Пять капель смерти
Шрифт:
Как сказал, так у меня внутри все похолодело. Это какую же холеру на свою шею повесил. Все, теперь замучают проверками. Скажут: как же ты, пристав, не углядел, что у тебя дипломат иностранной державы в снегу голяком спит? Плохо ты, пристав, за участком следишь. Надо тебя куда подальше отправить. И ведь отправят. Сделают во всем виноватым, это у нас умеют.
В общем, натерпелся я, Николаша, тогда страху. Думал, совсем пропал: турнут с должности, и поминай как звали. И все из-за этих «самоварок» проклятых. Такая неприятность.
Ванзаров
— Что вам угодно?
— Это квартира секретаря американской миссии господина Санже?
— Именно так. Однако хозяина нынче нет дома. А вы…
— А вы его камердинер?
— Дворецкий. Так что вам угодно?
— В котором часу господин Санже вчера ушел из дома?
Дворецкий не был расположен сообщать подробности первому встречному. Ванзаров представился и даже показал зеленую книжечку Департамента полиции. Но и это не тронуло верного слугу.
— У мистера Санже дипломатический иммунитет, его не может задерживать или допрашивать полиция, — ответил он, демонстрируя хорошую осведомленность в международной политике.
— Я не собираюсь его допрашивать. Я спросил: когда он ушел из дома? — пояснил Ванзаров.
— Хорошо, я отвечу. Мистер Санже ушел из дома в девятом часу.
— Вас не беспокоит, что его до сих пор нет?
— Мистер Санже взрослый мужчина, который может за себя постоять. У него дипломатический иммунитет.
Дворецкому нравилось это сочетание. Словно и он имел к важному и значительному свое маленькое дворецкое отношение.
— Вам известно, с кем у господина Санже была назначена встреча? — спросил Ванзаров.
— А вы уверены, что имеете право задавать такие вопросы? Дипломатический…
— Уверен. Господина Санже нашли сегодня утром на улице мертвым…
Русский дворецкий перенял выдержку английских коллег. Он только приподнял бровь, ничем более не выразив удивления, зато распахнул дверь, предложив войти.
— Ваша фамилия Ванзаров? — спросил он. — В таком случае для вас оставлено сообщение. Можете подождать в гостиной.
Дворецкий удалился бесшумно.
У Санже оказался хороший вкус. В обстановке гостиной не чувствовалось вызывающей роскоши: состоятельный человек со стабильным доходом. Вместо безделушек и пейзажиков, какими хозяйки любят украшать семейное гнездышко, на стенах красовались фотографии с боксерских рингов. Снимки покрывали стену плотным ковром. Одна фотография вызвала интерес.
Это был снимок последней победы англичанина на декабрьском турнире: Санже в окружении поклонников. За спиной боксера был виден улыбающийся Окунёв. Выходит, профессор в редкие минуты отдыха посещал спортивные состязания. Рядом с боксером стояла дама, лицо которой было удивительно знакомо, и более того: дама как две капли воды была похожа на Ивана Наливайного.
Появившись как привидение, слуга протянул письмо на серебряном подносе.
— Мистер Санже,
— Господин Санже захватил с собой саквояж или портфель?
— Мистер Санже отбыл в обычном вечернем наряде.
— Фрак?
— Именно так.
— У него есть халат белого шелка?
Дворецкий презрительно скривился:
— Мистер Санже не носит халаты белого шелка. Он джентльмен.
— Вы уверены?
— Я лично убрал домашний костюм в шкаф.
Ванзаров больше не задерживал слугу и вскрыл письмо. У Санже был резкий, твердый почерк. Русские буквы он выводил старательно:
«Дорогой господин Ванзаров!
Моя болезнь, вызванная сомой, к сожалению, прогрессирует. Последние часы мне помогало средство Вашего друга, доктора Лебедева, но и его лекарство перестает действовать. Я понимаю, что дни мои сочтены, но так хотелось бы наказать виновника моих страданий. Было бы проще всего, если бы я мог указать Вам адрес, где проживает Елена Медоварова. Но она не дала мне ни одного шанса. Зато вчера вызвала на встречу. Я уже хотел дать Вам знать, но она перехитрила меня: когда я вышел из дома, она уже ждала с извозчиком. Быть может, она что-то подозревает. Мы поехали в какой-то ресторан на краю города, долго кружили, я совсем перестал ориентироваться. Там она взяла отдельный кабинет и стала спрашивать о пентакле. Что было полной неожиданностью. У меня историческое образование, но я не занимался символикой глубоко. Познания мои в этом вопросе поверхностны. О чем я ей и сказал. Она рассмеялась и сказала, что это сущие пустяки. Цель нашей встречи в другом.
Теперь я должен сделать отступление. Сегодня утром мне телефонировал клерк из Петербургского частного коммерческого банка. Он сообщил, что в десять утра к ним пришла некая особа и предъявила чек на всю сумму, хранящуюся на моем счете, т. е. на пятьдесят три тысячи рублей. Клерк решил проверить чек лишь потому, что является поклонником моего боксерского таланта. По его словам, чек настоящий, как и моя подпись. Я попросил клерка задержать выдачу денег до завтрашнего утра. Ради нашей спортивной дружбы он согласился, хотя дама очень настаивала. Когда я спросил, как она выглядит, клерк не смог ее описать: лицо дамы скрывала черная вуаль.
Теперь, господин Ванзаров, должен кое в чем признаться. Во время нашего разговора я постеснялся упомянуть о том, что Елена показала мне не только подписанное мной согласие работать на русскую разведку, но и чек, в котором моей рукой была написана сумма и поставлена личная подпись. Елена обещала, что предъявит этот чек к оплате только в том случае, если я ослушаюсь ее приказаний или сообщу в русскую полицию. Я полагал, что она никогда не пойдет на такую низость. Но, видимо, я ошибся. Елена исполнила свою угрозу. Умоляю Вас, господин Ванзаров, спасти мои деньги, не ради меня, а ради моей семьи, которой должны остаться после меня хотя бы эти крохи.