыревым и женой его Чудой. С другой стороны, традиция грабить паломников — это старинная многовековая традиция, так что выбор за вами.
Тут же недалеко, в арабской деревне Эль-Азария, находятся могила Лазаря и церковь на месте дома, где жили Мария с Марфой и Вифания. Тут же и Елеонская обитель. Об особенностях туризма в этих местах смотрите выше.
Короче говоря, Масличная гора — богатое объектами
Но перед тем как двинуться дальше, мы непременно должны поговорить о человеке, без которого драма, пролог которой был сыгран в Гефсиманском саду, никогда не была бы доведена до финала.
Глава 22
Это произошло в конце шестидесятых, а может, и в начале семидесятых (за давностью лет кто упомнит?) в Ленинградском, имени товарища Жданова, государственном университете на кафедре журналистики, где красавец, умница, литературовед и переводчик Геннадий Шмаков принимал экзамен по европейской литературе. Сидевшая напротив него студентка, нервно крутя в руках экзаменационный билет, пыталась произвести на преподавателя впечатление своим экстерьером и призывными взглядами.
– Данте, Данте… — вздыхала она, и ее молодая грудь вздымалась все выше и выше. — Он…
– Ну, — благодушно заметил Гена, косясь на глубокий вырез декольте, — не надо рассказывать о Данте. Поговорим о его самом знаменитом произведении. Итак…
– Самое знаменитое и замечательное произведение Данте, — закудахтала девица, — его самое прекрасное и великое произведение…
– «Божественная комедия», — подсказали сзади.
– …Его самое дивное и чудное произведение, — приободрилась студентка, — называется… — Она сделала паузу и кокетливо сказала: — «Божественная комедия»…
– Замечательно! — обрадовался Шмаков. — Именно
так оно и называется.
Девица глубоко вздохнула.
— Ну ладно, — сказал Шмаков. Он был эстет, и тень загара, которая окутывала впадину между двумя светящимися выпуклостями не могла остаться им незамеченной. — Давайте оставим в стороне всю «Божественную комедию» — это тема, на обсуждение которой не хватит ни дня ни ночи. Помните: «И в эту ночь мы больше не читали…»?
Девица неуверенно улыбнулась.
– Цитата, — махнул рукой Шмаков. — Оставим в стороне Рай, — он мечтательно улыбнулся, — и Чистилище, — бровь поползла вверх, — поговорим об Аде. — И увидев расширившиеся глаза девицы, смягчился: — Ну, не обо всем Аде, о девятом круге. Кто там был в девятом круге?
– Брут, — подсказали
– Брут, — неуверенно сказал девица.
– Правильно, — обрадовался Шмаков.
– Иуда, — просвистело из аудитории.
– Иуда, — повторила девица и потупила глаза.
– Ну хорошо, просто замечательно! — растаял Шмаков. — Не надо перечислять всех, кто находился в этом прискорбном месте. Давайте поговорим о том, за что они туда попадали.
Девица облизнула пухлые губы. Пауза затягивалась, и Гена вальяжно погладил свою черную бороду.
– Ну, давайте подумаем: почему, к примеру, оказался в девятом круге Иуда?
– Иуда… Иуда… — Девушка попыталась наморщить свой очаровательной гладкий лобик, но вдруг ее глаза широко раскрылись, и она выдохнула: — Иуда… Но, позвольте, ведь Иуда же еврей!..
Поцелуй Иуды — символ предательства, и, наверное, нет ни поступка, ни имени более презираемых. В коллективном сознании составные части триады: предательство — Иуда — евреи — так же незыблемы и неразрывны, как компоненты Святой Троицы. Тем не менее попробуем рассмотреть каждый из них в отдельности.
*
До той черты, где свет мы тушим, в небытие спеша обратно, свою судьбу, себя и души мы предаем неоднократно.*
Нетрудно, чистой правдой дорожа, увидеть сквозь века и обстоятельства историю народов и держав театром бесконечного предательства.Итак, предательство: как мы уже сказали, вряд ли найдется в перечне грехов земных грех, вызывающий большее отвращение. Убийство, воровство, прелюбодеяние — даже они по сравнению с предательством кажутся нам менее ужасными. Меж тем жизнь любого человека непременно является цепью предательств — малых по большей части, порой крупных — это уж как повезет.
Одна наша добрая знакомая жила в Москве со стариком отцом, который в ней нуждался, как многие старые родители в своих детях: это была не только поддержка действием, но словом, жестом, улыбкой — всем тем, что не дает старому человеку скатиться в пучину — да, именно пучину, это подходящее слово — отчаяния, одиночества и тоски. А ее любимая дочь, совсем юное, нежное и беззащитное создание, уехала в Израиль. И вот началась в Израиле очередная война, и дочь была ранена, а отец, как назло, попал в больницу. Мы так полагаем, что нет нужды продолжать дальше. Какое бы решение ни приняла эта женщина, оно автоматически предполагало предательство.
Проблема выбора в большом числе случаев связана с предательством. Но ошибкой будет думать, что предательство направлено всегда вовне, на других. Никого не предает человек с такой последовательностью и постоянством, как самого себя. Сколько из нас имело мужества прожить свою, а не чужую жизнь? Единицы. Мы, а не кто другой предаем себя ежедневно и ежечасно, не реализуя способности, заложенные в нас Богом и природой, предаем трусостью, глупостью, малодушием. И наконец, во фразе Оскара Уайльда «И каждый, кто на свете жил, любимых убивал» с большой долей справедливости слово «убивал» можно заменить на «предавал».