Пути-дороги
Шрифт:
Кравченко молчал. Атаман посмотрел на Богданова. Тот вытащил из кармана маленький изящный блокнот и стал за атаманским креслом.
Атаман нагнулся через стол к Кравченко:
— Что вы думаете, есаул, делать в городе?
— Не знаю, ваше превосходительство. Очевидно, скоро возвращусь на фронт.
— Слушайте, есаул… — Голос атамана снизился до шепота. — У меня есть точные сведения, что, хотя государь император Николай Александрович отрекся в пользу Михаила, но на престол вступит великий князь Николай Николаевич.
Кравченко с тоской посмотрел в сторону. Разговор с атаманом стал тяготить его, но уйти было нельзя. Атаман продолжал:
— Вы видели вчерашнюю демонстрацию? Эти мерзавцы с красными флагами подходили к моему дворцу.
Богданов вмешался:
— Не только подходили, но даже бросали в окна камни, ваше превосходительство!
Атаман недовольно покосился на Богданова.
— Так вот, я обращаюсь к вам как к честному русскому офицеру. Готовы ли вы исполнить свой долг?
Владимир поднялся. Его стал раздражать этот надменный старик.
— О каком долге вы говорите, ваше превосходительство? Мой долг — вернуться на фронт.
Богданов снова вмешался в разговор:
— Не наивничай, Владимир. В городе возможны крупные беспорядки. Мы стягиваем к городу надежные казачьи части… его превосходительству нужны преданные, храбрые офицеры, а на фронт поехать успеешь.
Владимир твердо ответил:
— Я завтра уезжаю в свой полк.
Раздался резкий телефонный звонок. Богданов бросился к телефону:
— Алло… Что? Не слышу. Гарнизон? Кто говорит? Где начальник гарнизона? Кто арестовал? Какой совет?..
Богданов, побледнев, бросил трубку.
— Александр Алексеевич! Восстал гарнизон… Солдаты вышли на улицу… Начальник гарнизона арестован каким–то советом. Солдаты направились к казачьим казармам…
В открытую форточку ворвался порывистый мартовский ветер. Подхватив телеграфные бланки, он разбросал их по полу.
Атаман, держась за сердце, встал, нижняя губа его отвисла, обнажив неровный ряд желтых зубов.
В комнату вбежал начальник конвоя — высокий, бородатый вахмистр:
— Ваше превосходительство!.. К дворцу народ идет… с красными флагами. Что прикажете делать? Я полусотню на коней посадил.
Атаман безнадежно махнул рукой:
— Что ты со своей полусотней сделаешь?
Вахмистр обиженно заморгал глазами. Атаман, как человек, принявший какое–то решение, вдруг выпрямился и уверенно бросил:
— Есаул, соедините меня с казачьей казармой.
Богданов торопливо схватил трубку. Атаман снова повернулся к вахмистру:
— Пулеметчиков по местам! Во двор никого не пускать! Охрану парадного хода и ворот удвоить. До прихода к нам казачьих сотен не стрелять! Иди!.. Ну, Виктор Сергеевич, готово?
— Так точно, ваше превосходительство! Сейчас ответят.
Атаман быстро
— С вами говорит наказной атаман. Кто у телефона? Что? Какой еще, член совета?! — Атаман, покраснев от злости, крикнул: — Позвать к телефону дежурного офицера! Как арестован? Что? Все арестованы?..
Атаман растерянно опустился в кресло.
Дергач, выйдя за ворота госпиталя, долго жмурился от яркого солнечного света. Левая рука его была подвязана на черном платке. На тротуаре лежала грязь, смешанная с талым снегом. Бойкие ручьи весело бежали по улицам, а воробьи на крыше дружным озорным чириканьем приветствовали наступающую весну.
Было еще рано, и Дергач, направляясь на вокзал, надеялся попасть в Каневскую до наступления ночи.
Пересекая базарную площадь, он остановился: с прилегающих к базару улиц ветер донес до него обрывки песни. Сотни голосов восторженно сливались в волнующем сердце напеве… Дергач еще в госпитале слышал о том, что где–то, в далеком Петрограде, вспыхнула революция и что царя уже нет, но никто пока ничего толком не знал…
Голоса приближались. Уже можно было уловить отдельные слова:
Смело, товарищи, в ногу!
… грудью проложим себе!..
Покрывая голоса, победно грянул оркестр. Из медных труб лились ликующие звуки музыки. Ровными прямоугольниками на площадь вышли солдаты. Впереди полка, с маузером через плечо, шел среднего роста солдат с большой русой бородой. За ним шагало двое: один — еще совсем молодой прапорщик, другой — пожилой фельдфебель. У всех троих на груди были приколоты красные ленточки.
Позади них шел оркестр, а за оркестром — два молодых солдата несли на древках огромное красное полотнище с крупной надписью:
ДОЛОЙ МОНАРХИЮ!
ДОЛОЙ ВОЙНУ!
— Вот это здорово! — прошептал Дергач, пробежав глазами надпись. — Выходит, что и на фронт можно не вертаться, ежели свобода!
За батальонами вольным, широким потоком двигались толпы народа. Ярко рдели на солнце красные полотнища.
Толпа увлекла Дергача за собой. Так и дошел он с ней до атаманского дворца. Раздалась команда, и оркестр смолк. Батальоны спокойно разворачивались перед дворцом.
Во дворе перед полусотней конвоя растерянно метался на коне вахмистр. Казаки хмуро и испуганно косились на улицу.
Под натиском толпы широкие ворота соскочили с петель, и двор сразу наполнился громким криком и гневными возгласами.
От серых шеренг отделились десятка два солдат и вместе с человеком, шедшим впереди полка, направились к дворцу.
Отобрав у испуганных часовых винтовки, они вошли во дворец и поднялись по лестнице на второй этаж, где был приемный зал.
Командир, толкнув дверь, шагнул вперед. Солдаты гурьбой ввалились следом за ним. В комнате возле письменного стола оторопело стоял атаман. Около него застыли перепуганные офицеры.