Шрифт:
«Серебряная клятва». Екатерина Звонцова
«Обращенный к небу». Василий Ворон
«Полозовка». Наталья Энте
«Кровь и серебро». Соня Рыбкина
«Год змея». Яна Лехчина
«Змеиное гнездо». Яна Лехчина
Возрастное
Корректор: Мария Скворцова
Выпускающий редактор: Мария Ланда
Карта
Пролог
Свеча в руке у Энгле дрожит, плачет горячим воском, капает ему на пальцы. Энгле и сам дрожит, его трясущиеся губы беззвучно шепчут слова старого заговора. Воздух вокруг зыбится и идёт рябью – непроглядно-чёрный и звенящий весенним холодом, как мрак владений Серебряной Матери.
Явись и забери то, что я тебе даю.
Явись и не сбеги.
Явись…
Рыжий огонёк мигает, захлёбывается плавящимся воском, и пальцам Энгле становится горячо, так горячо, что хочется скорее бросить огарок. Ещё ему страшно. Очень страшно, и по хребту бегают крупные ледяные мурашки.
Перед Энгле серой лентой стелется дорога, почти неразличимая в эту тёмную беззвёздную ночь. Позади него – тоже дорога. И слева, и справа тянутся пути, уводящие куда-то через поля, в далёкие земли, о которых Энгле и не думал никогда.
Он стоит на перекрёстке. Ему нужен тот, кто владеет всеми дорогами на свете, тот, кому подвластны не только перекрёстки и Тракты, но и сплетения людских судеб. Энгле старается не думать о том, сколько в окрестных лесах и прудах таится нечистецей: сейчас, в тёмные весенние ночи, они становятся особенно охочи до человеческих душ. Ветер перебирает волосы на затылке, забирается под тонкую рубашку, но Энгле продолжает упорно шептать:
Явись, Господин Дорог, на мой зов.
Прими мой дар, Господин Дорог.
Явись и не сбеги.
Сзади – деревня. Энгле не оборачивается, не видит её огней, но спиной чувствует, как окна домов глазеют на него. Он зажмуривается, не прекращая шевелить губами. Ничего не меняется, тьма такая плотная, что закрывай глаза, что открывай – всё одно. Энгле кажется, что кто-то пробегает перед ним по дороге, он сбивается с ритма, перестаёт шептать, облизывает пересохшие губы и вертит головой по сторонам. Нет, не видно Господина Дорог. Должно быть, прошмыгнула лисица. А может, и лешак.
Он не может вспомнить, на каком месте остановился. Слова заговора, так тщательно заучиваемые в течение долгих недель, вылетают из головы. Свеча шипит, Энгле шипит тоже, стряхивая с пальцев ошмётки обжигающе горячего воска. Огонёк гаснет, и тьма накрывает Энгле колпаком. Не видно вообще ничего. Запахи ночи сразу становятся резче, соловьиная трель в черёмуховых зарослях кажется надрывной и зловещей. В пруду за кустами квакают лягушки – зло, насмешливо.
Нет Господина Дорог.
Дыхание Энгле сбивается. Он не может понять, что чувствует. Злость – от того, что Господин Дорог не явился. Затаённую радость – от того же. Может, не придётся отдавать себя в услужение. Страх – что же так темно кругом?
Энгле вдыхает через нос и решает оглянуться. Ночь как ночь, но какая-то неуловимая жуть разлита кругом. От его заговора? От нечистецей, затаившихся под кустами? Или от того, что он сам наделил эту ночь особым тайным смыслом?
– Штаны рваные. Мог бы и приодеться.
Энгле подпрыгивает на месте, едва не падает на землю. Сердце срывается на галоп. Он резко оборачивается и издаёт не то изумлённый вскрик, не то всхлип.
На дороге перед ним стоит человек. Очень странный человек. Маленький – ростом с двенадцатилетнего мальчишку, одетый в чёрные штаны, серую рубашку и красный жилет, расшитый мелкими каменьями и серебряными нитями. На ногах – остроносые сапоги, каких в деревнях отродясь не носили. Лицо у человека странное: не молодое, не старое, какое-то переменчивое, будто каждый миг ему исполняется то десять, то сорок, то девяносто зим. Нос у него тонкий, с резко очерченными ноздрями. Рот растянут в полуулыбке, губы узкие, а глаза с недобрым прищуром похожи на спелые черешни.
Энгле не разглядел бы всего этого, если бы не целая гроздь светляков, облепивших руку человека. Он держит руку согнутой в локте, и светляки как раз освещают его лицо. Немного света достаётся даже молодой весенней траве под ногами у человека.
– Г… Гос… – Энгле страшно заикается. Ему хочется броситься прочь. Спина взмокает, и рубашка противно прилипает к телу. То, чего он так боялся и чего так желал, произошло.
– Нет-нет. – Человек машет рукой, и несколько светляков осыпаются на дорогу, похожие на капли расплавленного олова. – Не нужно говорить со мной заученными фразами. Я понимаю и так. Люди нарекли меня Господином Дорог, но это вовсе не означает, что все речи нужно начинать с упоминания этого прозвища. – Он закусывает длинный ноготь на указательном пальце, будто крепко о чём-то задумавшись. – Так чего ты хочешь, малец? Зачем так настырно звал меня?
Господин Дорог садится на землю, скрестив ноги, и подпирает подбородок кулаком – тем, который свободен от светляков. Энгле шумно сглатывает.
– Я готов перейти к вам в услужение.
Лягушки в пруду резко замолкают. На миг кругом воцаряется странная тишина, но уже в следующее мгновение Господин Дорог разражается хохотом, громким и задорным, хохочет как ребёнок. Энгле бросает в жар от стыда. Не так, ох, не так он представлял себе их разговор!
Смех обрывается так же внезапно, как и начался. Лягушки снова заливаются гортанным кваканьем. Со стороны деревни тянет дымком, а от черёмухи – густой душной сладостью.
– И на что ты мне сдался? Я ведь не лесовой, что делает несчастных своими лешачатами. И не водяной, которому служат русалки, мавки да водяницы. Ну ты и чудак!
Господин Дорог мотает головой, и его длинные, до плеч, волосы кажутся Энгле то седыми, то тускло-русыми. Энгле снова сглатывает. Пить хочется страшно.
– Так… Вроде бы говорят, что вы любой путь укажете за службу верную.
– Бабкины сказочки, – сочувствующе вздыхает Господин Дорог. – Умру от любопытства, если не узнаю, что за путь ты хотел изведать. Дорогу к богатству узнать или судьбу людскую?
Он насмешливо качает рукой, облепленной светлячками. Энгле опускает взгляд на свои грязные истоптанные башмаки и бубнит:
– Батька мой пропал. Отплыл за рыбой, как обычно, да только почти год миновал, а обратно всё никак не плывёт. Заплутали, видать, в своих морях. Мамка переживает, всё на Тракт смотрит – не едет ли? И денег у нас впритык осталось. Вот, попросить тебя… вас хотел. Не укажете ли путь кораблю? Раз все дороги вам подвластны. Пожалуйста.
Последнее слово он произносит так жалобно, что самому становится противно. Энгле ещё немного рассматривает свои башмаки, пинает мыском камешек и только потом решается поднять глаза на Господина Дорог.