Пьянящий аромат
Шрифт:
— Пятидесяти! — большие голубые глаза Элизабет загорелись. — Как чудесно!
Пегги улыбнулась задору молодой девушки. Как бы мне хотелось быть на месте Элизабет Герберт, с завистью подумала Пегги. И иметь столь рассудительную мать и счастливых и веселых сестер. Правда, сомнительная удача — иметь отцом сэра Артура, но и это вполне сгладило бы семейное согласие, царящее в имении Гербертов. Пегги отдала бы все за малую толику такого семейного покоя! Она была напрочь лишена этого — ее мать умерла при родах. Отец после смерти любимой жены искал утешение в церкви, на дочерей у него почти не оставалось времени.
— Нам
Пегги нехотя вернулась в дом, где миссис Прейхерст поведала ей о нескольких мелких проблемах по хозяйству. Когда леди Герберт и ее дочери отправились переодеваться к балу, а Пегги принялась улаживать трудности, с которыми столкнулась экономка, появился Эверс и с некоторым возмущением объявил:
— Его светлость герцог Роулингз.
Джереми с лицом и одеждой, измаранными в грязи и в чем-то похожем на кровь, с ревом влетел в Большой зал.
— О Господи! — запричитала Пегги, когда мальчик, всхлипывая, упал на колени и обнял ее за ноги. — Джереми, что случилось? В чем дело?
Усевшись на ступеньку лестницы, девушка обняла рыдающего ребенка, не обращая внимания на то, что кровь и грязь безжалостно пачкали темную шерсть ее дневного платья.
— Джерри, ты ушибся? — Пегги безуспешно пыталась заставить его поднять лицо, но Джереми только крепче прижимался к ней, рыдания сотрясали все его тело.
Пегги баюкала его на руках, шепча что-то бессвязное. Никогда еще она не видела Джереми в таком отчаянии и до глубины души испугалась. Заслышав знакомый стук каблуков Эдварда, Пегги подняла глаза, ее лицо было бледным от мрачных предчувствий.
Вместе с Эдвардом через массивные двери Большого зала ввалилась вся компания. Мужчины были забрызганы грязью с ног до головы, но все в приподнятом настроении. Больше того, большинство гостей, включая виконтессу, смеялись, словно пьяные. Пегги, которая продолжала теребить волосы мальчика, почувствовала, как в ней закипает слепая, опасная ярость. Когда Эдвард со смущенным лицом приблизился к ним, девушка спросила тихим, но таящим угрозу голосом:
— Что случилось с Джерри?
Глаза Эдварда остановились на темноволосой голове — лицом мальчик уткнулся в плечо Пегги. Впервые за все время знакомства девушка увидела, что Роулингз не может найти слов. Алистер Картрайт задвигался за спиной Эдварда, и по его лицу Пегги поняла, что он сконфужен не меньше приятеля.
Девушка неотрывно смотрела на них.
— Один из вас объяснит мне, что случилось с Джерри. Что вы уставились на меня как олухи царя небесного?!
Первым заговорил Алистер:
— Видите ли, мисс Макдугал, лорд Эдвард был не в курсе, что его светлость никогда раньше не участвовал в охоте на лис…
Пегги стрельнула глазами в Эдварда.
— Неужели? И когда же именно Джереми мог впервые участвовать в охоте? В тот день, когда его короновали короной Сиама? Ради всего святого, это же десятилетний мальчик, который вырос в доме приходского священника! Разумеется, он никогда еще не был на охоте.
— Я не знал, — выпалил Эдвард. Смущенное выражение сошло с его лица, теперь было видно, что он собирается оправдываться. — Клянусь, я думал, что он знает…
— Что знает? — Пегги требовательно смотрела на него. Так как оба мужчины молчали, девушка громко повторила: — Может здесь кто-нибудь рассказать, что приключилось с Джереми?
Алистер попытался было ответить, но Эдвард оборвал его на полуслове.
— Нет, — сказал он другу. — Это моя вина. Я принимаю на себя всю ответственность. — Он повернулся к Пегги и проговорил: — Джереми, очевидно, не знал, что когда собаки настигают лису, они, ну… едят ее.
Пегги смотрела на него большими глазами. Она прикусила губу, чтобы не разразиться смехом. И в самом деле, здесь не над чем было смеяться. С одной стороны, было по-настоящему смешно, что Джереми вообразил, что на охоте добыче просто позволяют убежать. С другой стороны, мальчик любит животных и, видимо, ему стало страшно, когда собаки, нагнав лису, стали рвать ее. Девушка, почувствовав свою вину, крепче обняла племянника. Она вспомнила, как накануне вечером, сидя у кровати Джереми, задавалась вопросом именно о том, известно ли Джереми, что его ждет на охоте. Она тогда ничего не сказала, решив, что он знает. Но откуда? Джереми, который еще несколько дней назад занимался только тем, что задирал соседских ребят да играл в пиратов, не мог иметь об этом ни малейшего представления. Желание смеяться тут же пропало, и Пегги уткнулась лбом в волосы мальчика.
— О, Джерри, — вздохнула она, — прости меня.
Сквозь всхлипы Джереми начали проступать слова.
— Они у-убили ее, — заикаясь, проговорил он. — Собаки у-убили лису, а дядя Эдвард стоял в стороне и ничего не сделал!
Пегги старалась не смотреть вверх. Она прошептала Джереми:
— Но, дорогой, собак для того и держат. Ты ведь знаешь.
— Но дядя Эдвард позволил им! И это была ласковая коричневая лиса с пятнистым хвостом. Она была похожа на Пикля!
Эдвард присел на ступеньку рядом с ними, причем так близко, что девушка ощутила тепло, исходившее от его бедра. Она почувствовала смесь запахов мокрой шерсти, лошадиного пота и едва заметного аромата виски.
— Джерри, старина, — начал он. — Я очень сожалею о том, что произошло. Я не знал, что ты так относишься к лисам…
Джереми поднял голову и посмотрел на дядю. В глазах его стояла такая злоба, какой девушка не видела никогда.
— Ты вымазал меня ее кровью! — пронзительно крикнул он. — Я просил тебя не делать этого, а ты все равно сделал! — Вновь зарыдав, мальчик зарылся лицом в платье Пегги.
Вот теперь она подняла глаза и окатила Эдварда таким враждебным взглядом, что у лорда буквально отвисла челюсть.
— Вы вымазали его кровью?
— Но это была его первая охота, — попытался оправдаться Эдвард. — Принято мазать мальчишек кровью, когда они выходят на свою первую охоту.
— Постойте-ка. Мне показалась, всего минуту назад вы утверждали, что не знали, что для Джерри это в первый раз!
Ничего вразумительного Эдвард ответить не смог и отвел глаза. В ней клокотала такая дикая ярость, что девушке было трудно дышать, правда, Пегги злилась скорее на себя, чем на Эдварда. Если бы она не думала все время о дяде, вместо того чтобы как следует смотреть за племянником, ничего подобного не случилось бы. Преисполненная отвращения к Эдварду, его гостям, но прежде всего к себе самой, Пегги нашла глазами ближайшего лакея и подозвала его.