Пьяная Россия
Шрифт:
Денис, бросивший с тех пор пить, вздохнул с облегчением, выразив вслух надежду, что теперь-то уж перестанут сниться ужасные сны с чертями. А на вопрос, что же сам мужик делал в зимнее время на даче, без удивления услышал историю о пьянстве мужика, за что и был изгнан родственниками с благоустроенной квартиры, недаром не только истории, но и голоса их оказались так похожи…
* * *
Кристина Шмелева, тридцати лет роду, мать-одиночка, заболела. С вечера она почувствовала себя плохо и решила повременить с переездом. Вздохнув о несговорчивой,
Решение с переездом в деревню, в глушь далось нелегко, но имея на руках десятилетнего сына, не больно-то порассуждаешь, либо плати за съемную квартиру, либо катись на улицу. Никто не заплачет, всем глубоко и тщательно по фигу. Родственники налетели бы, будь она успешна и богата, но Кристина нуждалась в помощи, нуждалась в деньгах, кому она такая была нужна?
Сама виновата, злопыхала мать и поджимала губы, запираясь в своей квартире от родной дочери и внука, сиротливо приютившихся на ступеньках лестницы в холодном подъезде.
Мы сами едва живы, докладывала старшая сестра Кристины, поспешно дожевывая крупный кусок буженины и не пуская младшую сестру с племянником дальше порога своей навороченной богатой хаты.
Ты меня обокрала и я тебе ничего не должен, наскакивал на Кристину бывший муж и хватался за бутылку с вином, как за спасение, прячась от осуждающего взгляда сына.
И вот, Кристина слегла. В деревне их ждала четвертинка столетнего, заросшего мхом, бревенчатого дома. На большее, чем четвертинка, Кристина заработать не смогла. И то крутилась, вертелась, билась на трех-четырех работах три, нет, четыре года.
Сын ходил в школу, а после школы впрягался, помогал. Кристина работала круглосуточно, изредка только падая в кратковременные обмороки, схожие со смертью. Ипотека, мастерски пускаемые слухи о так называемых кредитах, все это Кристину не касалось. У нее не было стабильной и хорошо оплачиваемой работы, а были подработки. На одной работе, как правило, много не заработаешь. Ипотека, кредитование все это актуально для дружных, крепких семей, а не для матери-одиночки.
Кристина с тоской оглядывала зашарпанные стены съемного жилища и думала о воровской стране, в которой ее угораздило родиться. Будто в ужасном сне, будто в геенне огненной оказалась она, наедине со своим горем, которое должно было бы стать счастьем, маленьким сыном на руках.
Она размышляла о своей хамоватой хозяйке и вспоминала описания ужасов нищенской жизни у Достоевского.
Не стало Советов и моментом русские скатились обратно, к царизму, будто и не карабкались с советской властью к свету просвещения. Хамы комментируют в интернете, осыпая то или иное видео, фото, просто чей-то пост, матом, от которого тошнит. Хамы бродят по улицам городов, пьют, курят и вворачивают матерные словечки, считая свою речь нормальным разговорным языком. Ненормативная лексика звучит с экранов телевизоров, только в последнее время что-то государи-императоры спохватились, сделали вид чрезвычайно озабоченный воспитанием молодежи и велели перекрывать, во всяком случае, на телевидении, мат характерным пиканьем. Но остались книги, правда, не книги, так, книжонки, где герои, совершая подвиги обязательно матюкаются. Вот и хозяйка квартиры – та еще хамка.
Кристина не знала, как договориться с наглой бабой. Денег доплатить уже не было, все ушло на покупку части дома, и с трудом приподняв голову от подушки, она поглядела на бабу, разозлившуюся на больную квартирантку:
– Чего разлеглась? Вали отсюдова! – заорала хозяйка с порога. – Завтра у меня смотрины назначены, люди придут смотреть, а тут ты валяешься, пошла!
Завизжала она, не скрывая агрессии.
Сын Кристины бросился к маме, заплакал, обнимая ее слабые плечи.
Хозяйка ждала, невменяемая, наглая и тупая в своей алчности.
Кристина кое-как встала, оделась и, припадая, побрела с сыном к входной двери. Сын прихватил сумку с документами и, взвалив две сумки на плечи, все их добро, устремился к выходу, где привалившись к стене, еле дышала, больная мать.
Хозяйка схватилась за входные двери, но маленький Шмелев ее опередил и ловко, так что та ничего не сумела понять, ухватил ключи, запер входные двери, а ключи в карман сунул. Ключи эти были единственными, других жадная баба не сделала, вроде бы должна была сделать для себя дубликат, но не смогла преодолеть собственную алчность и потратить сколько-то рублей на еще один ключ, она надеялась, сделают квартиранты. Как всегда, в таких случаях, надеются твари и им подобные, те, кто наживается на бедах и несчастьях других людей, сдавая хламное жилье и мебель с помойки, мол, квартиранты ремонт сделают и мебель купят, глядишь, при переезде, чего оставят, а хозяйка-то и приберет, к себе на дачу, а что получше и в собственную квартиру, оставляя опять хлам уже для следующей партии квартирантов.
Кристина безразлично слушала крики бывшей хозяйки, сын не дал ей вмешаться, а повлек за собой на холодную улицу, на остановку, в автобус, где до вокзала, она поспала с часок привалившись к плечу сына, а после, едва очнувшись, оказалась в тепле зала ожидания. Сын на последние деньги купил два билета на позднюю электричку и, сбегав в аптеку, приобрел дешевого аспирина, принес бутылку простой воды, заставил Кристину выпить две таблетки.
Она выполняла все, что он требовал, послушная его действиям и приказам. Через два часа тряски в полупустой электричке, они вышли на одинокий полустанок и побрели в сторону дома.
Четвертинка дома была не обжитой, но готовой к приему долгожданных хозяев. Добротная мебель была оставлена при продаже и Шмелев младший быстренько перестелил кровать, используя собственное постельное белье, из сумки. Мать он уложил и она мгновенно уснула, едва даже понимая, где и что, она оказалась.
Мальчик затопил печь и, используя долг гостеприимства, который еще жив в наших деревнях, отправился к соседям, занимавшим большую часть дома. Соседи, большая дружная семья, узнав, в чем дело, ахнули и кинулись помогать. В некоторых ситуациях, чужие люди становятся роднее родных, так и тут произошло.
А квартирная хозяйка, выгнавшая на улицу больную женщину с маленьким сыном, билась, билась о железную дверь, запертую с той стороны на замок, кричала, кричала и докричалась. В замочную скважину вдруг кто-то с силой заорал, раз, другой, а после грохнул то ли кулаком, то ли чем потяжелее.
– Черти! – рявкнула хозяйка, думая, что это хулиганье.
– Они и есть! – завыли в замочную скважину. – Пришли по твою поганую душу!
– Ай-ай, – завизжала хозяйка, с ногами забираясь на скрипучую узкую кровать, где еще сохранилось тепло от больного тела квартирантки.