Шрифт:
Ричарду Вьюлстику
Наставнику, философу, но, прежде всего, другу.
С любовью
Adi et amo: quare id faciam, fortasse requiris.
Nescio, sed fieri sentio et excrucior.
Ненависть и любовь. Как можно их чувствовать вместе?
Как – не знаю, а сам крестную муку терплю.
– Что
– Теперь я знаю… знаю самое худшее. Летучий Голландец – человек, обреченный на вечные скитания, покуда не найдет женщину, которая полюбит его так сильно, что согласится умереть ради него и тем самым спасти его душу.
– И что?
– А то, что Тобес нашел своего избавителя. И это Джонни! Которому всего лишь десять лет. Дэниел, где ближайший телефон?
Часть первая
Все те банальности, которые говорят и пишут о Южной Калифорнии, соответствуют действительности. Обстановка спокойная, климат теплый, народ терпимый. Жизнь протекает неторопливо и поддается контролю. Случаются, конечно, землетрясения, случаются и штормы на Тихом океане, но ведь даже в первом на земле Саду обитал Змей, а в основном это плодородная и красивая местность: живи и радуйся.
Меня зовут Диана Цзян. Поскольку я родом из Китая, да к тому же женщина молодая, в Штатах полно мест, где я чувствую себя неуютно. Но когда я выхожу на свою террасу с видом на океан, вдыхая ароматы шалфея, или, сидя на берегу залива в Морро-Бей, лакомлюсь устрицами и запиваю их холодным шардоне; когда бреду по изумрудно-зеленым холмам к Джалама-Бич или еду на велосипеде через оливковые рощи; когда я среди друзей… в такие минуты я понимаю, что такое «родина» и где моя родина находится.
Приезжих мы, южнокалифорнийцы, немного забавляем, немного раздражаем. О нас рассказывают анекдоты, над нами подшучивают. В штате людей ненормальных не больше, чем в любом другом месте, но добрая половина тех, кого вы здесь повстречаете, странный народ. Они редко умирают, такое впечатление, что очень медленно стареют, – новые методы лечения берегут их от старости, а достигают они преклонного возраста людьми зажиточными. Так что никто не жалуется здесь на жизнь. Особенно врачи, а я принадлежу к их числу.
Долгие годы Южная Калифорния считалась идеальным местом для практики и клинической психологии.
Потом вдруг у нас стали погибать молодые мужчины. И я познакомилась с Тобесом.
Тим Санчес подвез Рея Дугана до конца улицы, тому до дому оставалось пройти несколько ярдов. Это было последнее воскресенье апреля, и, когда Тим с трудом развернул свою «мазду», чтобы ехать обратно, он переставил стрелки часов на летнее время. Полиция потом была признательна ему, ибо он смог назвать точное время, когда высадил Рея: в два часа двадцать одну минуту после полуночи, и Тим был последним, кто видел Рея Дугана живым.
Полиция по отдельным обрывкам восстановила картину преступления. Случилось следующее.
Рей почти дошел до дому, когда увидел у фонаря девушку. Вокруг – ни души. И ни единого огонька в окнах на всей улице. Рей, нетвердо державшийся на ногах – он выпил слишком много пива, да еще выкурил сигарету с марихуаной в закусочной у Харли, – помахал ей рукой; она помахала ему в ответ.
Вот и все, что мельком увидел Тим Санчес в зеркало заднего обзора; «мельком» – слово, записанное дежурным полицейским, потому что Санчес тоже порядком перебрал у Харли и не был даже уверен, что фигура под фонарем была женской. Ему только показалось, что это была женщина, понятно?..
Рею только что исполнилось восемнадцать – у него были проблемы в школе, в семье, но в таких ситуациях проблем не возникало, он знал, как действовать. Слегка покачиваясь, он направился к фонарю и сказал: «Привет!»
Она не ответила. Молча повернулась и пошла, и Рей понял, что его пригласили следовать за ней. Девушка посадила его в машину (страдавший бессонницей сосед услышал звук мотора примерно в половине третьего) и повезла к кладбищу Корт-Ридж, на крутую гору, возвышающуюся над гордом Парадиз-Бей.
Всякое отребье постоянно толчется на кладбище Корт-Ридж – настоящие джунгли, а не место захоронения. Наркоманы, извращенцы, мелкие воришки, бездомные – всех этих подонков притягивало кладбище Корт-Ридж, которое для них было тем же, что Амстердам – для торговцев бриллиантами. По ночам на Корт-Ридж, о котором порядочные люди и слышать не хотели, жизнь била ключом.
Кладбище пересекала аллея, и особа, что стояла под фонарем, увела Рея Дугана с аллеи на тот участок, где начинался крутой подъем к гребню горы; склон порос мелколесьем, и пробраться туда довольно трудно. Они не занимались любовью, согласно судебно-медицинскому отчету, и Рей не оказывал серьезного сопротивления. По крайней мере, отчет судмедэксперта содержал множество деталей, по которым легко восстановить картину происшедшего…
– Эй, остановись, мы уж и так забрались далеко… дорогуша…
Луч фонарика заплясал на его лице, и Рей поднял руку, защищая глаза от света. Он уже не был уверен, стоило ли вообще затевать все это. Он ведь даже не разглядел ее лица: на ней была мягкая черная шляпа с полями, девица не произнесла ни слова. Только хихикнула.
– Так… здесь? – отважился задать вопрос Рей. Одной рукой он шарил в боковом кармане в поисках презерватива, другой расстегивал ремень.
Девушка уронила фонарик. Он лежал в густой траве, освещая лицо Рея, словно маленький прожектор, – он почувствовал, что девица приближается к нему. Почувствовал на плече ее руку. Он обернулся, отыскивая ее губы, но, черт возьми, такая темень!
Еще почувствовал, что она покусывает его за ухо; наверное, он испытал жаркую волну, когда ее рука скользнула вниз. А затем нож почти вертикально вонзился в его мошонку и двинулся выше, выше, глубже и выше.
Рей пробежал немного, должно быть, дико воя, но Корт-Ридж – не то место, откуда полиция выуживает свидетелей, и, конечно, никто не пришел на помощь. Его кастрировали, когда он был еще жив, хотя, возможно, лишился сознания от шока и потери крови. Трудно сказать. Никто не знает, слышал ли Рей шипение своей крови, уносящей его жизнь и разрушающей то, что от него осталось.