Пять из шести
Шрифт:
– А их там это, думаешь, е-т?!
Я аж вздрогнул. Последний раз подобные слова от Еременко слышал, когда нас в горах огнем своей же артиллерии накрыло.
– Геннадий Викторович уже знает?
– Знает. Врач в кабинете отхаживает.
– Неужели ничего нельзя сделать?
– Если ты о пенсии, то это поправим. Через годик волна уляжется, вернем на службу, доработает до пенсии чьим-нибудь замом. А если ты про душу, то этого плевка с нее никто не сотрет.
Добавить к этому было нечего, и мы замолчали. Наконец Еременко сказал.
– У меня к тебе вопрос, Михаил Иванович, как ты смотришь на то, чтобы погодить с пенсией?
Зачем лукавить? Догадался я уже, зачем пригласил меня в свой кабинет генерал Еременко. Ответил честно:
– Служить рад, но не за счет товарища!
– Значит, будешь служить без радости! – отрезал Еременко. – Сейчас в кадры, потом принимай у Николаева управление.
Кожа кресла еще хранила тепло чужой задницы. Неприятное ощущение, особенно если зад этот принадлежит приятелю. Но Николаев, когда прощались, сам сказал: "Лучше уж ты, чем кто другой". Ну, так тому и быть! Жму кнопку, адъютант у Николаева хорош, но я бы предпочел своего, проверенного. Надо погутарить со Збруевым. Если ему все равно – махнемся хлопцами. Ну, а пока будем иметь того, кого имеем.
– Кто у нас отвечал за операцию "Латинское танго"?
– Подполковник…, извините, майор Максимов, товарищ генерал-лейтенант!
– Значит так! Материалы по операции и личное дело Максимова мне на стол немедля. Самого майора к пятнадцати ноль-ноль. Задание ясно?
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант!
– Выполняйте.
Ну-с, что у нас Максимов? В конторе чуть больше десяти лет. А попал он к нам… Опа-на! Хлопец из "задвиженцев". С таким тестем мог бы задвинуться куда и побогаче. Теперь понятно, почему его не уволили, а ограничились понижением в звании и отрешили от должности начальника отдела. Однако других грешков окромя тестиной руки за ним, вроде как, и не водится. Зато водится несколько удачно проведенных операций. Получается что и все награды, и подполковничьи погоны хлопец получил вполне заслужено. Чего ж он, если, выходит, не дурак, так с танцулькой-то обмишурился? Хотя, сочинил он это "Латинское танго" давненько, когда еще в капитанишках сопливых ходил. Видно и впрямь романтика в одном месте играла.
Майор Максимов
Ну, где, скажите, справедливость? Мало того, что с должности сняли и в звании понизили, так еще сослуживцы мне чуть ли не бойкот объявили. Обращаются только по службе. За ее пределами меня для них как бы ни существует. Даже дружок мой, майор Самохин, когда прижал я его к стенке, сказал: "А чего ты хотел? Из-за твоей гребаной операции начальству такого пендаля отвесили, что генералы еще долго сидеть не смогут. Ну и нам, кто пониже, тоже перепало, и, заметь, по тому же месту. Так что терпи. Сам знаешь: каков результат, такова и награда". Охренели они все что ли? Причем тут результат, если не было никакого результата? То есть, он, конечно, был, но промежуточный, не окончательный. Я пытался убедить в этом генерала Николаева, но старик собздел и операцию прикрыл. За что и поплатился. А обиду на меня затаил. Когда уходил, даже руки не подал. Всем подал, а мне нет. А все потому, что я для них как был "задвиженец" так им и остался. Ну, продвинул меня сюда тесть, не спорю. Так ведь когда это было? Я с тех пор это продвижение верой и правдой отработал. Службой не манкировал, от командировок не отказывался, дежурил по графику. Обидно, как есть обидно. Одна надежда, на нового начальника управления. Как вызовет меня, а он меня обязательно вызовет, так и выложу все как есть. Сологуб, говорят, мужик хоть и со странностями, но с головой и справедливость любит. Если он меня не поймет, тогда все, хана, надо искать другое место. Тесть уже намекал. Только ведь это дерьмо всю жизнь за мной таскаться будет.
Генерал Сологуб
Только что закончил изучать материалы по "Латинскому танго" и возникло у меня сомнение: а не рано ли эту операцию прикрыли? Тут как раз и Максимов нарисовался. Вошел ровно в пятнадцать, доложился, чин по чину. А что, офицер, как офицер. Форма по фигуре и выправка соответствует. А что скован маленько, так у него обстоятельства.
