Пути Миритов. Холод знамений
Шрифт:
Гай, верно, согласился бы с ней, если бы они могли высказать друг другу, что лежало на душе.
– Думаю, нашей гостье стоит отдохнуть с дороги, – молвил граф Ирвин. – Путь с севера не близок, и молодая графиня нуждается в сне и покое, не так ли?
– Благодарю вас, – ответила Вилма. – Вы правы.
– Тогда вам сейчас же покажут приготовленные для вас покои. Вы сможете располагаться, как пожелаете. Никто, – это слово граф выделил, – не побеспокоит вас, я сам об этом позабочусь.
И
Гай немного погрустнел, тревожно было и Вилме. Им препятствовали оставаться наедине, и это вполне объяснялось требованиями приличий… или подозрениями старого графа. Стоит ли тревожиться о последнем? Если и да, то лучше прятать свои чувства и мысли за спокойным выражением лица и милой улыбкой, и уходить неторопливым шагом вместе с молодой молчаливой служанкой по имени Айсун. Вероятно, камеристка неаниты Джан, недавно выписанная из Эн-Мерида, ведь недавно будущая свекровь Вилмы стала королевской придворной дамой, и ее отпустили на свадьбу сына.
Южные женщины ведут себя затравленно, уныло, кутаются в платки и шали, закрывают лица книгами, если в их сторону случайно посмотреть – об этом Вилме рассказывал отец. Ему ли не знать, как ведут себя все женщины Фиалама! И чудо, что они с сестрой не родились бастардами от одной из его многочисленных любовниц, но сейчас грешно о том мыслить. Герцог Эртон все еще в столице, писем от него нет, и как знать, может он и вовсе не вернется домой… Глубоко вздохнув, Вилма мысленно заставила себя прекратить предаваться унынию, и наслаждаться новой жизнью, пусть и не настолько роскошной, как в родовом замке. Графы Силиваны уже пол-кватриона влачат бедноватое существование, неведомо какими средствами зарабатывая на картины, оружие и изящные статуэтки, и она, герцогиня Вилма Эртон, знала, на что шла, отправляясь сюда. Значит, так тому и быть – она вынесет бедность, прикрытую фальшивым блеском, придирки свекрови Джан, заносчивую насмешливую старуху, пристальное внимание графа, человеческие пороки и прочую грязь. Ну а Гай ей в этом поможет.
Тем временем Айсун опустила голову в черном платке и открыла перед герцогиней дверь просторной светлой комнаты, и та решительно сделала шаг вперед. От ее прежних покоев обстановка отличалась поразительной простотой: большая кровать с пологом, дубовый стол и стул, сундук под вещи, и пушистый ковер. Ни украшений, ни книг, да и на что в общем-то было надеяться Вилме в замке, где живут такие люди?
Какие именно, она точно не смогла бы ответить даже самой себе, однако понимала, что граф Силиван – человек непростой, а его жена и невестка знают явно больше, чем хотят сказать, и даже Гай… Но нет, прочь дурные мысли, любимый человек точно не может быть злым или жестоким. Вилма не сомневалась, что знает об этом наверняка.
– Хорошая комната, - произнесла она нараспев, застыв возле стола.
– Кто-нибудь жил здесь раньше? Надо полагать, женщина? Ведь Силиваны не принимают гостей, да и гостевые покои не рассчитаны обычно на одного человека, верно, Айсун?
Смуглая женщина вздрогнула и потупила взор.
– Я не знаю, госпожа, - сказала она быстро. – Возможно, покойная матушка графа.
– Славно, - кивнула Вилма. – А теперь давайте договоримся: вы ничего не говорите про меня своей госпоже, а я не мучаю вас придирками.
– Да, неанита…
– Ступайте. Мне нужно побыть одной и освоиться.
– Ваши вещи скоро принесут, - пролепетала несчастная испуганная чем-то камеристка, и поспешно выскочила за дверь.
Вилма вздохнула и принялась медленно расстегивать шубу, прислушиваясь к шагам и звукам за дверью. Но ничего, привлекшего ее внимания, не обнаружила, и очень скоро смогла добраться до платка, дабы стереть с висков и лба струящийся пот. Опасное дело началось, и Вилме оставалось лишь надеяться, что оно станет первым и последним риском в ее жизни.
Глава 15. Грета Ларсон
С того дня, как в гостиницу «Четыре дороги» заявлялся неизвестный нахал и угрожал Грете то ли убийством, то ли похищением, минуло примерно десять дней, а она так и не успела испугаться. Переезжать с место на места у женщины никакого желания не было, тем более по мелочному поводу, а Лизель и Жаку она естественно ничего не сказала. Посвятить в свои беды пришлось только Сюзанну, девушка не болтлива и умна, но пока не явилась в гостиницу в темном плаще с капюшоном, сделать это казалось невозможным.
Мирно и серо тянулся двадцать пятый день месяца Осенних Заморозок. В окна звонко ударяли капли дождя, стекая потом мутной влагой на деревянные рамы, Гретхен пересчитывала выручку, Жак беззаботно играл с котом, а Лизель заигрывала с единственным посетителем зала. Остальные все исчезли: кто ушел, расплатившись, а кто остался спать наверху или там же играли в карты. Некого было ждать. Скрипнула дверь, Грета едва сдержала нервную дрожь и сурово глянула на мокрую фигуру в плаще.
– Здравствуйте, - донесся чистый девичий голос, едва успела Грета что-то понять.
– Госпожа Сюзанна! – воскликнул Жак, вскакивая, и обиженный от резкого падения Матти, зашипел. – Это вы?
– Тише, - одернула мальчишку Грета, а потом засуетилась. – Сюзанна? Что же вы под дождем пришли? Осенью так и простыть недолго.
– Боялась слежки, - откликнулась та, откидывая капюшон с лица. – Но вы не беспокойтесь, я почти не вымокла.
Грета не поверила и велела Жаку принести горячий травяной чай, а сама предложила повесить промокший плащ девушки возле печи, и та не стала спорить. Вид у Сюзанны Лефевр был немногим лучше, чем в тот мерзкий день, когда Грете пришлось едва ли не силой выставлять вон из гостиницы ее обидчика. Генри Холт, что ли? Хоть бы убили его на войне, изверга этакого! Жаль, что такие сами, как правило, не лезут в пламя, толкают других, добрых и совестливых людей, вроде Шона Тейта, а те и рады считать участие в войне честью.