Путеводная звезда
Шрифт:
Полторы недели спустя, в ноябре, Василек ногой вышиб входную дверь, и мы вчетвером ворвались в избу, ветхую, на отшибе обезлюдевшей деревни. Опухший от пьянства и дури садист, что держал в погребе пропавшую в августе четырнадцатилетнюю девочку, вскинулся нам навстречу с ножом. И тогда грузный, наголо бритый бывший морпех, позывной Старик, не раздумывая, всадил ему в лоб пулю из наградного «макарки». Потом был суд, и условный срок, и мать спасенной, сующая в руки Старику перетянутую скотчем пухлую стопку стодолларовых купюр. И он сам, бросивший скупо: «Оставь при себе, девочка. «Лиза Алерт»
В пять пятнадцать утра поисковая группа Лиса-4 достигла точки входа в лесной массив. В шесть ноль две - восточной границы закрепленного за группой квадрата. Мы рассыпались в цепь и приступили к проческе.
Анастасия Юденич, 20 лет, общежитие МСГУ, Ярославское шоссе, Москва, студентка второго курса
Мы искали пропавшего в лесу мальчика семеро суток. Мы не нашли. Ни его самого, ни его тела. На второй день Лиса-6 обнаружила лукошко с успевшими зачервиветь сыроежками. На третий в шести километрах к западу Лиса-2 нашла очки с выбитым правым стеклом и треснувшим левым. На четвертый кинологическая группа обнаружила лесную поляну, на которой следы пропавшего обрывались. Поляна оказалась в нашем квадрате, и Лиса-4 вместе с кинологами осмотрела ее.
– На этом пне он сидел, - буркнул поджарый, коротко стриженный парень с овчаркой на поводке.
– Пришел с юго-запада, беспорядочно кружил по поляне, потом, видимо, обессилел. Исходящих следов нет. Здесь он исчез. Будто под землю провалился.
– В прошлом году такое было, - задумчиво проговорил Леший.
– Помните Аню из Западного Бирюлева? Тоже в лесу. В двух километрах от дома. И тоже будто сквозь землю.
– Не нашли?
– на всякий случай спросила я, хотя ясно было и так.
– Не нашли. Но не теряем надежды на чудо.
Чудо… Для меня его не случилось. В позапрошлом июне мой младший брат Олег пропал в тайге, в десяти километрах южнее Ягодного. Вместе с ним пропали два одноклассника, всем было по одиннадцать лет.
– Клад Колчака искать пошли, - утирая слезы, сказала соседка тетя Клава, мать пропавшего вместе с Олегом Егорки.
– Начитались глупостей в интернете.
Мы вышли на поиски всем поселком. Тайгу прочесывали трое суток, ночуя на привалах у походных костров. На четвертый день Егорку с Ринатом, едва живых от переохлаждения и голода, нашли. Никогда не забуду, как старый таежный охотник по кличке Душегубец, бывший уголовник, отмотавший пятнадцатилетний срок за двойное убийство и оставшийся на поселение, выносил пацанов на руках. Разбойничье, хищное, рябое лицо Душегубца перекосилось то ли от злости, то ли от радости, не поймешь.
– Отвалите, падлы, - сипел он хлопочущим вокруг односельчанам.
– Сам нахрен нашел, сам нахрен и дотащу. Отцепитесь, сказал!
Олега так и не нашли.
– Вечером было, - утирая сопли, наперебой рассказывали спасенные пацаны.
– Страшно было, темно, дождь хлестал, потом кончился. Олега по нужде отошел. Вдруг как сверкнуло что-то! И завоняло чем-то, вроде как печеными яблоками. Или, может, брагой. И жар вдруг накатил и сразу исчез. Мы кричали, аукали, звали его. Не отозвался Олега. Ни разу.
– Жив он, - день спустя прошамкала старуха Акимовна, про которую люди поговаривали, что ведьма, и обходили стороной.
– Пока жив еще. Его ирод поганый, бесовское отродье, в свою обитель затащил.
– Какой ирод, в какую обитель?
– рявкнул отец.
– Говори, ну!
– Ты ж, Ермолай, в бесов не веришь, - проскрипела Акимовна.
– Я теперь во что хошь поверю. Ну!
– Есть один, - поджала губы старуха.
– Далеко где-то. Где, не вижу. Мож, в Синегорье сидит, мож, в Магадане, мож, во Владике. Не от мира сего. Господь его обделил, а лукавый приветил и поганым даром наградил. Он не один такой, есть и еще. Телом у нас живет, на белом свете. А душой поганой у себя. В урочище своем.
– В каком еще урочище?
– заорал отец.
– Ты что плетешь?!
– Что знаю, то и плету. Туда никому ходу нет, только такие, как я, сквозь стены видят. Он туда малолетних затаскивает. Завидует им потому как. Затащит кого и мытарит, пока тот не помрет. Страшно там, душа-то у ирода черная.
– И чего?
– гаркнул отец.
– Чего делать-то?
– Ничего тут не поделаешь. Ирода если только найти. Но где ты его найдешь. Выхода из черной обители нет. Стены глухие. Двери все заколочены. Внутри разная нечисть, дрянь всякая. Зверье, змеи болотные, ядовитые грибы, лихорадка.
Я пришла к Акимовне еще один раз. Через неделю после того, как от горя истаяла и умерла мама и ушел в страшный одинокий запой отец. За два дня до того, как улетела в Москву, потому что было все равно куда - лишь бы подальше.
– Все, Настасья, - прошамкала старуха.
– Отмучился раб божий Олег Ермолаевич, царствие ему небесное. Сгубил его ирод. Как и других, что до него были.
Стас Белов, 18 лет, Некрасовка, Москва, без определенных занятий
Наутро ни с того, ни с сего сдохла карга.
– Отмучилась сволочь старая, - радовался Толян, когда два здоровенных лба уложили каргу на каталку и вытолкали за дверь.
– Сопли подберите, дуры, - гаркнул он на жмущихся друг к дружке курву и малолетку.
– Ей там лучше будет. А нам тут без нее. А ты, Гребаный аутист, чего лыбишься? Теперь как стульчак обосцышь, сам смывать будешь, урод. Или я тебя в твои сцаки мордой.
Вечером Толян с курвой упились вдрызг.
– Скорее бы, - жаловалась мне под доносившийся с кухни раскатистый храп малолетка.
– Окончу школу и сбегу. Все равно куда. Все равно к кому, лишь бы отсюда прочь. Тебя только жалко, Стасик. Помрешь ведь. Пока бабушка была жива, заботилась, как могла. А теперь…
Я, как обычно, смолчал. Говорить я перестал пяти лет от роду, когда понял, что жить молчуном лучше. Заговорил всего раз - с доктором, к которому курва однажды меня привела. До сих пор себе этого не прощу. Доктор мне понравился: он казался заботливым, добрым и часа два подряд интересовался моими делами. Ему я, глупец, сказал о Залесье. В двух словах всего-то и сказал. А потом корчился полгода на больничной койке от уколов, водных процедур и оплеух, которыми награждали меня санитары. Залесье пытались вытравить из меня, выколотить, смыть. Им не удалось. Залесье осталось.