– Присаживайтесь, товарищ майор и доложите все, что можете доложить по операции "Латинское танго".
Майор Максимов
Доклад начальству вещь, право, скучная. Пусть казенные речи Сологуб слушает, а вам я расскажу все, то же самое, но другими словами.
Началась эта история как раз в конце второго миллениума. Я тогда только-только удачно женился. Под словом "удачно" я подразумеваю брак – для меня второй – с очень красивой девушкой, с которой мы по-прежнему души друг в друге нечаем, а не "мохнатую" лапу ее отца. Хотя тогда, не скрою, эта лапа меня сильно поддержала. Вернее, не столько поддержала меня, сколько сохранила наш с Ларисой брак. Не уверен, что Ларочка была бы со мной столь же счастлива вдали от Москвы, куда я непременно бы отправился, не похлопочи за меня тесть.
Впервые, в Конторе я появился в новеньких о четырех маленьких звездочках погонах, с небольшим – правда, тогда я так не считал – опытом оперативной работы и непомерными амбициями. Благодаря им, я в конце концов оказался в архиве, куда не в меру ретивый капитан был сослан на время: дабы сам охолонился, и другие от него отдохнули. Дело о "золоте Колчака" попалось мне в руки толи на второй, толи на третий день вынужденного заточения. К этому времени оно настолько обросло бумагами, что занимало три увесистых тома. Я читал их как приключенческий роман. Чего там только не было: отвага и трусость, доблесть и предательство, была даже любовь, которая, правда, закончилась весьма трагически, а так же много-много крови – и не крупицы золота. Дело напоминало место преступления, затоптанное толпой зевак, после которых взять след уже не представляется возможным. В чем и расписались десятки моих предшественников, раз за разом отправляя дело в архив. Но я-то считал себя гением сыска, и на свою беду единственный раз в жизни оказался прав. Во что в конечном итоге вылилась моя правота, вы уже знаете. Но все по порядку. Где-то в конце второго тома мне попалась справка, составленная одним их моих предшественников, в которой говорилось, что некоторые старожилы города Култук рассказывали об угоне со станции в конце января 1920 года тремя белогвардейскими офицерами паровоза и четырех вагонов, предположительно с колчаковским золотом. С этого места показания свидетелей разняться. Одни утверждают, что поезд ушел в сторону станции Слюдянка, другие – в сторону станции Маритуй. В ходе оперативно-розыскных действий полученная информация подтверждена не была. По сути это был даже не документ, поскольку основывалась справка исключительно на домыслах скучающих стариков. Но фраза о трех белогвардейских офицерах и золоте показалась мне знакомой. Весь остаток дня я вспоминал: где я мог подобное слышать или читать? И вспомнил-таки!
В то время я увлекся сбором информации о Белом движении. Как-то попалась мне в руки книжка воспоминаний одного каппелевского офицера, в которой он упоминал, что после захоронения гроба Каппеля в Харбине осенью 1920 года стал свидетелем ссоры, которая произошла между его приятелем и тремя другими офицерами. Приятель мемуариста был изрядно пьян, обвинял тех троих в скаредности, кричал, что они угнали эшелон с золотом, а ему не хотят дать денег взаймы. Автор мемуаров извинился тогда за своего приятеля и с помощью других офицеров увел скандалиста, благодаря чему ссора продолжения не имела. И еще мне помнилось, что в мемуарах указываются звания и фамилии всех участников ссоры. Придя домой, я нашел книжку и принялся ее листать. Так и есть! Скандал затеял подполковник Серов, а обвинения были высказаны в адрес капитана Рощина, есаула Егорова и капитана Вяземского. Я отложил книжку в сторону и задумался: а что если три упомянутых в мемуарах офицера это те самые, что угнали со станции Култук вагоны с золотом? И я решил выяснить, как сложилась судьба трех каппелевских офицеров после 1920 года. След капитана Рощина оборвался сразу: никаких упоминаний о его дальнейшей жизни мне обнаружить не удалось. Есаул Егоров вскоре после событий описанных в мемуарах вернулся в Россию на территорию занятую в то время войсками атамана Семенова, где его след так же затерялся. А вот с капитаном Вяземским мне повезло больше (или не повезло, если смотреть на вещи сегодняшним взглядом). Из Харбина он направился прямиков в США, но долго там не задержался, уехал в Южную Америку, где нашел окончательное пристанище в республике Рагвай. Теперь там живут его прямые потомки, и, как мне удалось выяснить, весьма неплохо живут. Не легло ли в основу их благополучия "золото Колчака"? Я не мог пока обратиться к руководству Конторы с просьбой выяснить это по нашим каналам, поэтому обратился к тестю, у которого были крепкие связи в МИДе. Тот отнесся к моей просьбе без понимания, но обещал помочь. Вскоре у меня на руках оказалась бумага без признаков ведомственной принадлежности, из которой явствовало, что весь достаток семьи Вяземских имеет чисто рагвайское происхождение. Впору было бы закрыть мой частный сыск, если бы на этом бумага и закончилась. Но в ней имелось продолжение, в котором упоминалось о существовании некой таинственной шкатулки, некогда принадлежавшей тому самому капитану Вяземскому и о странном завещании, которое он касательно этой шкатулки оставил. Это была уже ниточка, на дальнем конце которой вполне могли оказаться четыре вагона с золотом. Свои соображения я изложил в рапорте, который положил на стол начальнику своего отдела. Полковник прочел бумагу, после чего посмотрел на меня с явным сочувствием. "Моя вина, – сказал он. – Совсем, видно, забило тебе мозги архивной пылью, коли ты в кладоискатели решил податься. Давай поступим так: бумагу эту твою рвем, и ты возвращаешься к оперативной работе". Полковник у меня на глазах разорвал мой рапорт, после чего сказал весьма доброжелательным тоном: "Ну, чего встал? Иди, работай". Я продолжал стоять на месте. Радость на лице полковника сменилась недоумением. "Тебе чего-то не ясно?" – спросил он. – "Товарищ полковник! – сказал я решительным тоном. – Разрешите подать повторный рапорт на имя начальника управления". Лицо полковника стало совсем печальным. "Запретить я этого тебе не могу, пиши, – потом добавил. – Видит бог, я хотел как лучше, но видно судьба у тебя такая. Свободен" – "Мне в отдел? – уточнил я. – "В архив", – буркнул полковник и склонился над бумагами давая понять, что разговор окончен.
К начальнику управления меня вызвали уже через три дня. Моложавый генерал, поблескивая новенькими погонами, приказал мне повторить все то, что я изложил в рапорте. Я повторил то, о чем написал, и то, что на бумагу не вместилось, тоже добавил. Генерал слушал внимательно, изредка задавая уточняющие вопросы. В конце спросил: "О какой сумме может идти речь?" Я понял, что он имеет в виду. Подсчеты возможной стоимости увезенного каппелевцами золота я сделал заранее, поэтому ответил сразу: "По приблизительным подсчетам не менее 150 миллионов рублей".
Откуда берется ветер в голове молодых капитанов понять можно, а вот как он попадает в голову новоиспеченных генералов, понять гораздо сложнее. Или это новенькие погоны делают их обладателей на время романтиками? Так или иначе, но операция под кодовым названием "Латинское танго" стала первой самостоятельной операцией в моей карьере. По иронии судьбы она же может поставить на этой карьере жирный крест.
А ведь "Латинское танго" могло заглохнуть еще в самом начале. Время шло, а я никак не мог придумать ход, который поможет нам со временем гарантированно завладеть шкатулкой. Старшие товарищи спрашивали меня: "Чего ты так суетишься. По завещанию, когда можно будет вскрыть шкатулку?" – "Десятого октября 2010 года" – "А сейчас, какой на дворе год?" – "2000-ый" – "Ну и заморозь начало операции на десять лет" – "А потом что?" – "А потом что-нибудь придумаешь", – пожимали плечами старшие товарищи. Сейчас-то я понимаю, что они давали мне дельный совет. Способов добраться до содержимого шкатулки после того, как она покинет банковскую ячейку, действительно существует много. Но тогда мне казалось правильным внедрить в окружение Сергея Сергеевича Вяземского – он являлся на тот момент хранителем шкатулки – нашего агента заранее. "И что он там будет все эти годы делать?" – спрашивали меня старшие товарищи. "Исполнять роль нашего резидента, – неуверенно отвечал я. – Ведь у нас нет в Рагвае резидента?" На этом месте слова у старших товарищей обычно кончались, и они начинали крутить пальцем у виска, видимо, для того, чтобы что-то подправить у себя в мозгу. Впрочем, все прекрасно понимали истинную подоплеку моих стараний. "Латинское танго" была первой и единственной на тот момент операцией, где я числился руководителем. Это хоть как-то тешило мое самолюбие, тем более что в других операциях мне отводили крайне незначительные роли. Вот и в операции… – вот ведь, запамятовал ее кодовое название, зато хорошо помню, что какой-то хохмач нарек ее "Буря в пустыне" – мне досталась скромная роль "третьего стражника во втором ряду". Блистала же в ней Машенька Остроухова.