Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века
Шрифт:
В хранилищах ОГАЧО содержится огромное количество документов, в которых отмечается полная антисанитария на эвакопунктах – не было кипяченой воды, не хватало еды и одежды. «Машины для перевозок к эвакопункту зачастую получают не вовремя. Бывает, что хлеб и продукты привозят очень поздно, это создает большие очереди (как под Новый год в первом часу ночи). Также вопрос снабжения продуктами эвакуируемых, находящихся на эвакопункте, усложняется еще тем, что продукты получают и семьи тех, кто уже давно не работает на заводе, но проживает на эвакопункте».
Итак, что мы видим? Уже несколько месяцев прошло с начала эвакуации, люди уже успели, поработав
Не везде было радио, а те газеты, что получал эвакопункт, читали единицы. Не хватало медикаментов и персонала для обслуживания эвакуированных граждан.
Из доклада товарища Савельева на заседании парткома ЧТЗ мы видим, что положение в эвакопунктах «исключительно плохое»: некоторые семьи находятся там 15–20 дней, взрослые и дети не получают горячей пищи, много больных, есть смертельные случаи, медобслуживание не организовано, работники ЖКО бюрократически относятся к людям. Это происходило повсеместно.
Каков же был статус эвакуированных, после мучительной дороги оказавшихся в уральских городах? Перед эвакуацией, при освобождении от работы в предприятиях и учреждениях в трудовых книжках должна была производиться запись об «освобождении от работы в связи с переездом в другую местность». То есть ни слова об эвакуации. Для приезжающих на новое место жительства были разработаны временные правила регистрации. 13 августа был издан приказ «О прописке граждан, эвакуированных из прифронтовой полосы». На новом месте необходимо было прописаться в течение суток. Те, кто не имел паспорта, получали специальные удостоверения сроком на три месяца, действительные только в пределах данного населенного пункта.
«Потом мы жили как одна семья…»
И вот спустя некоторое время наших скитальцев с эвакопункта распределяют на постоянное жилье, кого в бараки, общежития, а кого на подселение к местным жителям. Чтобы увидеть, где приходилось жить эвакуированным, нам надо пройти в «соцгород» – комплекс однотипных четырехэтажных домов, или на «плановку», где располагается частный сектор (недалеко от нее расположена и наша школа). Общежития и бараки находились на территории соцгорода и возле территории завода.
Людей расселять было просто некуда – поэтому приняли решение «о разгрузке города от эвакуированного населения», по которому всех, кто не имел отношения к производству, стали размещать в сельскую местность. Для размещения оставшихся в городе строят времянки, используют под жилье любые помещения: территорию завода, подвалы, чердаки, помещения клубов, школ, техникумов. Вводились строения упрощенного типа – бараки, полуземлянки и землянки.
События на фронте летом и осенью 1941 года ухудшались с каждым днем. Было ясно, что эвакуированным придется зимовать на новых местах жительства.
Руководство Совета эвакуации «вспомнило» о суровых зимах на востоке страны с большим опозданием. Только 12 ноября 1941 года родился приказ: «В целях скорейшего расселения эвакуированных рабочих на предприятиях НКЧМ приказываю:
а) немедленно приступить к строительству землянок в количествах и сроках, согласно приложению № 1;
б) по согласованию с местными, партийными и профсоюзными организациями использовать на строительстве землянок рабочих в свободное от работы время, эвакуированных рабочих, а также домохозяек и членов семей;
в) работы вести в две-три смены»6.
Подобная ситуация была и в других ведомствах. Документы челябинского архива подробно описывают
Большую же часть эвакуированных обеспечивали жильем за счет уплотнения местного населения.
«Подселение»… Это слово не вызывает приятных воспоминаний у многих людей. Конечно, челябинцы к приехавшим относились по-разному, многие с сочувствием и состраданием. Например, так об этом пишет П.П. Костин: «На другой день (после прибытия) меня и Фому Шелехова с человеком из домоуправления и милиционером повели на подселение, на улицу Тракторную. (Подселение проводили при помощи милиционеров, так как некоторые граждане не были довольны, что в их квартиры подселяют чужих людей.) Можно было и без милиционера, потому что хозяева Марамзины и тетя Наташа встретили нас приветливо, когда им сказали, что мы из блокадного Ленинграда. Потом мы жили как одна семья. Они очень хорошие люди». И мы чувствуем уважение к этим людям. Чужую беду приняли как свою, особенно узнав, что пострадавшие – ленинградцы.
Но вот в архиве натыкаемся на ранее не опубликованные документы и видим, как много горя людям принесло это «подселение»! Как часто, оказывается, проявлялись раздражение, недовольство эвакуированным населением, вплоть до агрессии. «При вселении в дома по уплотнению отношение некоторых местных жителей было явно враждебное. Смотрели как на приехавших из другого государства, которые нарочно приехали – мешать жить», – отмечалось в документе7. Очень злое отношение. Скорее всего, это своего рода нервный срыв некоторых местных жителей, взрыв от досады. Ведь еще свежи были в памяти годы скитаний по баракам и землянкам. И вот только, казалось бы, зажили, получили теплые, частично благоустроенные комнаты, и вновь масса неудобств и стеснений.
Жилищные взаимоотношения иногда накалялись до такой степени, что инспекторы по устройству эвакуированных отмечали случаи прямого выживания с жилплощади квартирохозяевами: «Запирают на замок квартиру на целый день, заставляя живущих лезть через окно, методически травят и угрожают».
Встречаются и такие случаи, зафиксированные в документах: «Работающий мастер, орденоносец тов. Волков был вселен на 7-м участке в доме 21 кв. 31 ком. 2 к гражданке Ходовой, которая с момента въезда (с середины ноября) по настоящее время ведет травлю семьи тов. Волкова. Из-за отсутствия питания жена тов. Волкова не может кормить досыта грудного ребенка, последний плачет, происходят скандалы. Нарочно открываются форточки, расклеены окна. В результате ребенок находится в тяжелом болезненном состоянии».