Пьяная Россия. Том второй
Шрифт:
– Переехать бы к вам! – мечтательно вздохнула Джилл. – И природа у вас так похожа на нашу, северо-американскую!
– А, давайте! – воодушевился Соловьев. – Организуем эмиграцию американских художников!
– Мой брат не художник! – возразила Джилл, глядя на распластавшееся по матрасу тело Джека.
– Уснул! – доложил Денис Курицын, возвращаясь к костру.
– А мы тут решили эмигрировать! – сказал Володя, сияя влюбленными глазами.
– Откуда, куда? – деловито выкапывая печеную картошку из золы, поинтересовался
– Из Америки – в Россию! – улыбаясь во весь рот, сообщил Володя.
– Давно пора! – тут же согласился Курицын.
– А, поглядите-ка, сколько белых грибов мы насобирали! – крикнул веселый голос.
На кромке леса стояла компания бородатых, счастливых мужиков: Васенька Кокорин, Санечка Михайлов и Борис Юрьевич Беляев.
Санечка Михайлов поднимал кверху связку грибов. Сквозь грибы шла леска, давая, таким образом, преимущество грибникам не напрягаться с тяжеленной корзиной.
Правда, корзина имелась, но набита она была шишками и лесными орехами.
– Что это? – Джилл с восторгом погрузила пальцы в груду шишек.
– Дары леса! – важно произнес Борис Юрьевич Беляев.
– Ах, какую картину можно будет нарисовать! – причмокнул губами Васенька Кокорин.
– Великолепную! – кивнул Санечка Михайлов.
Джек очнулся от голода, в животе урчало, по воздуху плыл ароматный запах жареных грибов с картошкой.
– Джеки! – встретили его радостно у костра и протянули железную миску, полную восхитительной пищи.
– Я же говорил, места у нас тут заповедные, – глядя, как быстро расправляется со своей порцией жарехи американец, произнес Соловьев и рассмеялся, – на вольном воздухе и аппетит проснулся!
Володя положил Джеку из большой чугунной сковородки, отставленной от костра в сторонку, на плоский камень, еще порцию жарехи. А, когда он все съел, сунул ему в руки алюминиевую кружку с ароматным, ни на что не похожим чаем.
– А как же, чай с брусникой! – пояснил ему Володя.
Джек кивнул, он понимал, что ему говорят русские, но вот сам говорить еще затруднялся, не то, что сестра, кстати, где она?
Джек огляделся. Художники, расставив этюдники, стояли невдалеке, развернувшись к озеру. Мелькали кисти, зачерпывая с палитры краски. Среди вдохновенных лиц творцов виднелось и мечтательное личико Джилл.
– Обмен опытом? – спросил Джек у Соловьева, с трудом проворачивая языком во рту русские слова.
– А, баловство одно! – отмахнулся Соловьев. – Развлекаются!
Из леса вышли две тетки, божьи одуванчики. Встали, приложив козырьком ладони ко лбу, вгляделись в художников. Повернулись к Джеку с Соловьевым, бойко направились к ним.
– И чего малюют, – удивленно произнесла одна тетка, – эка невидаль, вода да небо серое!
– А чего же рисовать? – протягивая теткам две кружки горячего чая, спросил Соловьев.
– Эвон, – рассердилась вторая тетка, но кружку взяла, покосившись на закопченный большой чайник в руках у Соловьева, – деревня за лесом, на холме, домик к домику. Рябины красной видимо-невидимо, ведьмачка своя есть!
Художники на берегу пришли в движение. Теток взяли в плотное кольцо.
– Как это ведьмачка? – прищурился Борис Юрьевич.
– Сиротка она, – доверительным тоном сообщила одна из теток.
– Приютская, – кивнула другая, – взяли мы ее и сами теперь не рады!
– Что же она делает? – спросил Джек, страшно заинтересованный, он любил магические приключения.
Тетки замялись.
– Сразу и не скажешь, видеть надо! – решила одна.
– Пойдемте к нам в гости, – пригласила другая.
– Роднусеньки, – обрадовался Санечка Михайлов, – как вас звать, величать?
– Тетушка Анфиса, – поклонилась одна.
– Тетушка Лизавета, – поклонилась другая.
Художники в ответ назвали свои имена и заметались, собирая свое имущество. Джек набрал воды из озера в чайник и залил костер.
– Неужто, правда, ты американец? – спросила его тетушка Анфиса, глядя с любопытством и таким восторгом, что Джек засмущался.
– Правда, американец, – подтвердил он и кивнул на сестру, – я и Джилл!
2
У тетушек была трудная жизнь. Все восемь лет, с момента рождения приемной дочери, они трудились, не покладая рук и заботились о девочке, называя ее своей, она в свою очередь платила им абсолютной любовью и преданностью. Называла мамами, тем не менее…
– Ничего магического в нем не вижу! – сомневаясь, покачала головой, тетушка Анфиса.
– Человек, как человек! – подтвердила тетушка Лизавета.
– Дуры, – встрянул в разговор, дед Пафнутий, – Ничего вы не понимаете, ведьмаки завсегда кажутся обыкновенными! Они должны выглядеть людьми!
– Слиться с толпой! – поддержала деда Пафнутия, восьмилетняя Тонечка.
Тетушки взглянули на нее. Дед, напротив, отвел глаза. А вот приезжий колдун посмотрел на девочку внимательнее, нежели на прочих собравшихся деревенских жителей.
Проследив за его взглядом, старуха Терентьевна заголосила:
– Свояк свояка видит издалека!
– Уймись, Терентьевна! – рявкнул дед Пафнутий и униженно поклонился. – Дорогой колдун, просим тебя вмешаться и помочь нашей деревне!
– Чудеса одолевают!
– Белая ведьма нападает на рыбаков и утаскивает под воду!
– Люди умирают, из сотни жителей в живых осталось лишь тридцать человек!
Наперебой принялись выкрикивать деревенские.
Колдун, еще совсем молодой мужчина, лет двадцати пяти задумчиво оглядел лица встревоженных людей.
– Я посмотрю! – коротко бросил он.
Медленно, колдун шел вдоль деревни. Люди на почтительном расстоянии следовали за ним. Колдун останавливался и люди замирали. Так продолжалось довольно длительное время.