Пути Миритов. Холод знамений
Шрифт:
А еще она вспомнила о присущей южанам летней хвори, от которой неожиданно умирали молодые и зрелые мужчины – год назад или чуть меньше у Камиллы с Виктором состоялся разговор об этом. Отчаянно хотелось верить, что на них воздействовали лишь местность, жаркая погода и усталость от труда, но не как свойства крови. У каждой из четырех провинций Фиалама свои неприятные особенности, королеве было известно лишь про Эн-Мерид, но о других неизвестно.
Погруженная в тяжкие размышления, Камилла попрощалась с супругом и отправилась к себе. Не мешало поговорить с нерадивой
Камеристка выслушала спокойные, но строгие слова Ее Величества с покорно опущенной головой, а потом быстро поклонилась.
– Прошу прощения, Ваше Величество! – произнесла Сюзанна Лефевр с неподдельными пылкостью и раскаянием. – Больше я такого затевать не стану.
– Как и любовные отношения с офицерами, - мягко произнесла Камилла, вспомнив, что о Сюзанне и Генри Холте до сих пор болтают злые языки.
– Я буду осторожна, клянусь вам.
Отпустив девушку, королева осталась одна и решила взять в руки сборник донгминских поэтов и на сердце ей отчего-то легла тяжелая тоска. В последние недели у Камиллы Моранси слишком часто менялось настроение, но хотелось верить, что она сможет это побороть. Главное – следить за каждым своим шагом и словом, дабы уберечь свою, а может и не только жизнь, ведь если ее королевское правление началось с кражи кинжала и странных интриг, шансов на спокойные дни почти не осталось.
Глава 2. Шон Тейт
Уходящее лето 141 года четырнадцатого кватриона не принесло в Эрту ни побед, ни поражений, фиаламские солдаты продолжали отбивать вялые натиски аранийцев, и казалось, что конца этому не предвидится. Шон Тейт сперва впал в легкое отчаяние и не сомневался, что его судьба – пасть смертью храбрых в одной из этих перестрелок, но в один прекрасный день, кажется пару месяцев назад, взял себя в руки. Под его началом служил графский сын, Дин Мейсон, следовало славно постараться, чтобы защитить юношу от шальных пуль, а значит, чувства и мысли самого бастарда Тейта уже не имели столь сильного значения. Воодушевившись, в конце концов, идеей спасения дворянского отпрыска, он позабыл о собственных тревогах. На войне всегда страшно и опасно, а он отлично знал, на что шел, вызываясь служить на границе.
Уже почти полгода аранийцы не желали сдавать позиции и отступать прочь от Фиалама – даже спокойный неано Мартин Дальгор не единожды удивлялся их терпению. Но Шон точно знал: когда-нибудь это закончится. Стоит только королям Фиалама и Арании договориться между собой, обсудить все вопросы, заставившие их развязать войну, но Дин считал, что не все так просто.
– Кому-то выгодна эта война, неано Шон, - сказал он в начале месяца Летних Дождей и прищурился, рассматривая гладь бледно-голубого неба. – Она началась еще, когда нас с вами не было.
– Я точно успел родиться, - мрачно пошутил Шон. Воспоминание о собственной неприкаянности по причине незаконнорожденности заставило его загрустить и забыть, из-за чего завязалась беседа.
Несколько кватрионов назад Арания союзничала с Фиаламом, а теперь все пошло прахом из-за дележки территорий и недальновидности бывших, ныне покойных, королей. Заглядывать в будущее страны не хотелось, Шон понимал, что с большой вероятностью оно будет заведомо плохим. Если же нет, то мир наступит нескоро.
А вот тридцатый день месяца Летних Дождей, самый последний летний денек, полный тепла и солнечного света, явился нежданно-негаданно. Шон Тейт проснулся словно от резкого толчка, быстро сел и резко выдохнул. Сегодня планировалось отсидеться в лагере, а завтра пойти в наступление на маленькие отряды обнаглевших аранийцев. Хорошо, что казарма оказалась пустой, лишь на соседней кровати похрапывал Дин.
Мартин Дальгор, замерший в дверном проеме, на фоне коридорного сумрака, быстро кивнул ему и сделал жест рукой, чтобы лейтенант Тейт вставал и шагал за ним. Странно, что другие офицеры не в постелях, если рано, а если уже полдень, то с чего бы их с Дином не растолкали? Подхватив сапоги и застегивая на ходу колет, он бесшумно вышел из комнаты.
– Прошу прощения, старший офицер Дальгор.
– За что же? – прохладно осведомился северный герцог, прислонившись к стене. Взгляд его светлых глаз был спокоен, и Шон осмелился предположить, что никаких внутренних правил не нарушил.
– За отлынивание от служебных обязанностей, - сердце колотилось, как проклятое, но Шон постарался не замечать. – Я не заметил, как другие ушли на учения, слишком крепко спал.
– Учений не проходило, лейтенант.
– Да?..
– Но вы с неано Мейсоном успешно проспали завтрак. Сейчас десять часов утра и, как мне кажется, последний мирный день на не очень ближайшее время. Трудно делать прогнозы.
– Мы окружены аранийцами, господин старший офицер?
– Отнюдь. Эти… люди, - Мартин Дальгор вздохнул и сделал короткую паузу, - имели наглость прислать к нам своего гонца с ультиматумом. Господину генералу Шварцу, который весьма успешно скрывается по ту сторону аранийских границ, угодно получить от нас Эрту и отпустить нас живыми.
– Но это же получится измена! – выдохнул потрясенный до глубины души Шон.
– Верно, и подлость к тому же, - белесые брови устало нахмурились.
– На которую мы никогда не пойдем. Сегодня особенный день, генерал Рид решил дать солдатам и офицерам что-то вроде выходного, а завтра все направятся в новые бои. Хотя нет, не все…
– Кто-то погиб, господин старший офицер? – во рту нехорошо пересохло.
– Захвачен аранийский посыльный, завтра его повезут в столицу на дознание, - откликнулся невесело Мартин. Он вообще выглядел усталым и расстроенным в последнее время, несмотря на затишье. – Вам тоже достанется непростая работа, лейтенант – иначе бы генерал не стал вызывать вас к себе.