Путевые заметки брата Дрона
Шрифт:
Самым тяжким моим трудом в монастыре стало изучение письма и различных наук. Я понимал, что это единственный способ вырваться из этой обители святости. Рыцари и правители окрестных замков редко утруждали себя грамотностью, потому умные сеньоры частенько набирали грамотных людей везде, где только могли. Поэтому, несмотря на отвращение к труду, я потратил много усилий во имя сытного будущего. Как я ошибался. Единственной отдушиной в моей благопристойной жизни была монастырская библиотека. Учитывая, что я видел в своей грешной жизни в других замках и монастырях, это была очень большая библиотека - целых четырнадцать фолиантов. К своим двадцати пяти годам я не просто прочёл эти фолианты, но и выучил их наизусть, а также неоднократно переписал, благо, что при монастыре была собственная мастерская по изготовлению бумаги. Этим я очень порадовал Отца-настоятеля, который тут же раздарил переписанные мною фолианты окрестным сеньорам, за весьма скромные подношения, утяжелившие казну монастыря, но не добавившие ни единой монеты в мой собственный карман. Единственным разочарованием нашего Отца-настоятеля во мне стало то, что мне удалось переписать по одному экземпляру фолианта лично для себя и спрятать за пределами монастыря. Этим я нанёс определенный ущерб монастырской казне и лично карману Отца-настоятеля, ибо он никогда не разделял монастырскую казну и свой личный карман. Правда, об этом стало известно много позже, когда меня уже забрали из монастырской общины в царский дворец на должность помощника казначея. Мои первые заработанные деньги, на которые я купил себе дом, как раз и были от продажи копий с фолиантов, переписанных мною. Впоследствии я наловчился продавать копии не только с фолиантов, но и
Есть у меня и грешок, который, в конце концов, меня и сгубил. Моей страстью стали резные шкатулки. Начал я с того сундука, в котором я хранил свои фолианты, а закончил тем, что мой дом был уставлен шкатулками самых разных форм, размеров и стоимости. Как раз в день моего ареста меня вызвали в палаты Царя-батюшки. Причина вызова была незначительна - утверждение расходов. Но вот то, что я увидел, потрясло меня намного сильнее. Посреди стола царственного кабинета стояла резная шкатулка из красного дерева, отделанная слоновой костью, золотом и бриллиантами. Ожидая подписания документов, я все время таращился на это произведение искусства, истекая слюнями. В конце этой процедуры меня ненароком попросили отнести эту вещицу в помещение для хранения казны. Расставание со шкатулкой стало для меня настоящей пыткой, я не мог оставить её там и постарался унести домой. Был пойман, обвинён в воровстве и приговорен к смерти. Теперь я понимаю, что это была обычная подстава.
Избитого, со связанными за спиной руками, меня повели по коридорам дворца. Нет, не тем парадным и изящно украшенным галереям, по которым ежедневно шагали сотни чиновников, придворных бояр и витязей, приглашенных гостей и прочего просящего люда. Нет, об этих коридорах редко знала даже прислуга. Многие догадывались, и лишь немногие знали наверняка. Многие из знавших людей уносили эту тайну в могилу в буквальном смысле этого слова. Тайные проходы пронизывали весь дворец сверху вниз, а также вдоль и поперек. Шпионы, доносители, тайные гонцы и сам государь с семейством знали далеко не весь план этих ходов и коридоров. Помимо парадной жизни дворец жил ещё и тайной жизнью, наполненной непонятными для глаз простого человека передвижениями. Царь содержал большую армию шпионов, проникавших благодаря тайным проходам во все уголки дворца и за его пределы. Благодаря чему Додон был осведомлен обо всем происходящем в своем царстве. Ходили слухи, что в тайных комнатах государства на каждого служащего, чиновника, дворянина и церковного служителя составлена картотека с описанием всех его "заслуг". Страшно было оказаться в этой картотеке, и еще страшнее было в ней не оказаться. Понимание, что все твои грехи известны государю, в известной степени напрягало нервы, но твое отсутствие в этой картотеке говорило лишь о том, что ты не интересуешь государя, а значит, и не можешь рассчитывать на продвижение по службе.
Коридор уводил нас все ниже, приближая к подвалам дворца. Мне было известно, что там находятся темницы (ну как же без них) и пыточные. Вот последнее обстоятельство сильно нагревало мне нервы. Несмотря на тайность, коридор был достаточно чист. Не было видно паутины на стенах и потолке, а слой пыли на полу был недостаточно велик, что говорило о частом пользовании этим маршрутом. Я представил, сколько людей могло пройти этим путём вольно или невольно, арестованных открыто или похищенных тайно прямо из парадных залов дворца. Наверное, все они шли этим путём заплетающимися ногами, увлекаемые стражами, гадая о своей судьбе. Так же теперь шёл и я.
