Пять дней в Азкабане

Тупак Юпанки

— Я никому не скажу, — ровно отозвался Северус, не узнавая собственного глухого голоса.

— Вот и молодец, — улыбнулся дядя, натягивая плавки и накрываясь одеялом. — Ты ведь понимаешь, что это ничего не значит… Просто иногда хочется разрядки. Чуть чаще, чем хочется Изи. Не думай ничего плохого… Это всего лишь… Потребность организма… Такое желание…

Бормотание дяди становилось всё более неразборчивым, а потом и вовсе прекратилось, потому что теперь из его приоткрытого рта раздавался только тихий храп. Северус не стал развивать мысль о том, что разрядки хочется достичь дяде почему-то с молодыми мальчиками, а повернулся и тихо

улёгся, вновь накрываясь одеялом с головой, хоть ему и стало ещё жарче от того, что только что произошло. Испачканную руку он положил на край матраса как можно дальше от лица, чтобы не вдыхать мерзкий запах пота и спермы. Конечно, ему следовало сходить и вымыть руку, но он очень боялся разбудить дядю. Вдруг тому придут в голову ещё какие-нибудь менее безобидные идеи?

Северус так и не сомкнул глаз в ту ночь. Он пролежал до утра, потея под душным одеялом и едва сдерживаясь от того, чтобы заблевать весь матрас. Его трясло мелкой дрожью, слёзы по-прежнему скатывались на подушку, но даже вытереть их у него не было сил. При малейшем шорохе на кровати, он замирал и старался не дышать, моля всех известных богов о том, чтобы дядя не проснулся.

Как только в окно начало бить солнце и на кровати послышалось шевеление и тихое перешёптывание супругов, Северус вскочил с матраса и, не глядя по сторонам, ринулся из спальни в ванную. Он едва успел открыть крышку унитаза и упасть перед ним на колени, как его начало рвать вчерашним ужином. Из глаз брызнули слёзы, кажется, на длинные волосы попала блевота, но ему было уже всё равно. Его тело сотрясалось от истеричных рыданий, ощущения грязи и отвращения к самому себе. Ему казалось, что, сдери он с себя сейчас всю кожу, всё равно никогда не очистится от мерзости и позора, какими заклеймил его в эту ночь собственный дядя…

***

Северус проснулся оттого, что почувствовал внезапный ком, стремительно поднимающийся из желудка. Он успел только перевернуться на живот и приподняться на руках, прежде чем его начало рвать на пол выпитой накануне водой и желтоватой желчью. Желудок уже опустошил себя, а спазмы всё никак не прекращались. Северус хрипел и задыхался, царапая ногтями каменный пол. А потом всё прекратилось так же резко, как и началось.

Северус устало привалился спиной к стене и посмотрел на яркую тень от решётки окна на полу. Наступило утро…

Глава 3. День третий

Новый кусок хлеба и кружка с водой уже ждали его возле двери. Но после того, как его вывернуло наизнанку, Северус не рискнул засунуть в себя ни куска пищи. Хлеб не был чёрствым и даже выглядел вполне приемлемо, но Снейп ограничился только несколькими глотками воды.

Он попытался изгнать из памяти ту ужасную ночь, за которой последовало не менее ужасное утро, но чем больше он старался отрешиться от воспоминаний, тем ярче картинки вспыхивали у него в голове.

***

Когда он привёл себя в порядок, вымыл голову и спустился к завтраку, все взрослые уже сидели за столом. Хьюго о чём-то весело болтал с только что вернувшимся с работы отцом, как будто ничего не произошло.

— Доброе утро, — буркнул Северус и опустился на стул, стараясь не поднимать голову, чтобы не встретиться взглядом с дядей.

Весь завтрак он молчал, опустив глаза, и напряжённо думал о случившемся. Он пытался убедить себя в том, что, как и говорил дядя, это ничего не значит, но сам не верил собственным убеждениям. Он чувствовал себя по-прежнему грязным, использованным,

униженным. Как будто им вытерли испачканный пол, как старой тряпкой, а потом выкинули.

Он даже пытался оправдать дядю в собственных глазах. Ведь если разобраться, ничего страшного не случилось. Да и Хьюго был, в принципе, неплохим человеком. Но когда Северус осторожно поднял глаза и встретился взглядом с дядей, на лице того было написано такое самодовольное выражение, что Северус скривился и поспешно опустил голову. Нет, то, что заставил делать его ночью дядя, не было правильным, не было нормальным. Когда-то Северус думал, что подобные вещи должны возбуждать. По крайней мере, когда он мастурбировал сам, то получал от процесса удовольствие. Но минувшая ночь показала, что это может быть омерзительным и гадким в той же мере, в какой приятным и возбуждающим. Конечно, два человека, занимающихся сексом, должны испытывать удовольствие, но ночное происшествие никакого отношения к сексу не имело. Это было просто извращение.

И в этот момент Северус понял, что во-первых, ещё не скоро решится снова прикоснуться к собственному члену, чтобы доставить себе удовольствие, а во-вторых, он уже не был уверен, что сможет испытать удовольствие с кем-то в постели. Как и все развивающиеся в физическом плане мальчики, он, конечно же, думал и представлял себе в красках, как он будет заниматься с кем-то сексом. Но теперь перспектива оказаться в постели с другим человеком испугала его до дрожи. Потому что вряд ли он сможет забыть отвратительное ощущение ужаса и подкатывающей тошноты, которое он испытывал, двигая рукой по скользкому члену Хьюго.

Дурные мысли окончательно испортили аппетит, и Северус отодвинул от себя тарелку с яичницей.

Бэлстриджи уехали от Снейпов только к вечеру. Весь день Северус старался не показываться на глаза дяде. Однако, к счастью, Хьюго вёл себя благоразумно и ни единым словом или жестом не намекнул на то, что случилось ночью. Даже когда пришла пора прощаться, он только улыбнулся и кивнул Северусу, уже не делая попытки даже пожать ему руку. Снейп ответил ему пустым угрюмым взглядом.

***

Северус размял ноги и прислонился к стене, невольно усмехнувшись. Джеймс и не представлял, что значат для Северуса его приставания, когда зажал его на Астрономической башне в первый раз. Он, наверняка, даже не мог подумать, как болезненно Снейп воспримет прикосновения к себе другого мужчины, после того, что он пережил четыре года назад. Впрочем, сейчас уже поздно было об этом говорить. Эту преграду он преодолел. Но с тех самых пор Северуса не покидало ощущение грязи, поэтому даже в школе он принимал душ каждый вечер. Причём, самым последним, чтобы в душе никого не было.

Северус вздохнул и ещё немного побродил по камере. Внутри зарождалось чувство какой-то необъяснимой тревоги и тоски. Отчего-то стало больно. Снейп сам не заметил, как опустился на пол, уставившись пустым взглядом в каменную кладку. Глазам вдруг стало мокро. Он поднёс пыльные ладони к лицу и с удивлением обнаружил, что они стали влажными. Он не знал, почему плачет. Но остановиться не мог. Слёзы перестали течь только тогда, когда началась назойливая икота.

Тогда Северус упёрся затылком в холодный камень и прикрыл глаза. В отличие от вчерашнего дня, время отказалось бежать в заданном темпе. Медленно тянулись минуты, хоть у Северуса и не было часов. Несколько раз он вставал, чтобы посмотреть на небо. Но оно всё никак не темнело. Стало томно и душно.