Пьяная Россия. Том третий
Шрифт:
– Что такое? – вскричали ученые и догадались, все же они были учеными, сунуть огрызок карандаша в слабую руку Колесникова, услужливо подставили раскрытую записную книжку.
Анатолий Сергеевич, превозмогая слабость, написал одно слово: «спирт».
Ученые подтвердили и наперебой рассказали, как был выведен эликсир молодости, какие прошел испытания, как чувствуют себя подопытные мыши.
Колесников покачал головой в знак недоверия, но вспомнив про пугающие явления, произошедшие с ним в последнее время, согласился. И в самом деле, что он теряет, в лучшем случае,
И потому, подумав, взвесив все «за» и «против», профессор Колесников под азартными взглядами своих болельщиков, молодых ученых, выпил содержимое колбы. Выпил и удивился, вкус показался ему знакомым, напоминающим вкус сладкого красного вина.
После, он уснул и потревоженный нянечкой, пришедшей кормить его обедом, вяло поел, снова уснул, чтобы проснуться к полднику, а потом и к ужину.
Ночь прошла без потрясений, наверное, потому что Колесников спал. Ему ничего не снилось, он ничего не слыхал, а утром увидал, что на место Чудинова уже положили новенького, чрезвычайно тяжелого старика, вокруг которого сразу забегали, измеряя давление и делая уколы.
Наблюдая за суетой белохалаточников, Колесников пошевелился, с удивлением обнаружил, что может приподняться и дотянуться до бутылки с минералкой сам.
Через некоторое время, он сел, посидел в постели, спустил ноги и, не найдя на полу тапочек, заглянул в тумбочку, тапки были в самом низу, сложены в пакет.
«Мол, не пригодятся!» – усмехнулся Колесников и, нацепив тапочки, спустил ноги на пол.
– Смотрите, что старик вытворяет! – закричала тут, с ужасом в голосе, нянечка.
Врачи оглянулись. Наступила тишина, в которой только и было слышно тяжкое дыхание новоприбывшего.
– У него, наверное, агония! – перекрестилась на Колесникова, нянечка.
Но молодой доктор с азартным блеском в глазах, подскочил к Анатолию Сергеевичу:
– Ну-ка, батенька, неужели встанете, неужели пойдете?!
– И пойду! – упрямо набычившись, заявил Колесников.
– Заговорил! – взвыла нянечка.
Колесников встал, покачиваясь, сделал шаг-другой и сел обратно, в койку.
– Что же вы хотите, после полугода постельного режима! – захлопотал доктор.
С учащенным пульсом, поддерживаемый врачами, Колесников добрался до окна, выглянул в сад, приветственно махнул вороне каркнувшей на него с ветки широченного дуба и едва не упал, но сумел выровняться, преодолеть слабость тела и почти самостоятельно добрести до койки.
От двери ему аплодировали молодые ученые, прорвавшиеся в числе других врачей, сбежавшихся на чудо воскрешения из мертвых, в палату.
– Кажется, эксперимент удался! – прошептал Колесников, забываясь тяжким сном.
– Какой эксперимент? – хищно вскинулся на ученых, доктор.
Ему объяснили.
6
Прошел день, два и Анатолия Сергеевича было не узнать. Он ходил, говорил тихо, но внятно. Дочь его, Вера следила круглыми, заплаканными, но абсолютно счастливыми глазами за передвижениями отца. Ученые вместе с доктором не отставали и беспрестанно докучали профессору своими измерениями, выстукиваниями и анализами.
Анатолий Сергеевич, между тем, наслаждался жизнью и самостоятельно выходил в сад, где ему каркала ворона и, где посреди асфальтовых дорожек, деревянных скамеечек можно было встретить редких пациентов, что держались на ногах. Случаи с колясками-инвалидками не про Россию да и таких средств передвижения, как инвалидные коляски Колесников что-то не наблюдал, разве каталки или как говорили медики – трупоперевозки, но кто же из больных, будучи в трезвом уме и ясной памяти добровольно согласиться лечь на них, даже если речь пойдет всего-навсего о прогулке по саду.
Жалея лежачих больных, Колесников прогуливался, опираясь на плечи своих друзей, молодых ученых. Изредка вел беседы на научные темы и, отдыхая на скамейке, с наслаждением подставлял лицо теплым лучам летнего солнышка, с трудом прорывающегося сквозь плотную листву скученно растущих деревьев.
– Это чудо какое-то! – однажды плакала над ним, Вера.
Она вообще стала необычайно сварлива и напугана. Ожидание большой беды так и плескалось в ее больших выпученных глазах.
– Ну, ну, не стоит расстраиваться! – покровительственно похлопал ее по плечу, Колесников и прищурился, вглядываясь.
Он плохо видел вдаль, но очков не носил, предпочитая разглядывать мир немного размытым. Кто-то торопливо шел по дорожке, явно стараясь поскорее приблизиться к нему.
Не зная от чего, но Колесников содрогнулся, выпрямился, а в следующее мгновение подскочил, вскакивая со скамейки.
– Папа, что с тобой? – вскрикнула Вера.
Перед Анатолием Сергеевичем стоял внук, Сергей. В тюремной робе, маленький, тщедушный, больной, он вызвал у Колесникова массу противоречивых чувств.
– Борешься со старухой? – подмигнул ему Сергей.
– Что еще за старуха! – разгневался Анатолий Сергеевич, думая, что внук так нелестно отзывается о своей матери.
– Смертью! – пояснил тут Сергей.
Анатолий Сергеевич упал обратно, на скамейку, не спуская глаз с внука.
Дочь что-то кричала, но Колесников не слышал, до него не доходило ни одного ее слова.
– Откуда ты? – спросил он у внука.
– Зарезали меня в зоне, – деловито доложил Сергей, присаживаясь рядом.
– Кто? – сразу поверил, что зарезали, устало спросил Анатолий Сергеевич.
– Кореш! – оскалился Сергей и добавил весело, – но я на него не в обиде, надоело жить, все тюрьма, да тюрьма.
– Сам виноват! – возразил ему Колесников.
– Нет, не виноват, – не согласился Сергей, – генетика виновата, мамаша слабоумная и папаша алкоголик.
На это Анатолию Сергеевичу нечего было сказать и Сергей, помолчав, продолжил:
– Пойду я!
– Сам? – усомнился Колесников.
– Сам, – подтвердил Сергей и рассмеялся, – можно и самому, не дожидаясь помощников, уйти туда!