Пути Звезднорожденных
Шрифт:
3
– «И снова здравствуйте». Ты помнишь этот анекдот? – осведомился Урайн.
– Я-то да. Но никогда бы не подумал, что его помнишь ты.
Элиен окинул своего гостя оценивающим взглядом.
Бордовый плащ с изумрудной каймой. Серьга в единственном ухе. Волосы, заплетенные в косицы со множеством бусин. Лицо с резко очерченными скулами. Переливающиеся всеми оттенками мироздания глаза. Разноцветные, непостижимые глаза Звезднорожденного. Такие же, как и у него самого.
– С виду ты не слишком изменился за
– Разве что с виду, любезный брат мой, – сказал Октанг Урайн, извлекая из ножен Коготь Хуммера. Он перехватил меч за лезвие и подал его Элиену.
– Что ж, полагаю, тебе следует сделать то, ради чего ты впустил меня. Сейчас ты, Элиен из Ласара, возлюбленный Брат мой, снесешь мне голову. Ты примешь всю силу, которая прольется из моего тела, и отправишься в начало года Тайа-Ароан. Ты проползешь по ветвям непостижимого дерева истории. Ты встретишь там другого Элиена. Себя, обреченного на поражение и бегство в Диорх. Ты убьешь Элиена, то есть себя. Ты останешься там, в прошлом, и будешь жить дальше, отягощенный знанием того, что было. Или, если угодно, того, что будет. И ты сделаешь так, чтобы все случилось иначе.
– Почему ты считаешь, что я воспользуюсь этой возможностью? Я ведь могу просто убить тебя и остаться в Диорхе? – спросил Элиен.
– Нет, Элиен. Ты можешь, но ты все равно не сделаешь этого. В твоем сердце все еще жива любовь, я это слышу. Ради встречи с теми, кто погиб в год Тайа-Ароан, ты решишься на это путешествие. А кроме того, ведь ты сможешь взять с собой свои Скрижали. И, быть может, когда-нибудь им найдется читатель более достойный, чем твой непутевый Брат.
– Пусть так, но ты, что получишь ты? Ведь я же никогда не поверю, что ты готов принести себя в жертву благополучию Круга Земель! Что получишь ты, если я сделаю все по твоим словам?
– Все очень просто, Элиен. Все очень просто. Я получу надежду, что однажды ты, мой Брат по Рождению, вернешься в Наг-Нараон и спустишься в Склеп Игольчатой Башни. Ты сам, собственной рукой, пробудишь ото сна меня, ни о чем не ведающего Сделанного Человека. В день моего пробуждения ты дашь мне вот эти Скрижали и посвятишь меня в историю Властелина. И тогда…
– И тогда?.. – иронично осведомился Элиен, помахивая Когтем Хуммера, чтобы оценить его вес и балансировку.
– И тогда мы соберемся втроем. Ты, я и Шет окс Лагин. Все трое. И положим начало какой-нибудь новой песне.
– Не исключено, что именно так все и будет, – сказал Элиен и занес Коготь Хуммера.
Все, что успел сделать Октанг Урайн перед тем, как его голова и шея перестали представлять собой единое целое, так это одобрительно кивнуть.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
РАЗРЕШЕННЫЕ СУДЬБЫ
ГЛАВА 20
ВЫШЕДШИЙ ИЗ ДИОРХА
1
В то утро Элиен, свел Вольного Города Орин, проспал неожиданно долго – почти до полудня.
Солнце стояло высоко, во дворе азартно вздорили ирвамессы. Ругались, потрясали оружием и взывали к духам предков. В чем заключалась суть спора, понять было сложно Но Элиен знал: рано или поздно все окончится миром. Разумеется, уже после того, как спорщики вдосталь почешут друг о друга кулаки.
«Гаэт, должно быть, уже ждет меня в библиотеке!»
Элиен вскочил с постели.
Его вычищенное платье было разложено слугой на коротконогом столике у кровати. Но Элиен помедлил с одеванием. Что-то жгло кожу под левым соском. Какая-то свежая ранка.
«Комар, что ли, укусил?»
То был знак долгой смерти, нанесенный на его тело девятнадцать лет назад, когда он находился в плену у смегов. По иронии судьбы, тогда его собирались казнить люди той же крови, которые сейчас называли его гиазиром-свелом.
Элиен отлично помнил тот день. Два крепких и сухих старика вырезали на его коже ре-тарские буквы, смывая кровь грязной губкой. У смегов было в обычае наносить на тело врага назначенный ему приговор. Да только этот приговор так и не привели в исполнение: подоспели варанцы, избавив Элиена от двухдневной пытки, плавно уводящей обезумевшую душу в небытие.
Знак долгой смерти – это всего лишь татуировка. И над ней тоже властвует всесильное время. С каждым днем знак тускнел и становился все менее заметным…
Но теперь…
«Сыть Хуммерова!»
Теперь татуировка горела, словно ее буквы были врезаны в плоть инкрустацией из раскаленного железа. Элиен ощупал знак пальцами. Кожа вокруг него была горячей, воспаленной.
Он подошел к бронзовому зеркалу – самому большому бронзовому зеркалу, когда-либо отлитому в Орине, и присмотрелся.
Из зеркала на него, как и положено, глядело его собственное отражение.
Но только Элиен из бронзового зеркала был уже одет и подпоясан мечом. В левой руке он держал внушительный фолиант.
Элиен застыл в нерешительности. Знак долгой смерти зудел все сильнее.
«Кажется, не помешает заклинание, предшествующее переходу в мир Обращений и Изменений?» – подумал Элиен. Его правая ладонь невольно накрыла татуировку.
Отражение и не подумало повторить его жест.
Элиен вздохнул. Похоже, его жизнь действительно подошла к концу. И ему остается лишь довериться течению той силы, что неодолимо влечет его вперед, туда, в бронзовое «ничто», откуда улыбается ему другой свел этого же самого Вольного Города.
Остается только шагнуть вперед и прикоснуться к поверхности зеркала. Когда он заказывал его мастерам, то, конечно, не думал о том, что когда-нибудь…
…Дверь в библиотеку распахнулась. На пороге стоял Элиен со страховидным фолиантом в руках.
Гаэт, глотая сладкие библиотечные зевки, сидела у окна с потрепанным томом харренских сладкопевцев.
– Прости меня, милая, я спал слишком долго, – сказал Элиен, виновато улыбнувшись жене.
– Что это у тебя? – поинтересовалась Гаэт, разумея, конечно же, фолиант. – Что-то новенькое?