Пять фарсов для любителей
Шрифт:
Энг. Ну пусть, ну пусть… Только ты меня сбила совершенно. Да…
О. П.Ложись.
Энг. (ложась).Ну лягу. Да. Так, Тонкохвостов мне говорил, что какой-то знаменитый социал-демократ даже книгу написал о революционной бацилле. Так вот ты и пойми Кризис в стране, недоедание: тут бацилле лафа — она в испорченных желудках и поселяется, и начинаются приступы бешенства, вот, как если бешеная собака укусит. Друг друга подзуживают. Более хронические больные называются агитаторами, а большие массы порывами этакими-то взбесятся, то опять немножко похолодеют.
О. П.И нет лекарства?
Энг. Строгость. Строгость во всех видах. Как душ, напр., для маньяков, так тут из пулеметика
О. П. (зевая).Хватит ли пулеметов то?
Энг. Еще закажут. Но, видишь ли, никак не удается хорошенько спрыснуть эту хворную сволочь. Там побрызжут, тут польют, а дурная трава опять растет. Действуют тут так называемой провокацией. Напр. скажем, в каком-нибудь городе скрыто тлеет болезнь. Чёрт ее знает, когда их прорвет? — Может быть в неудачный момент! Вот, если момент для лечения удобный — стараются вызвать болезненный кризис: запускают к ним несколько провокаторов. Провокаторы…
О. П.А ты думаешь они у нас все переломали?
Энг. Ни минуты не сомневаюсь.
О. П.Хоть и дачные вещи, а все рублей на 300 убытка.
Энг. Больше. Хорошо хоть деньги мы все увезли. А этот бедный Таубенблинд? Ведь у него большая семья. Семь дочерей невест.
О. П.Ну уж перезрели. Они бы может и рады, чтобы их немножко поизнасиловали.
Энг. Ну, что ты, младшая совсем молодая…
О. П.Лет тридцать, а старшей я значительно моложе. (Зевает).
Энг. Остались ли живы?
О. П.Наверное убежали. А, впрочем, может быть и убили их спьяну мужики.
Энг. Какой ужас. Это все евреи. Это они от себя погром отводят.
О. П.А как ты думаешь, нельзя ли было бы с революционерами такой договор учредить, чтобы ни они не громили, ни вы?
Энг. Т. е., как это — вы? Разве мы громим, разве мы убиваем? Громит простой народ, а убивают, и при том карая законопреступные деяния, — солдаты.
О. П.Неужто и от жены станешь запираться? Тот же Тонкохвостов за ужином говорил: «мы им закатим такой погром!»…
Энг. Ну да… Он врал… (пауза)Кто их там разберет этот департамент полиции? Болтают, а потом революционеры, не разбирая лица, и громят всех чиновников. Наш департамент, напр, совершенно безвредный департамент, но они и на нас злы. Вообще плохо и беспокойно в России. Договор… Вот хоть бы общественные деятели эти самые согласились… Все-таки вроде масла в кашу. Не так бы жутко было вместе. Хорохорятся. Почувствовали, что нужны, и сейчас условия ставить давай! Бедная страна! Бедная Россия. Либо уж прошлись бы по тебе огнем и мечом так, чтобы внуки твои за зады держались, либо уж нашли бы какого-нибудь самоотверженного земца или профессора что ли, который стал бы осторожно реформами подсахаривать. А то тянут, тянут власти… Исщипали народ, народ правительство исщипал… Жить трудно и страшно… Если бы у меня была хорошая охрана, лучше чем у покойного Вячеслава Константиновича, я бы не задумываясь пустил в ход строгость. Луженовских бы, Риманов, Меллеров распустил бы по всей России… Найдутся всегда… стреляй пожалуй! Тогда и насчет солдатиков нечего бы было опасаться, потому что, когда солдаты уже особачились бы, и их бы стали со всех сторон без разговоров кокошить, — тут бы уж они закрепились за лагерем порядка; уж он, солдат, для своих односельчан все равно как бы окаянный был: тут ему водки, песельников погорластей, марш забубенный, и наслаждайся, владей, пори, дери, ты — солдат, ты — власть! И этак с годик походили бы по России экспедиции, и взошла бы заря над обновленной землей. Я бы поехал в Монте-Карло, в рулетку играть, награжден бы был чинами, орденами. Миллион бы мне подарили… Высочайше… А там уж пожил бы… Француженок завел бы, блондинку и брюнетку… (испуганно шепчет)Тьфу, что я это… вслух рассуждаю. (Приподнявшись, сладко)Оленька, душечка, ты спишь?.. Спит… храпит… жирная какая, просто удивительно.
