Пьянящий аромат
Шрифт:
— Девушка, похожая на Кэти? Вы имеете в виду, что Пегги Макдугал похожа на Кэти Портер?
Крупная слеза сползла из глаза лорда Дерби. Он печально кивнул:
— Вылитая, только меньше, как бы уменьшенная копия, понимаете, о чем я говорю? Они могли бы быть сестрами. Кэти будет постарше этак лет на десять и потяжелее на несколько стоунов, а если бы не это, то их можно принять за близнецов. — Лорд Дерби вздохнул. — Я так долго ломал над этим голову. Знал, что девушка напоминает мне кого-то, но никак не мог понять, кого именно. Конечно, до сегодняшнего вечера.
Пальцы Арабеллы впились в парчовые подлокотники. Ее глаза
— Кэтрин Роулингз и есть Кэти Портер. Просто прекрасно.
Граф Дерби внезапно протрезвел. С ним временами такое бывало, и Арабеллу всегда удивляло, как быстро он становился вполне рассудительным, когда это действительно необходимо.
— Арабелла, — он протянул руку, которая, несмотря на его габариты, была сильной, как тиски, — вы что подумали? Я сказал, что они выглядят так, будто сестры, я не говорил, что знаю наверняка, что они сестры.
— О, замолчите, Фредди, — бросила Арабелла. Ее голубые глаза затуманились. Хоть лорд Дерби и начал приходить в себя, но был еще слишком пьян, чтобы осознать значение своего открытия. А поскольку Арабелла больше не упоминала имени Кэти Портер, он расслабился, обратив внимание лишь на то, что виконтесса была с ним более любезной, чем обычно.
Глава 24
Эдвард Роулингз был знаком с Алистером Картрайтом большую часть своей жизни, и все это время приятели редко ссорились. Единственный раз, когда они сцепились не на шутку, был из-за одной молодой дамы, у которой хватило смелости уйти в монастырь и связать свою жизнь с Господом, а не с кем-нибудь из них. Таким образом дело решилось само собой.
По мнению Эдварда, одной из главных черт характера Алистера была уступчивость. Его легко можно было убедить в чем угодно, и такая покладистость делала его бесценным компаньоном для человека вроде Эдварда, который хотел верховодить в любой ситуации.
Именно поэтому Эдварда так удивил — и разозлил — отказ Алистера ретироваться в деле об ухаживании за Пегги. Почему из всех мыслимых вопросов Алистер выбрал именно этот, чтобы показать свою непреклонность, Эдвард понять не мог. Он даже предположил, что, может, его беззаботный друг и впрямь влюбился в девушку. А если так, Эдвард опасался, что у него не будет другого выхода, кроме как попросить Алистера навсегда забыть дорогу в Роулингз.
Его угнетало то, что неминуемо пришлось бы предпринять. Эдвард ценил дружбу Алистера. Картрайт был одним из немногих людей, которых он мог выносить больше пяти минут. Но он просто не мог позволить своему лучшему другу ухаживать за Пегги. Сама мысль об этом отзывалась в его душе нестерпимой мукой. Вот и сейчас, когда эти двое спорили из-за какой-то книги, Эдварда так мутило, что он не сомневался, что вот-вот расстанется с обедом. Прямо здесь, в Золотой комнате.
Казалось, что его дни как хозяина поместья сочтены. Пегги вполне любезно указала, что у него нет никаких прав запрещать Алистеру встречаться с ней, а поскольку и она не против этого, пусть он лучше не вмешивается не в свои дела. И Эдвард, в душе соглашаясь с ней, честно пытался этого не делать. Он действительно пытался. Но вид двух голов, одной такой светлой, а другой такой темной, склоненных над какой-нибудь книжкой дурацких стихов, необъяснимым образом приводил его в ярость.
Эдвард подумал, что он уже достаточно долго побыл посмешищем. Они втроем провели почти
Возможно, больше всего Эдварда раздражало то, что он сам не мог понять истинных причин своей безотчетной злости. Он точно знал, что Алистер, как бы там ни было, слишком стар для Пегги. А то, что Картрайт всегда подробно рассказывал ему о своих победах на любовном фронте, заставляло лорда опасаться за Пегги, которую при ее легкой возбудимости Алистер мог легко соблазнить, пощекочи он ее чуть настойчивее.
Мысль о том, что Пегги и его немногословный друг лежат вместе в кровати, добивала Эдварда — ведь он знал, что под колючей девичьей внешностью скрывается чрезвычайно пылкая женщина. Эдвард еще не встречал в постели более страстной натуры. Эта двадцатилетняя дочка священника могла бы преподать уроки любви любой из самых популярных лондонских куртизанок.
Но стоит ли возможность каждую ночь держать в объятиях это прелестное тело того, чтобы выслушивать, что выдает ее находчивый язычок? Нет!
Так почему не оставить ее Картрайту? Эдвард когда-нибудь наконец найдет девушку своей мечты. Прелестную, спокойную девушку, которая будет сидеть перед камином, вязать ему носки и не будет устраивать сцен по поводу стоимости его галстуков и напитков, а также по поводу его романов с замужними дамами. Конечно же, такая существует где-то… А пока почему не дать Картрайту то, чего он хочет? В конце концов, отчего одному из них не быть счастливым?
Но как Пегги не пара Эдварду, точно так же она не пара Алистеру. Эдвард был уверен, что, так как его безмозглый друг явно одурманен этой темноволосой безобразницей, он не сможет сам догадаться об этом. Но Пегги-то следует понять, что этот номер не прейдет. Разве сможет она обрести счастье с таким ленивым бездельником, как Картрайт? Алистер не только разрешал ей вить из себя веревки — а он разрешал, и Эдвард это видел, — но, похоже, был не в состоянии сказать проказнице «нет». Достаточно было затрепетать смоляным ресницам, и тот был готов на все. Ну это же смешно. Так не бывает. Они оба будут несчастными уже через год. Эдвард решил положить всему этому конец.
Взывать к разуму Алистера было совершенно бесполезно. Эдвард уже пытался. Нет, чтобы добиться хоть какого-то прогресса, придется поговорить с Пегги, которая, несмотря на все свое упрямство, по крайней мере, достаточно рассудительна, чтобы прислушаться к доводам разума. И конечно же, Эдварду нужно застать ее одну, чтобы начать этот разговор, иначе будет нелегко — Картрайт, похоже, вообще от нее не отходит…
В конце концов, Эдвард решил, что ему придется дожидаться, когда Пегги пойдет вечером к себе, и тогда прийти к ней в спальню. Разумеется, после того, как Алистер уляжется спать. Он отдавал себе отчет в том, что ей это не понравится — она, видимо, так же как и он, не считала приличным, чтобы они находились в комнате одни, но тут уж ничего не поделаешь. Чтобы предостеречь ее от трагической ошибки, он готов пожертвовать какими-то правилами.