Пьянящий аромат

Кэбот Патриция

Было уже за полночь, когда Пегги наконец отправилась к себе, а отделаться от Алистера было секундным делом. Когда Эдвард уходил, тот переливчато храпел в библиотеке на диване, его руки обнимали графин с коньяком, а на губах играла до глупого счастливая улыбка. Эдвард почти сожалел по поводу того, что поступок, на который он решился, навеки сотрет эту улыбку, но другого пути он просто не видел. Или сделать так, как он задумал, или быть свидетелем того, как с годами эта улыбка превратится в оскал.

Стоя перед дверью

в Розовую комнату, Эдвард обнаружил, что волнуется. Он много раз стоял именно перед этой дверью в глубоком детстве, испытывая волнение разного рода. Его мать всегда была доброй, но твердой поборницей дисциплины, и ее методы порицания, хоть и не телесные, как у отца, навсегда врезались в его память. Может, это было воспоминание, или ему было действительно не по себе от того, что он собирался сделать? Ответить он не смог бы. И, чтобы отрезать себе путь к отступлению, Эдвард постучал в тяжелую дверь.

Пегги сама ответила на стук. Она очень удивилась, увидев его. Ее длинные темные волосы были распущены по плечам, как пелерина, на ней был тот же полупрозрачный халат, что и тогда, в ночь после бала, — тот, отороченный перьями. Она выглядела до смешного юной, но очень женственной. Эдвард почувствовал, как что-то у него внутри напряглось, и на мгновение оробел. Пока не увидел выражения лица Пегги.

— Ну и ну, — сказала она, одна бровь приподнялась изящной дугой. — И чему я обязана таким удовольствием, лорд Эдвард?

Он понял, что его миссия, возможно, спасет Алистеру жизнь. Может, сегодня это ему не понравится, но однажды он будет благодарен Эдварду за то, что друг спас его от этой насмешницы.

— Мне нужно поговорить с вами, — глухо проговорил Эдвард.

— Ну что ж, вы можете поговорить со мной утром за завтраком, — ответила Пегги. — Спокойной ночи.

Девушка попыталась захлопнуть дверь, но Эдвард ее опередил. Он вставил ногу между дверью и косяком, и Пегги, хоть и старалась изо всех сил, не смогла ее закрыть.

Чуть погодя она прекратила свои попытки, взглянула на него с подчеркнутым безразличием и уперла руки в бока.

— Эдвард, вы знаете, почему я не могу впустить вас. Вспомните, что произошло в прошлый раз.

— Я прекрасно знаю, что произошло в прошлый раз. Как вы помните, я тоже там присутствовал. Но вам нет нужды беспокоиться. Я хочу только поговорить.

— Вы и в прошлый раз хотели того же, — напомнила Пегги.

— Очень важно, чтобы вы позволили мне войти.

— Что подумают слуги? Миссис Прейхерст будет…

— К черту миссис Прейхерст!

Эдвард ногой распахнул дверь, захлопнул ее за собой и прошел в тепло комнаты, освещенной веселыми бликами огня. С прошлого раза Пегги там кое-что переменила. Над камином висел выполненный еще до замужества портрет его матери, и добавилось ваз с цветами — они теперь стояли повсюду. А на туалетном столике лежала чертова книжица стихов о любви, которую

Картрайт дал ей накануне, некоторые страницы были заложены ленточками. Эдвард подошел и взял ее в руки.

— Это, — драматическим тоном проговорил он, потрясая маленькой книгой в кожаном переплете, — именно то, о чем я хотел с вами поговорить.

Теперь Пегги стояла, сложив руки на груди, на ее губах играла лукавая улыбка.

— О? Вы желаете обсудить сонеты Шекспира?

— Вовсе нет. — Эдвард направился к ней, размахивая книжкой. — Я хочу поговорить о Картрайте.

Один уголок рта Пегги пополз вверх.

— Хорошо, Эдвард, я понимаю вашу ревность. Признаю, вы первый с ним познакомились!

Кулак Эдварда обрушился на подвернувшийся под руку ночной столик, который оказался довольно хрупким и не устоял под ударом, превратившись в кучу дощечек и бронзовых деталей. Пегги спокойно посмотрела на остатки столика. Другая бы кинулась спасаться.

— Теперь вам лучше? — сухо осведомилась девушка. — Может, еще чего-нибудь изволите поломать? Как насчет вон той вазы? Это, кажется, фамильная реликвия. Или, может, вы предпочтете ударить меня?

— Никогда в жизни я не поднял руки на женщину, — механически отозвался Эдвард. Он сам пришел в замешательство, сокрушив столик. Он не хотел ударять по нему с такой силой. Но он не намерен позволять сбивать его с мысли. Это один из ее приемов. Ей не удастся свернуть его с дороги. — Послушайте, Пегги…

— А что, у меня есть выбор? — Пегги опустила руки и направилась к кровати, где она, видимо, лежала, когда он постучал в дверь. Сняв домашние туфли на высоком каблуке, она спрятала голые ноги под тяжелую перину. — Надеюсь, вы не против, — кротко проговорила она, сев на кровати и обхватив руками колени. — Знаете, довольно прохладно.

На этой огромной кровати она выглядела такой маленькой и невинной, что на какой-то момент Эдвард забыл, зачем он, собственно, пришел. Он представил себе, как забирается с ней в эту кровать, небрежно, будто они давно женаты и каждую ночь спят вместе. Вот он спускает пеньюар с гладких белых плеч и целует шелковистую кожу…

Тут он увидел у себя в руках книжку. Он начал было говорить, но голос сел настолько, что невозможно было разобрать слов. Эдвард прокашлялся.

— Пегги, я не могу этого допустить.

Она настороженно наблюдала за ним, подперев кулачками подбородок.

— Не можете допустить чего?

— Я не могу допустить, чтобы вы вышли замуж за Алистера.

— Вы не можете. — Ее лицо скрывала тень. Свет от камина не достигал до изголовья кровати.

— Нет, не могу. Вы не подходите друг другу. Вы, в конце концов, сделаете друг друга несчастными, а я не хочу, чтобы это случилось ни с кем из вас. Поэтому я пришел, чтобы сказать вам… придется объяснить Алистеру, что вы не можете выйти за него замуж.