(В окно быстро и бесшумно проскальзывает Малецкий. В руках у него толстая палка).
Мал. (тихо).Небо и земля! неужели это истина? Неужели я увижу рядом с моей нимфой ужасного осквернителя? Ох, уж и отваляю же я их! И буду в своем праве, и по суду меня оправдают. Т-с!.. Тише, духи тьмы! Месть подкрадывается к преступнику Га! Мужчина… Несомненный мужчина на моей постели… Мужчина с бородой и лысиной. Она выбрала старика!! Запрем двери, чтобы она не убежала, пока я буду сокрушать кости её Фальстафу! (Подкрадывается к генералу).Спишь? Спишь, насладившись чужим достоянием?! Пусть же и я наслажусь местью: прийми кару неба! (Ударяет генерала палкой. Страшный крик, генерал бросается с постели и бегает по комнате. Проснувшаяся генеральша орет и визжит, вопли раздаются и за дверьми: это Поля и Стеша)Визжи, вой, плачь, реви, злодей, верещи и рыдай, обманщица, сам Вельзевул не спасет вас от моей палки. (Бегает за генералом и ударяет его еще раза два).
Энг. Убивают… Караул!..
О. П.Карраул!!.
Мал. Оррешь! ( Ударяет палкой генеральшу, которая падает в обморок).
Поля. (на улице)Ой, помогите, люди добрые! Ой громят, ой громят!
Мал. Чей голос слышу?
Энг. (на коленях)Пощадите, пощадите нас, г. революционер, или кто бы вы ни были… Мы старики, больные, слабые… Пощадите… Я хотя и действ. ст. советн., но я служу в совершенно безвредном департаменте…
Мал. Что слышу? Кто вы? Ваше имя?.
Энг. Я — Энгельшлиппе, а это моя жена.
Мал. Энгельшлиппе!.. Мавр — тебе остается умереть! ваше превосходительство, это ошибка, роковая, ужасная ошибка. Вашу жену я признал за свою, вас за её любовника. Ваше превосходительство, вот моя палка! бейте меня, бейте меня по голове, убейте до смерти. Я сейчас же напишу вам на визитной карточке расписку, чтобы в смерти моей никого не винили.
Энг. Как? Это вы? Это вы, сударь? И вы осмелились меня палкой. Нет с! Вас повесят, вас повесят. Ольгу Павловну палкой?.. Вы, вы, вы!..
Мал. О бейте, бейте… Как жалею, что нет у вас револьвера, чтобы расстрелять меня, как собаку
Энг. У меня есть револьвер, он у меня в экипаже, но я не стану стрелять в вас, не стану бить вас, я предам вас военно-полевому суду-с!
Мал. Жажду, жажду кары, она мне сладка будет, как Мармеладову, как Раскольникову.
(в деверь стучат все сильнее).
Голос на улице.Слышь, гремит? Это, брат, артиллерия едет.
(Слышен грохот быстро приближающийся орудий).
ЗАНАВЕС.
Беглый политик
Фарс в двух картинах
ЛИЦА:
Семен Семенович Турханов, пожилой, добродушный помещик, член партии к.-д.
Лидия Васильевна, его жена, молодящаяся дама сорока лет.
Юленька, их дочь. 17 лет.
Оскар Людвикович Смит, молодой человек лет 27.
Аннушка, горничная.
Егор, лакей.