Дверь.
Все когда-нибудь начинается и заканчивается. Бывает, столкнувшись с предметами или людьми, ты понимаешь, что начинается новая жизнь и заканчивается жизнь старая. Именно это испытал я, когда увидел эту дверь. Это даже не был конец коридора, так поворот направо. Когда меня развернули к ней, я внутренне почувствовал, что начинается нечто новое. Именно новое, а не конец моей жизни. Во мне родилось новое чувство, помимо страха я испытал интерес к неизвестному, что было, по меньшей мере, странно. Жуткий коридор, озлобленные охранники, тусклый свет факелов, тьма за пределами небольшого освещенного круга, неизвестность, всё это должно было породить во мне страх и подавленность, сломить меня перед приближающейся неизбежностью. Но я испытывал интерес, что нелогично в сложившейся ситуации.
Это была самая обычная дверь. Невысокая, арочная дверка из толстых дубовых досок с железными накладками, встроенная в арочный проём с грубой кирпичной кладкой. Сразу было видно, что создатель не планировал её для парадного входа. Размер её был такой, чтобы мог пройти человек высокого роста, не нагибаясь и не протискиваясь сквозь неё.
Охранник стукнул в дверь кулаком. В ответ послышался невнятный звук человеческого голоса, шаги и дверь распахнулась навстречу нам. Освещенный факелами, в проёме стоял здоровенный детина в кожаном фартуке поверх безрукавки, простых штанах, грубых стоптанных сапогах и нагайкой в руках. Эти руки были грубы, привыкшие к тяжёлой, грубой работе, украшены в нескольких местах небольшими шрамами от порезов и ожогов, с крупными ладонями-лопатами. Они соответствовали столь же колоритному лицу, принадлежавшему молодому мужчине. Лицо было мясистым с крупным носом и выдающимися вперёд надбровными дугами, массивным подбородком и маленькими серыми глазками. Все это было увенчано копной спутанных тёмно-русых волос, давно не мытых и не чесанных, сальными сосульками свисавших на лоб и шею, а также торчавших во все стороны. Лицо и руки были покрыты пылью и копотью, изукрашены узорами от потеков пота. Этому парню явно требовалось давно помыться, о чём говорил и его запах, резкий и терпкий.
Увидев меня, мужчина довольно улыбнулся, оскалив рот с крупными, неровными зубами.
– Последний?
– поинтересовался он, оглядывая меня с интересом мясника к туше, подлежащей потрошению.
– Счас ещё приволокём, - равнодушно буркнул охранник, видимо исполнявший роль старшего в отряде.
Одновременно с этим меня втолкнули в проём. Детина же протянул свободную руку, схватил меня за отворот рясы и поволок внутрь помещения. Так я и переступил порог новой жизни.
Довольно грубо меня протащили в помещение и поставили недалеко от центра, рядом с пятью такими же бедолагами, как и я. Теперь я получил возможность осмотреться. По меркам царских палат, комната была небольшой, но достаточно вместительной. Примерно десять-двенадцать шагов в длину и столько же в ширину. В центре комнаты из грубых камней был сложен очаг, нечто среднее между жаровней и кузнечным горном. В нём горели дрова, давая в помещении одновременно и свет и тепло. На полу вокруг очага было грязно, видимо из очага весьма неаккуратно выгребали золу и регулярно просыпали на пол, не утруждая себя последующей уборкой. Больших куч, однако, не было видно. Стены комнаты были сложены грубо, неровно кирпичами, и было не заметно, чтобы они когда-то покрывались штукатуркой. Низкий потолок из тяжёлых дубовых балок и находящегося над ними бревенчатого перекрытия имел грубый, неряшливый вид. От возраста бревна покрывались сетью продольных трещин, но были еще достаточно крепки и, по все вероятности, не готовились рухнуть. Все это великолепие во многих местах было покрыто паутиной, в которой накопилось множество жучков, мошек и пыли. Со стен и потолка свисали в изобилии цепи и веревки с крюками, вдоль стен стояли столы и стеллажи с разнообразным инструментом, предназначенным для причинения вреда попавшим сюда узникам. Недалеко от очага находился стол, явно предназначенный для распятия на нём заключенных, с вделанными в него кольцами и кандалами.
