Путник, зашедший переночевать
Шрифт:
Я надел шляпу и вздохнул: «Отец Небесный, как человеку знать, что далеко, а что близко!»
Ариэла сказала: «Что значит — как человеку знать? Очень просто: то, что близко, — близко, а то, что далеко, — далеко».
Я шутливо произнес: «И все это госпожа узнала из географии?» Она ответила: «Во-первых, каждый образованный человек сам это знает. А во-вторых, каждый, кто учил географию, не сомневается ни в одном из этих утверждений». Я сказал: «И каждый, и каждая, география — она андрогин». Она с испугом посмотрела на меня, потом сняла очки, тщательно протерла их, вернула на место и спросила: «На основании чего вы так говорите? С точки зрения науки грамматики этому нет никаких подтверждений». Я поклонился и сказал: «Я не из гордецов и потому не утверждаю, будто всему, что я говорю, есть подтверждение в грамматике. А кстати, как поживает ваш маленький братец?» Она возразила: «Почему вы называете его маленьким? Если по возрасту, то он совсем не маленький, а если по уму, то он и тут старше многих, которые изображают из себя больших».
Я склонил голову: «Мы пришли, госпожа моя, вот ваш дом. И если бы я не опасался, что вы сочтете меня за чудотворца, то осмелился бы сказать, что предвижу вашу следующую фразу». Она отрезала: «Во-первых, я не верю в чудеса. А во-вторых, ни один человек не знает, что на сердце у другого».
Я повторил: «Смотрите, госпожа, этот человек, который сейчас стоит перед вами, знает, что в вашем сердце, и знает, что госпожа хочет ему сказать». Она ответила: «Боюсь, как бы этот человек не ошибся».
«Если так, то я скажу вам: вы хотите войти к себе в дом и сказать ему „прощайте“».
Ариэла усмехнулась: «Вот вы и ошиблись. У меня на языке было всего-навсего „до свидания“».
Увы, я действительно ошибся. Я забыл, что есть еще и такое слово.
Ариэла повернулась и вошла в свой дом, а я подошел к двери своей гостиницы. Вставил ключ в замок, но замок не открылся.
На звук вышла Крулька со свечой в руке: «Господин разучился открывать?» Я сказал: «Меня самого это удивляет». Но тут она увидела ключ в моих руках и улыбнулась: «Этот ключ не от нашей гостиницы». Я глянул — это действительно был ключ от Дома учения. Я спутал его с ключом от гостиницы.
Глава сорок вторая
У больного ребенка
Последняя святая суббота прошла не так, как все прочие. Когда Святой, благословен будь Он, хочет помучить Своих созданий, Он делает тяжелой их субботу.
После разделительной молитвы я зашел к Даниэлю Баху расплатиться за дрова. А перед тем как зайти, собрал все оставшиеся у меня конфеты. Я дал их Рафаэлю, больному ребенку Баха, и тот уложил их перед собой в форме сердца, а потом — в виде щита Давида. Затем взял одну конфету, дал матери, потом отцу, потом сестре. А под конец взял две и протянул мне.
Мать спросила его: «Почему ты не дал господину сразу же вместе с нами?»
Он ответил: «Не знаю».
Мать удивилась: «Как это ты не знаешь, сыночек? Я уверена, что ты знаешь».
Мальчик сказал: «Сначала я не знал, а теперь знаю».
«Тогда объясни и нам, сынок», — попросила мать.
Он объяснил: «Вначале я думал, что раз все конфеты его, то зачем ему давать».
«А что ты подумал потом, когда дал ему?»
«Потом я подумал, что он, может быть, не оставил себе ничего, и поэтому дал ему».
«А почему ты дал каждому из нас по одной, а ему две?»
Мальчик сказал: «Чтобы, если он захочет еще дать, у него было что дать».
Мать воскликнула: «Ну разве он не умный, не справедливый?! Дай я тебя поцелую, сынок!»
Даниэль произнес: «Лучше попроси господина рассказать тебе хороший рассказ».
Мальчик повернулся ко мне: «Если ты умеешь рассказывать рассказ, так расскажи мне, что сейчас делает мой дедушка».
Ариэла перебила его: «Это не относится к рассказам».
Мальчик спросил: «А к чему это относится?»
Ариэла сказала: «Вот когда ты узнаешь теорию литературы, ты поймешь, что называется рассказом, а что нет».
Мальчик спросил: «А тот, кто не знает эту теорию литературы, тот не знает, что такое рассказ?»
Ариэла сказала: «Конечно, не знает».
Мальчик удивился: «А почему ты не умеешь рассказывать рассказы, ведь ты учила теорию литературы».
Ариэла ответила: «Но зато я знаю, что рассказ, а что не рассказ».
Мальчик спросил: «А то, что делает дедушка, это не рассказ?»
«Нет!» — сказала Ариэла.
«А что это?»
«Если это важно, то это называется информация, а если неважно, то это ничего».
«Тогда пусть господин расскажет мне ничего», — попросил мальчик.
Ариэла уставилась на него своими очками и спросила с удивлением: «Что значит „ничего“? Если ничего, то нечего и рассказывать».
Мальчик возразил: «Но ведь дедушка что-то делает, значит, в этом что-то есть. Расскажи, господин, что делает сейчас мой дедушка».
Я провел рукой по лбу: «В эту минуту твой дедушка сидит во дворе, перед маленьким домиком, нет, не так — перед большим домом, — сидит, глубоко задумавшись, и говорит себе: „Какое чудо, Песах еще не пришел, а на улице уже жарко, как весной“».
«А Амнон, где он?»
«Амнон? Кто это Амнон?»
«Разве ты не знаешь? Амнон — это сын моего дяди Йерухама».
Я сказал: «Амнон сидит в детской комнате, и ест кашу с молоком, и ничего не оставляет в миске, потому что он хороший мальчик и ест все, что ему дают, и за это он получает от няньки яблоко. Хотя апельсины вкуснее, чем яблоки, но нянька считает, что детям яблоки полезнее. Как ты думаешь, дорогой, хорошо она делает?»
Он сказал: «Нет, это не так».
«Что — не так?»
«Амнон не сидит в детской комнате».
«А где же он сидит?»
«Пусть господин сам скажет».
Я сказал: «Подожди, дорогой, я должен немного подумать».
«Господин должен подумать?»
Я сказал: «Да, дорогой, а ты разве не думаешь?»
Он ответил: «Нет, я не думаю».
«А что же ты делаешь?»
«Я просто открываю глаза и вижу. А иногда я закрываю глаза и тогда вижу лучше». Он закрыл глаза и улыбнулся.
Я спросил: «А что ты видишь, сынок?»
Он сказал: «Нет, раньше ты скажи, что тебе пришло в голову».