Пять баксов для доктора Брауна. Книга 3
Шрифт:
— Боже мой, — непослушными губами выговорил Саммерс, не выпуская оружия. — Не… не говорите ей.
— Положите ваш револьвер.
Коммерсант перевел взгляд на свои руки, опять на Фокса, потом на шприц — и покачал головой.
Фокс закатил глаза. Прокашлялся. Сел на край кровати.
— Mon cher ami, — произнес он, — вы даже не представляете, как вы меня измучили. Четыре недели я ловлю подходящий момент и заговариваю вам зубы. Отвлекаю вас, как только позволяет моя скромная фантазия, и только что не играю с вами в ладоши. Но пусть бы это произошло два раза. Три раза. Четыре, наконец. Un peu trop, mais rien [30] .
30
Немного слишком, но ничего.
Фокс подождал еще секунду-две, потом повернулся и вышел из комнаты.
Хлопнула дверь номера. Коммерсант рухнул лицом в подушку.
— Ну, почему я такой идиот! — простонал он.
— Да, я знаю, — доктор Бэнкс протерла место укола йодом — процедура прошла быстро, спокойно, без единого лишнего слова. — Я стараюсь не заставлять таких пациентов ждать.
— Полагаю, — спросил Фокс, — что передал вашего пациента опять в ваши руки?
— Конечно.
Тон доктора был, как всегда, вежливым. Тон мсье Паркура позволял предположить, что для некоторых общение с ним в ближайшее время будет не из приятных. Он учтиво склонил голову.
— С вашего позволения, мадемуазель.
Саммерс подтянул брюки. Револьвер лежал на своем месте, в ящике туалетного стола. От переживаний страшно хотелось пить, но было стыдно даже поднять глаза.
— Боюсь даже представить, как вы вели себя в госпитале, — доктор налила в стакан воду и подала ему.
— Да как все, — выдавил он, пожав плечами.
— Да?
— Да.
— Хотелось бы мне это видеть.
— Что, не верите?
— Ах да, — доктор нахмурилась, — желтая лихорадка. Должно быть, вам было не до душевных тонкостей. Мистер Саммерс, вы не замечали, что каждый раз, когда вы врете, самые незначительные затруднения превращаются в нелепую историю? Зачем вы сказали, что не были больны?
Коммерсант вернул пустой стакан на туалет. Он молчал.
— Впрочем, можете не отвечать. Боялись, конечно.
Доктор достала фонендоскоп.
— Я только не могу понять, чего. Ну, что, что я могла сделать вам страшного?
Впрочем, ответа доктор, по-видимому, не ждала. Она послушала своего пациента, посчитала пульс, попросила показать язык. Потом заставила лечь на спину, пощупала живот и сказала: — Думаю, завтра-послезавтра можно будет прекратить впрыскивания. Дневной сон пока оставьте. Диета?
Коммерсант встал, чтобы привести костюм в порядок.
— Да он измучил меня этой диетой.
— Очень хорошо.
— Послушайте, — с надеждой обернулся Джейк, — нельзя ли мне хотя бы овсяной каши? Я уже готов застрелиться при одном взгляде на толокно!
— Теоретически… — без энтузиазма в голосе начала доктор Бэнкс.
— А практически? — перебил
— Практически — нет.
— Но почему? — коммерсант повернулся к ней. — Вы что, издеваетесь? Это месть? Чтобы наказать меня за мое поведение? Мелко, мисс Бэнкс!
— Никакого издевательства, — покачала головой доктор. — Просто мистер… я хочу сказать, ваша тетя, тоже смотрит на вещи с практической стороны. Никакой беды не случится, если вы съедите тарелку овсянки, это правда. Но вот если вы попросите в ресторане, чтобы вам подали каши — это существенная разница. Здешний персонал наверняка отнесется к вам сочувственно, и по своей доброте добавит вам в кашу мед, орехи, фрукты или варенье — а это неизбежно повлечет за собой неприятности. Придется вам потерпеть, мистер Саммерс.
— Ладно, — Саммерс вздохнул. — Знаете, доктор, почему я вам соврал?
Они встретились глазами.
— Я хотел посмотреть, что это из этого выйдет, — нахально сказал коммерсант.
Это была вторая пощечина за вечер.
— Ого, как вы разошлись в роли моей невесты! — заметил он.
— Я вошла в роль, — мрачно ответила доктор Бэнкс прежде, чем хлопнуть дверью.
Саммерс потер горевшую щеку и не без злорадства подумал о судьбе репортеров, карауливших в холле.
Глава тридцать шестая, в которой доктор Бэнкс объясняется с Д.Э. Саммерсом
— Хотите совет? — не отрываясь от газеты, произнес Фокс, когда подельник, как ни в чем ни бывало, вошел к нему в комнату.
— Не хочу.
— Обиделись?
— Нет. Что касается укола, я сам дурак, а что касается нее… — Саммерс сел в кресло. — Знаете, тетечка, меня всегда шокировали люди, которые бегают спрашивать совета, что им делать, к другу, подруге, маменьке, тетушке или дамскому Меркурию, и потом удивляются, что у них все рухнуло. Дело двоих должно остаться делом двоих.
— Я, кажется, вторгся в некие ваши планы?
Коммерсант пожал плечами.
— Что, думали, я позвал Маллоу от собственной беспомощности? Решили подстраховаться?
— Да, ведь я не видел вашего компаньона с того самого момента, как мы встретились в поезде, — немного растерянно отозвался из-за газеты Фокс. — Я и представить не мог, что из этого застенчивого юноши вырастет такая продувная бестия! Кстати, где он?
— Осматривается, — Саммерс помялся. — Как вы догадались про нее?
Фокс опустил газету.
— Друг мой, это было слишком очевидно. С самого первого дня вы слишком часто впадали в задумчивость — хотя горели искренним интересом к делу. Вы ни разу не отправили ни одного письма сверх того, что писали компаньону, а между тем, в вашей корзине для бумаг весьма часто попадались разорванные на мелкие клочки послания — хотя в них только и было, что одна-две строки, да и те тщательно замараны. Стало быть, даже обратиться к адресату представляло для вас проблему — это с вашим-то родом занятий! Вы слишком болезненно реагировали на безобидные вопросы, которые охотно поддержал бы всякий мужчина — будь он свободен и не испытывай поистине священного трепета перед своей дамой. И даже душевный мир юной барышни интересовал вас немного слишком. Un peu trop. Вот почему девочка привязалась к вам больше, чем вы того хотели — вы слушали ее искренне. Эдна Вандерер даже не подозревала, что на ее месте вы представляете другую юную особу.