Помимо нас шестерых в комнате было достаточно народу. Оглядев это изобилие, я окончательно успокоился. Начать, конечно же, надо с царского семейства. Сам царь-государь. Высокого роста, худощавый. Стоял ровно, расправив плечи, но в осанке не было надменности или высокомерия, скорее дань привычки. Широкие ладони с длинными пальцами, узловатыми и скрюченными, как у хищной птицы. Вытянутое лицо, когда-то розовое, а теперь серо-пепельного цвета, прямой вытянутый нос, впалые щёки, сеточка морщин вокруг глаз. Из-под шапки выбивались седые пряди волос. Глаза. Серо-стального цвета, с жёстким, тяжёлым взглядом. Незапоминающееся лицо, если бы не глаза. Именно глаза выдавали силу этого человека, указывая на его опасность и жестокость. Нет, стоял он не в своих парадных царских одеяниях, а в повседневном кафтане темно-коричневого цвета, без излишнего лоска, меховых накладок, с простыми медными пуговицами. Простые штаны и сафьяновые красные сапоги без излишних украшений. Меховая шапка, положенная ему по статусу, и дорогой, изящно украшенный меч, нарядно смотрелись на фоне его простой одежды. Всем было известно, что государь являлся страстным любителем хорошего оружия, поэтому его сокровищница была наполнена не только золотом, серебром и драгоценными камнями. Целые палаты были увешаны и обставлены самым разнообразным оружием. От изящных, богато украшенных, до простых, скромных и порой весьма грубых образцов. Но каждый образец был уникален, если не по богатству отделки, то по боевым качествам. Нельзя было обмануться и простотой кафтана. Было доподлинно известно, что в покрой кафтана, среди слоев ткани была вшита тонкая, но прочная, почти незаметная кольчуга, а в его меховую шапку искусстные мастера вшили стальные пластины. Не доверяя никому, государь каждый день проводил часть своего времени на заднем дворе, упражняясь вместе со своей охраной в воинских искусствах. Даже изрядно постарев, он оставался опасным противником. Среди прочих его увлечений было и одно крайне неприятное, государь был страстным поклонником пыток. Ходили слухи, что в дни хандры он улучшал своё настроение, прогуливаясь по подземельям пыточных камер, и наслаждался страданиями невольников. Поощрял изобретение новых пыток, а иногда лично пытал заключенных. Из уха в ухо рассказывали, что в дни своей молодости, когда он ещё был только царевичем, и боролся за власть, многие из его братьев, кузенов и шуринов сгинули именно в пыточных камерах. Их предали столь жестоким пыткам, что остальные предпочли бежать. Дошло до того, что когда он в сопровождении охраны вошёл в комнату одного из кузенов, тот от страха сразу же покончил с собой. Но при этом государь не был лишен практичности и церемониальности. Даже запытанных до смерти узников хоронили, как и положено, на кладбище со всеми церемониями, но не всегда было известно, кто лежит в той или иной безымянной могиле.
Были здесь и оба сына нашего государя. Ярок и Глузд. Когда-то у него было больше детей, но все в руках божьих. Были те, кто умер в младенчестве от вполне "нормальных болезней". Однако большинство умерло, став вполне взрослыми при "странных и невыясненных обстоятельствах". Оставшиеся сыновья оказались достаточно умны, чтобы не выяснять отношения и не покушаться на папу, пока. Ярок и Глузд были от разных матерей, а потому крайне не похожие друг на друга.
Ярок был ниже своего отца, однако шире его в плечах и на порядок габаритнее. Толстые длинные руки опускались практически до самых колен. Широкие ладони с короткими пальцами, украшенными дорогими перстнями. Маленькая голова на короткой шее казалось, что растёт прямо из плеч. Мясистое одутловатое лицо с небольшим носом и глубоко посаженными глазами. Злобный и ожесточенный взгляд этих глаз вызывал тревогу у любого человека, которому довелось встретиться с ним взглядом. Горделивая осанка подчеркивала его суть. Однако, те, кто думал, что перед ними тупое животное, ошибались. В его маленькой головке помещался злой, жестокий и коварный мозг. Каким-то звериным чутьем он угадывал людей, и собрал вокруг себя сильную команду, которая дополняла его в том, чего ему не хватало. В отличие от отца он предпочитал одеваться богато, показывая всем свой достаток и происхождение. Кафтан тёмно-красного цвета, богато расшитый шнурками и узорами. Ярко синие штаны, заправленные в ярко-красные сафьяновые сапоги, украшенные драконами в виде узоров. Лисья шапка с золотой фибулой и соколиным пером. Он был подпоясан поясом с богато украшенной саблей. Но было известно, что сабля ему как раз для украшения и статуса. Всем было известно, что в бою Ярок предпочитает булаву, с которой никогда не расставался. Все это в купе обеспечило Яроку большую способность к выживанию в нелегкой дворцовой жизни. Участвовал Ярок и в подавлении мятежей восставших провинций, проявляя при этом крайнюю, иногда совершенно ненужную жестокость. Однако провинции, приведенные им в повинность, более бунтовать не рисковали, несмотря на усиленные поборы. Те же провинции, в которых назревал бунт, немедленно складывали оружие, узнав, что к ним едут каратели во главе со старшим сыном царя. Столь же жестоким он бывал и на войне, пресекая по приказу отца вторжение вражеских отрядов на территорию царства или совершая аналогичные набеги на соседние государства. Был у него и грешок, о котором говорили тихо и неохотно, постоянно озираясь по сторонам. Дело было в том, что Ярок в свободное от войны время развлекался разбоем на дорогах. Переодевшись, он с дружками устраивал засады, грабил и убивал. Нет, он не нуждался в деньгах. Всё добытое разбоем они прогуливали в кабаках, тратя на еду, выпивку и женщин. Много раз отец покрывал сына, много раз царские егеря отлавливали в лесу и убивали тех, кому повезло убежать от рук Ярока и его банды, уничтожали следы преступления. Слухи, конечно, ходили, но прямых улик и доказательств не было, а значит, нет нужды наказывать дитятку.
