Пути Предназначения
Шрифт:
— Альберт, — тихо сказал Адвиаг, — выйди, пожалуйста. Мне надо поговорить с Михаилом Семёновичем наедине.
— Нет, — качнул головой Пассер. — Всё, о чем ты можешь говорить с Михаилом Семёновичем, меня касается в той же мере, что и тебя. Так что и отвечать будем вместе. Как равновиновные подельники.
— Вы о чём, судари? — насторожился Михаил.
— Об Авдее, — сказал Адвиаг и стал рассказывать. Пассер коротко добавлял собственные показания. Именно как показания — сухо, сжато и внешне бесстрастно.
Михаил слушал, не перебивая.
— …а дальше была Сфера, — закончил Адвиаг.
Михаил молчал.
Адвиаг
Посмотрел умоляюще.
— Я не священник, — сказал Михаил, — грехи опускать не сподоблен. И не уверен, что на вашем месте поступил бы иначе. А если так, не мне вас судить. Разбирайтесь со своей совестью сами.
И наклонился к таблице.
Пассер подошёл к нему, положил руку на плечо, развернул к себе.
— Рийя и Винс значат для меня не меньше, чем для Герна. А живы они только потому, что в мире есть твой сын. Поэтому ты можешь приказать мне всё, что угодно, и я выполню. Ни споров, ни вопросов — одно лишь повиновение. Я не хочу ни судить, ни обсуждать твои повеления. Для меня правильно любое твоё слово. Ты — отец того, кто спас Рийю и Винса, жизнь моей жизни. Я — тот, кто виновен в большинстве бед Авдея.
— Я не уверен, что на вашем месте не поступил точно так же, — повторил Михаил. — Поэтому и не мне вас судить.
Михаил хотел вернуться к таблице, но Пассер не отпустил.
— Почему? — спросил он. — Ведь и я, и Герн сами отдаём тебе наши судьбы. Да ещё «Спасибо!» скажем и руки поцелуем, когда возьмёшь.
— Я ни разу никого не убил, — сказал Михаил. — И не буду убивать теперь.
— Но разве я предлагаю тебе убить нас?!
— А разве нет?
Пассер отступил. Отвернулся. Глянул на Михаила и выкрикнул:
— Какого чёрта ты родился в порту? Твоё место на императорском троне!
— Предпочитаю место людя среди людей, а не идола среди марионеток.
Пассер только головой качнул.
Вернулся к своей стороне стола.
Адвиаг прикусил губу, резко вдохнул сквозь зубы и сказал:
— Клясться, что я обязательно помогу Авдею всем, что будет в моих силах и сверх того, не буду. Это означало бы призывать на его голову новые злосчастья. Ведь подобру моя помощь никому не нужна. Только в беде. Поэтому я лишь об одном могу молить пресвятого — чтобы моя помощь Авдею не понадобилась никогда.
Адвиаг вернулся к столу. Взял донесение, придвинул поближе фломастеры.
— Идея на счёт науки как средства защиты от ВКС мне нравится. Есть в ней что-то… м-м… вкусное. К тому же ареопаг с его закостенелыми от спеси мозгами ещё очень не скоро догадается, что мы тут творим. Но сначала надо очень хорошо рассчитать исходники.
— Дронгер, — сказал Михаил, рассеянно скользя взглядом по таблице, — ты можешь добиться хоть самого маленького служебного расследования для генерального инспектора ВКС, да ещё такого, который был прислан в страну по прямому распоряжению архонтов? При условии, что в данное время он не в Бенолии, а неизвестно где.
— В общем-то могу, — сказал Дронгер. — Хотя и не ахти какое, но расследование будет. А что?
— Да то, что некомплект получается. Максимилиану и Филиппу головы посносили, а Мариус Вардес, генеральный инспектор ВКС, жив и здоров.
Адвиаг, сам того не замечая, комкал донесение.
— Ты о чём? — спросил он Михаила.
— Да я и раньше об этом думал, но всё как-то в чёткую мысль
— Почти, — сказал Пассер. — Такое вмешательство хотя и нарушение, но мелкое. На него и внимания бы никто не обратил.
— Вот именно, что мелкое! — торжествующе сказал Михаил. — Однако идти на него векаэсник не согласился категорически. Такое бывает только в одном случае — когда за мелкой безупречностью пытаются скрыть очень серьёзные преступления. У нормальных честных служак всё наоборот — куча мелких нарушений и полнейшая безупречность в крупном. Каким бы формалистом и буквоедом честный инспектор ни был, а пацана с девчонкой от костра отвести бы не отказался. Для отказа надо быть законченной сволочью. А если так, то и по векаэсной службе Мариус Вардес насволочить успел столько, что куча будет выше центральной башни ареопага. И любая мало-мальски серьёзная проверка это вскроет. А ещё лучше — две одновременные проверки с разных сторон и по разным поводам, но со сравнением результатов. То, что выглядит идеальным с одной точки обзора, нередко оказывается до тошноты безобразным с другой.
Адвиаг положил донесение на стол, старательно разгладил смятый лист.
— Будут ему проверки. Маленькие такие проверочки, почти незаметные, но очень аккуратные и тщательные. Просто до невозможности тщательные и аккуратные. Такие же тщательные и аккуратные, как работа сапёра.
Пассер хищно улыбнулся, подмигнул Михаилу и занялся многострадальной таблицей, — прежде чем затевать новое, необходимо было закончить уже начатое.
Как всегда после дежурства Цалерис зашёл в паспортный стол поболтать с операторшами.
— Сегодня по стерео Открывателя показывать будут! — сообщили девушки. — В первый раз со времени Открывания. Говорят, он калека! Жуткий урод. Такой безобразный, что даже все бенолийские записи изъяли, чтобы людей не шокировать. Теперь же показывают этого урода по стерео!
— Так Открыватель — бенолиец? — уточнил Цалерис. — А зовут его как?
— Да ты что, Лерик, два дня как родился? Имя Открывателя — это секрет. Ну, во всяком случае, его не принято произносить вслух.
— Урод он или не урод, — сказала одна из операторш, — однако научил Хранителей включать Радужный Фонтан самостоятельно. Теперь во многих Башнях он каждый день разный и очень красивый. А под конец Хранители соединяют все свои Фонтаны вместе, и всё небо становится радужным. При прежних Открывателях такого не было. Они всю благодать захапывали только себе и плевать на всех остальных хотели. Этот же Открыватель, может, и урод, зато не сноб и не жадина.
Девушки помолчали. Оспаривать очевидное было бессмысленно.
Пискнул таймер стереовизора, сообщил, что «Сегодня 17 декабря 2131 года, 16 часов 40 минут местного времени» и включил экран.
Посвящена передача была строительству звездолётов, способных пролетать сквозь стены капсулы. Дискуссию вели солидные учёные и молодые инженеры. Открыватель присутствовал на дискуссии в качестве наблюдателя ареопага.
— Фу, действительно жуткий урод! — сморщили носики операторши.
Центральная камера задерживаться на Открывателе не стала, перешла на дискуссионщиков. Цалерис метнулся экрану, затеребил панель ручных настроек.