Пути Предназначения
Шрифт:
Эльван вернётся в холод и пустоту Алмазного Города, к вечной ненужности и бессмыслице.
«Ненавижу, — думал он. — Ненавижу тебя, Кандайс Джолли!»
— А подарок Кандидата? — заорали с трибун. — Должен быть подарок!
Эльван тряхнул головой. Ненависть, Алмазный Город — всё это не имело ни малейшего значения до тех пор, пока не закончена церемония заявки на Открывание.
— Вы должны сделать подарок, Кандидат, — сказал Эльван. — Наделить людей, присутствующих при вашей заявке, каким-либо особым правом. Однако оно не должно противоречить законодательству страны.
— Да, — кивнул Авдей. — Я знаю.
Обычно Кандидаты одаривали свидетелей правом украшать себя каким-либо особым образом — носить специальный значок, перо яркой птицы, рисовать на щеке знак Башни… И всё прочее в том же роде. Некоторые делали свидетелей обладателями аристократического титула.
Авдей попытался сесть. Кандайс поддержал. Авдей отдышался от боли и сказал:
— Отныне и навечно я дарю всем работникам всех цирков Бенолии право в любую минуту уволиться без отработки и без выплаты неустойки. Дар мой осуществим, поскольку всё происходящее на этой арене транслируется во все цирки Бенолии. Соответственно, все работники этих цирков являются свидетелями моей заявки. Подчёркиваю, что дар мой предназначен для всех цирковых работников, в том числе и гладиаторов. Что касается тех свидетелей, которые работниками цирков не являются, той мой дар принесёт пользу и им. В чём она заключается, я объяснять не буду, потому что они и сами легко догадаются.
Гладиатор-человек закрыл лицо ладонями. Плечи дрожали. Наурис смотрел с недоумением, не понимая, что такого ценного в даре Кандидата. А беркан рухнул на колени, сцепил руки как на молитве.
Кандайс отвернулся. «Я тоже мог быть среди них», — подумал он. От мысли стало страшно.
На трибунах ныл и гундел разочарованный люд. Подарок, мать вашу. Толку от него… Хоть бы этого криворожего казнили, чтобы другим Кандидатам неповадно было всякую хрень никчёмную дарить.
Эльван жестом велел всем умолкнуть.
— Как вам будет угодно, Кандидат, — сказал он. — Воля ваша неоспорима.
От ненависти стало больно, так она обжигала. Теперь Эльван вновь ненавидел Авдея. За выходки его непонятные ненавидел, за жизнь, которая даже в обречённости на казнь продолжала оставаться жизнью, а не существованием.
Авдея хотелось придушить, разорвать на клочки, растоптать в пыль. Но в первую очередь вырвать и раздавить глаза.
Эльван сказал с усмешкой:
— Благодать Сферы отчистит от грехов и преступлений ваших Ассистентов, но даже она бессильна смыть с вас скверну отцеубийства.
Удар попал в цель. Эльван с мстительной радостью смотрел, как до бескровности побледнел Авдей, как погасли глаза. Взгляд стал пустым, мертвенным.
— Ну ты и мразь, — с удивлением сказал предвозвестнику Кандайс. — И есть же на свете такая погань…
— Кандидата и Ассистентов проводят в отель близ Башни, — громко проговорил Эльван. — Зрителям приказываю немедленно разойтись по домам, а работникам цирка — по рабочим местам.
Люди стали торопливо расходиться.
Служки утащили труп гладиатора. Принесли медицинские носилки для Авдея. Прибежал цирковой врач. Кандайс помог положить друга на носилки, пошёл вместе с ним в медчасть.
Эльван остался на арене один. В пустоте. Как и всегда.
Откуда-то выскочил Мальдаус. Эльван посмотрел на него с отвращением.
— Лётмарш, — приказал он прежде, чем цирковладелец успел открыть рот.
Мальдаус исчез.
Эльван усмехнулся с горечью, покачал головой.
Можно убить того, кого ненавидишь. Но его смерть не сделает твоё существование жизнью.
Ближайшая к Радужной Башне гостиница называлась «Бездна мрака».
— Странное наименование, — сказал Авдей.
— Да, — согласился Винсент. — Но заведение процветает. — Взмахом руки он показал на роскошества номера.
— Пятизвёздочные номера у них действительно на пять звёзд, — поддержал Кандайс. — Без обмана.
— Мне сложно судить, — сказал Авдей. — Я в тонкостях гостиничного сервиса не разбираюсь.
За окном быстро сгущались сумерки.
— Скоро Открывание, — тихо проговорила Ринайя. — Обычай требует провести его в двадцать один час тридцать минут по времени того города, где была сделана заявка.
— Значит, проведём, — ответил Авдей.
Он подкатил инвалидное кресло к столику с напитками, налил себе минералки.
— Ты как себя чувствуешь? — спросил Кандайс. — Спина не болит?
— Нет. Цирковой медик оказался отличным травматологом, и с биоизлучателем обращаться умеет. Болей больше не будет никогда.
— Ног тоже.
Авдей подъехал к Кандайсу.
— Так или иначе, а это должно было случиться. С такой травмой долго не ходят.
— Всё равно я виноват! — Кандайс отошёл к окну. — Это же обычное дело на ринге: когда какой-нибудь паскудник проигрывает, он всегда норовит ударить в спину, даже если финал уже объявлен. Многие специально для этого ножи на ринг проносят, заточки, царговую кислоту. Ты о об этом не знал, но я-то профессиональный боец! — ударил он кулаками по раме. — Я должен был помнить. Это я виноват. Отпусти меня, Авдей. Такая бестолочь в Ассистенты не годится. Именем твоей мамы прошу — отпусти.
— Позвоночник мне повредили в допросных камерах Преградительной коллегии. Тебя среди палачей я не видел. Так что не смей глупости измышлять! — Авдей подъехал к Кандайсу. — Без тебя я бы не выжил на арене. Ты мне жизнь спас. И не только мне. Есть ещё Винс и Ринайя.
Кандайс повернулся к Авдею, сел на корточки.
— Ты правда на меня обиды не держишь?
— Это за что я должен на тебя обижаться? За то, что ты мне жизнь спас?
Кандайс взял его искалеченную руку, прижался лицом к ладони.
— Если бы я был там вместе с тобой… В Каннаулите…
— Ничего бы не изменилось, Канди. Ничего, поверь. Хотя нет, изменилось бы. — Авдей убрал руку. — Вместо одного калеки было бы два.
Кандайс поднялся. Звучало обидно, однако Авдей сказал правду — против теньма бойцовское мастерство Кандайса не стоило и плевка.
Как ни странно, а от этой мимолётной обиды на душе стало легче.
— Почему ты не сделал заявку на Открывание Сферы до того, как попал в допросную камеру? — спросил Винсент.