Пять капель смерти
Шрифт:
— Вас никто не заставлял.
— Попробовали бы заставить!.. Хоть с толком провел бессонную ночь. Это значительно интересней, чем пить шампанское и волочиться за юбками, да. В мои-то годы…
Лебедев явно напрашивался на комплимент. Ванзаров протянул мятую фотокарточку:
— Проверить бы по картотеке антропометрического бюро.
Взглянув на групповой портрет, Лебедев обрадовался:
— Это же тот полугосподин, которого я имел честь препарировать. А вот эта — просто редкая красавица, руки домиком держит, надо же. Хотя я с такой роман крутить не стал бы. Что-то есть в ней опасное. Кто она?
— Вскоре
— Интересная женщина… Да и эти, что ручки растопырили, тоже ничего. Кто они?
— Вскоре узнаем, — повторил Ванзаров.
— А владелец гарема?
— Профессор Окунёв. Читал мне лекции по древнеримской литературе.
— Собрались отомстить ему за студенческие мучения? Хитро!
— Удалось что-нибудь выяснить? — спросил Ванзаров.
Из хаоса появилась пробирка, наполненная белым порошком.
— А как же! При помощи новейшего метода хроматографии. Заметьте, разработан нашим отечественным ученым Михаилом Цветом, добрейшим человеком и уникальным ботаником. Господин Цвет придумал использовать трубочку с мелом для разделения пигментов зеленого листа. А я приспособил хроматографию для криминалистики. Про это изобретение у нас мало кто знает, но я предрекаю ему грандиозное будущее.
— Так что же нашли? — напомнил Ванзаров.
Лебедев выудил мятую бумажку и сказал:
— Это надо слушать стоя. Ну, вы и так стоите… Извините, сесть некуда… Итак, жидкость из желудка господина Наливайного — смесь молока, меда и мочи животного, возможно, коровы. Есть подозрение, что бедняга употреблял коктейль регулярно.
— Как лекарство?
— Скорее как стимулирующее или возбуждающее средство. В его положении это резонно. С душевными муками надо как-то бороться.
— Замена морфия?
— Вполне возможно. Используя оптическую методику Александра Пеля по определению растительных ядов…
— Нашли какой-нибудь яд? — перебил Ванзаров.
— Яда не нашел, — Аполлон Григорьевич нагло ухмыльнулся. — Зато обнаружил кое-что другое. В состав жидкости входит вытяжка из Amanita muscaria.
— Я в ботанике не силен.
— Всеми любимый мухомор. Присутствие этого грибочка многое объясняет. Знаете, в сибирских деревнях мухоморы едят сырыми.
— От голода?
— Для поднятия настроения. Мухомор богат микотропиновыми кислотами, вызывающими галлюцинации. Это грибок быстрее китайского опия приведет в мир грез и фантазий. Но чтобы им отравиться, надо очень постараться. Но это еще не все!
— Ну, порадуйте, — согласился Ванзаров.
— Я обнаружил следы Cannabis.
— Поганка, что ли?
— Конопля.
— При чем здесь конопля? Из нее веревки делают.
Лебедев победоносно улыбнулся:
— В Англии с середины прошлого века конопля вошла в лечебные справочники фармакологии. Южноамериканские индейцы еще в доколумбовы времена сушили ее, набивали в трубки и курили с большим эффектом для фантазии. Но убить коноплей невозможно. Вывод: отсутствие отравления доказано научно.
Помолчав, Ванзаров сказал:
— Получается, дело можно закрыть.
— Как показало вскрытие, насильственной смерти нет. А раз так, то нет и дела. Несчастный случай, не более. Двунастие не является преступлением. С точки зрения законодательства господин Наливайный будет признан обычным мужчиной.
Действительно, по закону Российской империи с точки зрения наследственного права Ивана неизбежно надо было признать или мужчиной, или женщиной. Если бы ему было что наследовать.
Ванзаров попал пальцами во что-то липкое и брезгливо отдернул руку.
— Аполлон Григорьевич, скажите честно: считаете, что он тихо скончался?
— Нет, его убили. Причем изощренно, — ответил Лебедев. — Но мое мнение к делу не пришьешь. Ну, закрываем дельце?
— Совсем наоборот.
— Чудесно! Очень меня занимает одна деталька. В состав смеси входит некое вещество, которое я выделил в чистом виде, но не смог определить. Думаю, очень редкое органическое соединение. Скорее всего, очень ядовитое. Скажите спасибо хроматографии гениального Цвета.
Характер великого криминалиста иногда любил преподнести сюрприз. Побороть это было невозможно. Только смириться и терпеть. Все равно пользы от него намного больше.
— А что ваша хренотография говорит насчет подштанников жертвы? — спросил Ванзаров с невинной физиономией. — Есть ли какие-нибудь зацепки?
Лебедев легкомысленно отмахнулся:
— Обычное нательное белье, не совсем свежее, правда.
— А что… — начал было Ванзаров, но тут его перебили:
— Хватит науки. Поехали, познакомлю с забавным стариканом. Только, чтобы его разговорить, надо применить вот это… — Лебедев протянул портсигар: — Вспоминайте уроки курения.
Вспоминать Ванзарову не хотелось. Пагубная страсть могла и вернуться.
— Это необходимо?
— Как ловить сома на воробья: чудак обожает карты и сигарный дым. Не бойтесь, я вам своих не положил. Здесь гаванские легкие. Буду поблизости, в курительной. Если не справитесь, примчусь на выручку.
От портсигара пахло ароматно сладким. Совсем не так, как от беспощадных никарагуанских сигарок.
Барона фон Шуттенбаха в Английском клубе предпочитали не замечать. Каждый любитель колоды находил партнера. Но только не барон. Все знали: играть с ним — дурная примета. Если выигрывал, что случалось крайне редко, то у всех партнеров начинались денежные проблемы. Если проигрывал фон Шуттенбах, на игроков обрушивались домашние беды: домочадцы ломали ноги, искра из печи поджигала дом или теща давилась косточкой.
Жуткую репутацию безобидный картежник заработал неумеренным увлечением спиритизмом и болтовней о своих успехах в магии и колдовстве. Поползли слухи, что в полнолуние в окнах его дома видели языки зеленого пламени, а самые отчаянные клялись, что наблюдали, как в ночь на Ивана Купалу барон в голом виде вылетал на метле из печной трубы и носился по Невскому проспекту.
Фон Шуттенбах так долго поддерживал вокруг своей персоны таинственность, что однажды обнаружил: никто не хочет с ним играть. Члены клуба избегали его как прокаженного. С бароном не хотели не то что банчок расписать, но и влегкую поставить на карточку. В последнее время жажду игры он утолял с новичками, впервые переступавшими порог Английского клуба. Дурная слава имела один положительный результат: уберегла от полного разорения. Фон Шуттенбах практически был нищ и анонимно распродавал фамильные драгоценности. Но игра требовала новых жертв.