Пять капель смерти
Шрифт:
— Прошу пояснить.
— Раса, сестра Мьедоварофф…
— Не замечали у Расы или Елены особых знаков на теле? Скажем, татуировку звезды вот здесь, чуть ниже шеи.
Санже покачал головой:
— Нет. У Раса бил открити платье. Совсьем чиста кожа. Елена носиль высоки воротник. Всьегда.
— Когда вы потеряли паспорт?
— О! Ви об этом знать? Я не терял, меня украли…
Ванзаров протянул сморщенный документ. Санже принял его и выразил огромную благодарность:
— Это стидна: дипломат терять паспорт! Ви меня спасай!
— У вас в паспорте не было важных документов или фотографий?
— О ньет! Спасиба! —
Глядя на его страдания, Лебедев воззвал к человеколюбию: больного надо отправлять домой. Ванзаров не возражал. Ждать бесполезно. Госпожа Медоварова не явится. Вызвав Джуранского, он поручил доставить дипломата по любому адресу. За счет сыскной полиции.
У объекта филерского наблюдения Ласка оказалась красивая фамилия. Надо проверить по паспортному столу, но, скорее всего, это фальшивка. И госпожа Лёхина назвалась чужим и странным именем Раса. Точная причина отсутствия Медоваровой неизвестна. Однако филеры доложили, что к ресторану подъехала, а потом долго стояла пролетка с закрытым верхом. Как будто кто-то наблюдал за входом. Когда они попытались проверить, пролетка сбежала в ночь. Кто в ней находился, узнать не удалось. Скорее всего, Медоварова заметила слежку и скрылась окончательно. Ехать в «Сан-Ремо» бесполезно. Такие опытные дамы, как Медоварова и Лёхина, наверняка там больше не появятся.
Размышлял над этим Ванзаров уже дома. В тишине мирно отбивали время настенные часы. Племянницы спали в детской, Софья Петровна, высказав все, что думает о сыскной полиции вообще и ночных возвращениях кузена в частности, тоже легла. Даже Глафира угомонилась и дремала на своих полатях на кухне.
В доме не спал только Ванзаров. Он запахнулся в халат и устроился в гостиной, не зажигая настольной лампы. Сидеть за рабочим столом совершенно не хотелось.
В глубине квартиры часы отбили четверть первого. И в этот момент оглушительно зазвенел телефон. Он бросился к аппарату и дернул с крючка рожок.
— Ванзаров слушает! — прошипел в воронку амбушюра.
Где-то на том конце щелкнуло.
— Слушай меня внимательно… — произнес сдавленный голос.
— Кто говорит?
— Ты больше не прикоснешься к тому, что не имеешь права знать…
— Не понимаю, о чем вы.
— Прекрати поиски, или неотвратимое возмездие падет на тебя и твою семью.
Невидимка умел хорошо маскироваться. Так говорить мог кто угодно: хоть Бадмаев, хоть дворник Пережигин. Говорили через тряпку.
— Я ничего не понимаю. Кто вы?
— Берегись. Погибнут твои жена и дети. Ты получил предупреждение.
— Подождите…
Трубка замолчала.
Странно, что преступник не знал важной мелочи: у Ванзарова не было жены и детей.
ЗАГАДОЧНЫЙ ТРУП
Вчера на Шлиссельбургском проспекте и на Охте разнеслась весть о найденном трупе мужчины на поле военного стрельбища, что на правом берегу Невы за Киновиевским монастырским кладбищем. Действительно, в первом часу дня компания каких-то рабочих, отправившаяся на военное поле погулять, хотела расположиться у канавки. Вдруг все почувствовали трупный запах. Заглянув в канаву, рабочие увидели там труп какого-то человека. Немедленно на место происшествия прибыли чины полиции. При осмотре трупа на нем были найдены рассеченная рана на темени и резаная глубокая рана на левой стороне
Приглашенный врач нашел, что труп пролежал в канаве с осени. Судя по одежде и найденным у покойного в карманах вещам, он принадлежал к рабочему классу.
Покойному на вид не более 20 лет, он шатен, волосы коротко острижены, бороды и усов нет, одет в триковое черное полупальто, красную с крапинками рубашку и длинные с голенищами сапоги. В карманах найдены: головная щеточка, столовый нож без черенка, два цинковых свистка, небольшой машинный ключ для отвертывания гаек, два листа отрывного календаря на 23 и 24 сентября и два коротких с пряжками ремешка.
Труп покойного находится в покойницкой Киновиевского кладбища.
Ванзаров уверял нас с Лебедевым, что после звонка спокойно лег спать. И проснулся как обычно, от стука маятника, пробившего восемь. Как было на самом деле, не могу сказать наверняка. У него никогда не знаешь, что думает. А тем более говорит. Он уверял, что был совершенно спокоен за сестру с племянницами. И желание поднять на ноги сыскную полицию или устроить повальный обыск в городе, проверяя все гостиницы, меблированные комнаты и квартиры при трактирах, вовсе его не одолевало. Как знать. Поверил ему на слово.
Ванзаров вошел в столовую как раз в тот момент, когда Софья Петровна занялась воспитанием дочек. Рассердившись не на шутку, она схватила близняшек и потащила к стульям. Малышки затихли, надули губки и жалобно оглядывались на доброго дядюшку, умоляя о защите от суровой матери и ненавистной утренней каши. По румяным щечкам текли слезинки. Связываться с сестрой Ванзаров не рискнул. Кажется, она не слышала ночного звонка — что уже неплохо.
Едва уселся во главе стола, едва взялся за чашку с утренним чаем, как в дверь позвонили.
День для меня был памятным. С утра пораньше получил приказ явиться в Управление сыскной полиции. Рассчитывал, что за поимку мужиков, ограбивших замерзшего, получу денежную премию не меньше ста рублей, как у нас полагалось, и заслуженный выходной. Очень он мне был нужен. Потому как намерился подвести черту под холостой жизнью. До смерти надоело бобылить, пора обрести семейный статус.
Поднимаюсь на этаж сыскной и воображаю радужные картины служебного поощрения. А после — нежный прием у дочери купца второй гильдии Настасьи Осиной. Встречи с ней продолжались у меня полгода, хоть и под присмотром ее маменьки. Последний месяц хаживал в дом как жених. Отец Настеньки, Павел Петрович, имел мануфактурную лавку, стабильный доход и обеспечил дочке хорошее приданое. Скажу по правде: в брак по любви я верю, но материальные возможности невесты со счетов не скидывал. Родители ее согласны: иметь родственника в полиции удобно. И так и эдак уже намекали: пора бы, Афанасий, сделать предложение. В тот день как раз собрался предложить Насте все, что у меня было, а именно руку и сердце. Скопить больше на полицейской службе не удалось.