Глузд напротив, был более похож на отца. Он был высок, худощав, строен, длинные руки с узкими ладонями и длинными пальцами. Узкое лицо без особых примет, незапоминающееся. Густые пряди тёмно-русых волос выбивались из-под суконной шапочки. Наверное, так выглядел его отец в дни своей юности. Но было и отличие. Глаза этого юноши были серо-зеленого цвета. Несмотря на юные годы, эти глаза не выражали наивности. Как два стальных бура они проникали сквозь каждого, к кому прикасались. Как и отец, Глузд равнодушно относился к внешним атрибутам своей власти. Он был одет в простой тёмно-зеленый кафтан свободного покроя, скрывающий его фигуру, простые серые штаны и черные сапоги из мягкой кожи. Глузд избегал изделия из меха, если в этом не было необходимости. Его голову украшала темно-зеленая суконная шапочка, окантованная полоской красной ткани с серебряной фибулой. Он не просто так был одет в одежду свободного покроя, доподлинно известно, что под одеждой Глузд постоянно носил легкую кольчугу. Его одежда была подпоясана простым ремнем, к которому подвешивался тонкий длинный клинок. Этот клинок был предназначен скорее колоть, чем рубить. Как и его отец, он много времени уделял воинским упражнениям. В отличие от Ярока, Глузд предпочитал не грубую силу, а хитрость и коварство. Глузд считал своей необходимостью присутствовать на всех совещаниях, проводимых его отцом с боярами, а также секретных встречах со шпионами. При этом он вёл себя как тень своего отца, даже в этой комнате он стоял как тень отца. С той лишь разницей, что тень с годами росла и становилась все более могущественной. Противники опасались связываться с Глуздом. Многие из тех, кто бросил ему вызов, умерли при "невыясненных обстоятельствах" или от странных болезней. Ходили слухи, что он пользуется ядами. Но если другие только подозревали, то я знал наверняка. Глузд был одним из тех, кто купил у меня копии моих фолиантов, как и его сестра Василиса. Один из фолиантов и представлял собой трактат о ядах и целебных травах одного восточного целителя. Не знаю, достоинство это или недостаток для благородного витязя, но Глузд, в отличие от остальных своих братьев, умел читать и писать. Отец использовал Глузда для переговоров с вождями бунтующих провинций. Прибыв с карательным отрядом в восставшую область, Глузд останавливался лагерем и посылал гонцов к восставшим князьям и вождям бунтовщиков с предложением вести переговоры. За несколько дней переговоров в области вспыхивала сильнейшая эпидемия неизвестной болезни, выкашивавшая ряды повстанцев. Болезнь всегда оказывалась смертельной для вождей восставших областей. По счастливому стечению обстоятельств, эпидемии никогда не затрагивали карательных отрядов. Остатки повстанческих отрядов разгоняли каратели, после чего мудрые целители, привезенные Глуздом, начинали лечение больных. Закончилось тем, что однажды, когда он проезжал со своим отрядом через мирную область, местные крестьяне привели к его лагерю связанных разбойников, пойманных ими в окрестных лесах. На вопрос: "Зачем?" Они ответили, что узнали о его приезде, поэтому сами отловили всех бунтовщиков, чтобы не началась эпидемия. Были у него и недостатки: он очень любил опыты. К несчастью, в качестве подопытных животных выступали обычные люди. Получив от меня фолианты, он увлекся опытами. Каюсь, я приложил к этому свою руку. Он провёл много времени в подземельях дворца, в камерах для пыток. Ему поставляли преступников. Он окружил себя мудрецами и лекарями. Там он травил подопытных ядами, наблюдая за их действием, разрезал еще живых людей и вытаскивал внутренности, разглядывал, слушая пояснения мудрецов. От его опытов становилось дурно даже видавшим всякое мастерам пыточных дел. Неизвестными путями слухи вышли за пределы дворца, после чего количество преступлений в стране резко снизилось. Мне нравился этот юноша, и я его боялся.