Пять капель смерти
Шрифт:
Ванзаров остановился, смотрит мне в глаза так, как только он умеет, и говорит:
— Легендарную сому не видели несколько тысячелетий. В России нет компонентов для ее изготовления. А нам нужно найти реальную убийцу, госпожу Лёхину. И давайте на этом закончим.
Приказ есть приказ. Рот на замок. Как раз дошли до того дома, у которого купеческую дочку нашли. Ванзаров кругами походил, да только все уже затоптано. Приказал дворника разыскать. Дело-то несложное. Иду во двор, беру за шкирку детину, что вокруг валенок снег задумчиво разгоняет, тащу на улицу. Ванзаров спрашивает: как звать? Тот бурчит себе под нос. С первого взгляда ясно: мужик хитрый и трусливый. Будет запираться.
— Как службу несешь, Аким? — Ванзаров спрашивает.
— Как полагается, вашбродь… — дворник ему.
— Вечером вчера что делал?
— Как полагается, ворота запер в девятом часу, а поутру в седьмом открыл.
— Кто приходил в дом?
— Так ведь… Жильцы. Посторонних не было.
— А барышню, что в снегу нашел?
— Никак не было… Вот вам крест…
— Никогда не видел и так хорошо запомнил. Что-то темнишь, братец…
Дворник сжал, насупился, но характер держит:
— Никак нет, вашбродь, впервые видел…
— Пьешь? — Ванзаров ему.
— Не положено, — говорит Аким, а сам валенки разглядывает. — Только по праздникам.
— Вчера пил?
— Не положено…
— Нехорошо, Аким, полиции врать. Придется тебя в участок отвести, пусть с тобой пристав разбирается.
Аким отшатнулся, да только на меня попал.
— Да что же такое, господин хороший, — совсем дворник перепугался. — За что же в участок?
— За что? Говоришь, ворота закрыл? Всю ночь снег шел, так? Так. Вот и выходит, Аким: у тебя ворота открыты, а перед ними сугроб намело. Разве такое возможно? Не запер ты ворот, забыл или спать завалился.
Тут дворник принялся лапой глаза растирать, дескать, слезу пустил. Хитрый змей.
— Ну был грех, вашбродь, каюсь… Уснул вчера как убитый. Но только в рот и капли не брал, вот вам крест…
— Это меня не интересует, — говорит Ванзаров, да так строго, что и мне страшновато стало. — Ты, Аким, это прокурору рассказывать будешь…
— Зачем же прокурору, вашбродь… — дворник чуть слышно.
— Затем, что погубил барышню, раздел ее и бросил в снегу помирать. Думал, никто не узнает, а тебя видели… Все, собирайся…
На что привык к фокусам начальника, но и я маленько растерялся. Дворник как стоял, так на колени и бухнулся:
— Вашбродь… Не погубите!.. Невиновен… Был грех, выпил, но чтоб девицу погубить… Не было такого, вот вам крест!.. Да разве ж я… Да что вы… Да и видел ее первый раз!.. Не виноватый я!
Испугался Аким по делу. И не самого ареста. Понимает, что потеряет место. В арестантской участка могут продержать «до выяснения» хоть месяц, домовладелец найдет нового дворника, и конец. Куда Акиму деваться? Где еще деревенскому мужику дадут такую хорошую работу. Дворник — человек уважаемый. Рыдает он уже взаправду. Ванзаров на него смотрит и говорит:
— Невиновен? Как же она в одной рогожке на улице оказалась? Только из твоего дома могла выйти. У кого была вчера вечером?
— Не видал я ее… — плачет Аким. — Соврал вам… В трактир пошел чаю выкушать, а как вернулся, скосило так, что и без ног свалился! В этом повинен… А ни в чем другом!..
Ванзаров известную фотокарточку достает, дворнику показывает:
— Кого из этих господ видел или знаешь?
Аким всхлипывает, слезы размазывает, но старается.
— Никого не знаю…
— А эту… — Ванзаров ему на Толоконкину указывает.
— Ни в жисть не видал!.. Не виноватый я…
— А этого? — в Наливайного пальцем тыкает.
— Никогда не видел… Не погубите, вашбродь…
— Иди работай, — говорит Ванзаров как ни в чем не бывало. — Весь двор снегом завален.
Аким такому счастью сперва не поверил, так и стоит на коленях, глазами хлопает. Я ему тихонько говорю: иди уже. Он вскочил, поклоны отвесил и как припустит. Только его и видели.
Признаюсь, Николай, сцена эта произвела на меня гнетущее впечатление. Не мог поверить, что Родион Георгиевич так измывался над несчастным. К тому же невиновным. Могу понять, когда негодяя угостить кулаком на допросе. Но зачем же так унижать публично? Разве такое скажешь? Стою молча, жду дальнейших приказаний. Он словно почувствовал мое состояние, говорит:
— Вам, ротмистр, не понравилось то, что я сделал. И вы совершенно правы. Это было отвратительно. Должен перед вами извиниться. К сожалению, на ласку и добродушие у нас с вами нет времени.
— Но не так же, — говорю.
— Иногда надо и так, — резко мне отвечает. — Подумайте: барышня среди ночи, раздетая, оказывается на улице. Откуда она могла идти, чтобы ее никто не заметил? Только из этого дома или двух ближайших.
Соглашаюсь нехотя.
— Раз так, то как она могла выйти, чтобы дворник ее не заметил? Или он ворота забыл запереть, или сам в этом деле замешан. Вот и все.
Что тут скажешь? Тяжко на душе, а приходится согласиться.
— Почему же Аким Толоконкину на снимке не узнал? — спрашиваю.
— Потому что видел ее уже в снегу, — отвечает Ванзаров. — Если бы узнал, тогда пришлось бы им заняться вплотную. Интересно другое: он не узнал никого из наших персонажей. На что я рассчитывал.
— Это же логично, — говорю.
— Нет, ротмистр, не логично. Совсем наоборот. Очень интересно.
— Почему же…
— Потом объясню. Заглянем лучше в соседний дом, ротмистр. Навестим ваших героических филеров. Как с ними закончим, прошу вас проверить всех барышень на фамилию Окунёва, что можно найти в столице. Займитесь в первую очередь.
— Так точно…
Я, конечно, понимаю, что для пользы дела порой надо применять особые приемы, но осадок на душе остался. Не по-кавалерийски это как-то. Честное слово…
Подходим к соседней подворотне, не успели осмотреться, как из-под земли вырастает сам Курочкин:
— Рад приветствовать, господин Ванзаров!.. Честь имею, ротмистр!
Старший филер, а сам на посту. Уникальная личность. Начал службу в полиции где-то в начале девяностых, слыл любимым учеником Евстратия Медникова, знаменитого создателя русской школы филерского искусства. Начинал он рядовым филером, но быстро выдвинулся благодаря исключительной пронырливости и сообразительности. И прямо-таки звериному чутью. Фигура у него высокая и худющая, должна привлекать внимание. Но Афанасий славился умением становиться невидимкой. Как ему это удавалось, понять не могу. Помощников подбирал таких же — хватких да ловких.